Андрей Сеченых - Эхолетие

– Отлично, мы успели, товарищ генерал, вот он, – капитан Прудников сидел за рулем и кивнул в сторону спускающегося по ступенькам Самойлова. Полчаса назад он успел встретить своего непосредственного начальника в аэропорту и четко доложил ему о результатах командировки. Капитан умолчал лишь о знакомстве с Крутовым и событиях сегодняшнего дня, отметив только, что их группа продолжала скрыто наблюдать за Нелюбиным и сегодня стала свидетелем аварии со смертельным исходом объекта. Генерал еще в самолете был полон мрачных мыслей, пытаясь найти правильное решение в непростой ситуации, а уже на выходе из аэропорта посветлел лицом и пришел в хорошее расположение духа.

– Ясно, значит, я напрасно прилетел сюда в свой выходной. Надо теперь посмотреть, когда ближайший рейс обратно, – сказал он, улыбаясь, – Молодцом, капитан, хорошая работа. Кстати, а где этот вундеркинд? Хотел бы пообщаться с ним. Такие люди нам нужны.

Лёшка подошел к машине и первым увидел Прудникова. Тот взглянул на Самойлова и, заметив невеселое настроение парня, чуть нахмурился и спросил:

– Всё в порядке?

– Лучше не бывает.

Открылась задняя дверь машины, и из нее вышел полноватый мужчина в солидном возрасте. На нем были светло-серое пальто и каракулевая шапка, которую он держал в руке. Редкие светлые волосы сохранили следы расчески, а гладко выбритое лицо и розовые щеки заранее предупреждали о достоинствах их владельца и его авторитете. Он не спеша обогнул спереди машину и приблизился. Генерал был невысокого роста, чуть выше Лёшкиного плеча. Светло-голубые глаза внимательно смотрели на Самойлова. Прудников чуть дернулся корпусом:

– Товарищ генерал, это Алексей Самойлов. Лёша, это генерал Лебедев, знакомьтесь, пожалуйста.

– Так вот ты какой, Самойлов, – генерал протянул руку, – мне капитан тут про тебя чудеса рассказывал. Оперативно работаешь, молодцом, нам такие всегда нужны.

– Здравствуйте, – Лёшка пожал небольшую и немного влажную генеральскую ладонь, – чудеса в сказках, товарищ генерал, а мне просто повезло. Хотя нет, соврал. Чудо то, что я, обычный житель Лисецка, жму руку московскому генералу.

– Молодец, – Лебедев широко улыбнулся, явно польщенный, – у меня уже скоро самолет. Хотел с тобой кое-что обсудить, – он встал с ним рядом и доверительно взял Лёшку под руку, – Ну, во-первых, всё, что ты накопал по поводу Нелюбина, сам понимаешь, должно быть строго конфиденциально. Я улечу, а у тебя потом капитан подписку о неразглашении отберет.

– Не доверяете, значит? – улыбнулся Самойлов.

Генерал нахмурил брови и странно посмотрел на Лешку, потом оглянулся на Прудникова и долго подбирал ответ на простой в общем-то вопрос:

– Ну почему, не доверяем? Просто так положено. Традиция, так сказать. И ты об этом не забудешь, когда будешь общаться с посторонними. Это ответственность… м-да.

– А у капитана вы тоже подписку отберете? – Лешка никак не мог угомониться.

– А с него-то зачем? – удивился генерал, – он свой, проверенный.

– Вот я и говорю, что мне нет такого доверия, как Прудникову.

Генерал тихо рассмеялся, достал платок и протер им свои ладони.

– Да, не просто с тобой, Самойлов. У меня к тебе есть предложение, – он с заметным облегчением отошел от скользкой темы доверия, – а давай-ка перебирайся к нам. Нам умные люди нужны. Будешь Родине служить, вон начнешь у Прудникова. Он тебя многому научит, – при этих словах капитан поежился и, словно конь, начал переступать с ноги на ногу. – Потом пойдешь учиться. У нас есть специализированные школы, ну а потом к нам, в кадры. Настоящая мужская работа. Все тебя бояться будут, – рассмеялся генерал.

– Пугалом, значит, работать? – Лёшка улыбался, но смотрел прямо в голубые глаза.

Генерал перестал смеяться и кашлянул в кулак.

– Неправильно, Самойлов, там лучшие люди . а ты пугалом их называешь. Я что, по-твоему, похож на пугало? – он снова неожиданно рассмеялся, понимая, что на пугало он точно не похож. – Ну, что скажешь, Алексей?

Неожиданно заморосил дождь, мелкий, по-весеннему, теплый. К остановке, находящейся в ста метрах от больницы медленно подруливал автобус.

– Да, согласен, товарищ генерал, шутка дурацкая. Знаете, я боюсь, не справлюсь. У вас же там лучшие люди, а у меня недостатков, как у собаки блох. Да и потом, мне скоро колхозное право сдавать надо. А в следующем семестре мы примемся за совхозное право, – Лёшка поднял воротник у куртки, – товарищ генерал, вы садились бы в машину, а то, не дай Бог, промокните и простудитесь. Обидно получится – приехали к нам в город всего на час и заболели.

Лёшка повернулся к Прудникову и крепко пожал ему руку:

– Удачи, капитан, береги себя.

– Это ты себя береги, – он ответил на рукопожатие и на секунду прислонился плечом к его плечу.

– Желаю здравствовать, товарищ генерал. – Лёшка шутливо приложил ладонь к бровям и побежал к автобусу.

Генерал проводил его взглядом, увидел, что Самойлов успел-таки добежать, и растерянно спросил у Прудникова:

– Я так и не понял, согласился ли он или отказался? Какое там колхозное право, он что, издевается над нами?

– Я тоже не понял, товарищ генерал, – капитан едва заметно улыбнулся, – но в том, что вам лучше сесть в машину, он точно прав. Дождь усиливается. Да, товарищ генерал, я рапорт сегодня напишу и по прибытию сразу вам передам.

– Какой рапорт? – Лебедев недоуменно поднял брови.

– Ну как, рапорт об итогах расследования, о незаконной деятельности Нелюбина.

– Ты здоров, капитан? Не было никакой деятельности, ничего не было, да и Нелюбина тоже не было. Была авария, но ты же не гаишник, чтобы ее описывать. Я прав? Отлично потрудился, капитан, – генерал с улыбкой похлопал по мокрой куртке Прудникова. Похлопал и тут же, досадливо морщась, полез за платком в карман.

Обычно четкий в своих действиях и словах, капитан Владимир Прудников посмотрел на капли дождя, скопившиеся на висках лысеющей головы своего начальника, совершенно безразлично пожал широкими плечами, с грустью посмотрел вслед уходящему автобусу и молча сел за руль машины.

– Так, ну наконец-то всё семейство в сборе, – в палату вошел врач в белом халате, застегнутом на все пуговицы, и представился, – Ковтун Станислав Исаакович.

Он подошел к кровати, внимательно изучил глаза Поля, достал из кармана молоточек, перевернул его вверх ногами и поводил в разные сторон, вверх и вниз, и попросил, чтобы Поль не отрывал от него взгляда. Потом попросил зажмуриться, потом широко улыбнуться. Провел молоточком по предплечьям больного и остался доволен результатом обследования.

– Ну что, мамаша, не волнуйтесь. Всё страшное позади. Ваш сын скоро окончательно восстановится, но пару недель ему все равно придется провести под нашим наблюдением. К тому же ему необходимо прокапать витамины бэ шесть, бэ двенадцать, обязательно магнезию. В домашних условиях это будет проблематично. Так что придется потерпеть, герой, – врач дружески положил руку на плечо Поля и успокаивающе улыбнулся.

– Спасибо вам, доктор, – поблагодарила Катрин.

– Да я-то здесь ничего практически не сделал. Процедура стандартная. Вам не меня, вам его друга благодарить надо. Если бы он вовремя не перевязал и «скорую» не вызвал, вот тогда дело могло еще неизвестно, чем закончиться.

Бартенев сидел в изголовье кровати, держал внука за руку, и внимательно наблюдал за манипуляциями врача с молоточком из нержавеющий стали. Он радостно заулыбался, услышав о том, что дела Поля идут в гору. Но когда Ковтун произнес слова про друга, которого надо благодарить, Владимир Андреевич вздрогнул, сжал в руке плеер и повел головой по сторонам в поисках того, кто давно уже ушел. Вдруг он резко вскочил на ноги и, не обращая внимания на удивленные взгляды, выбежал из палаты. Люди с опаской уступали дорогу ненормальному старику в белом халате, несущемуся по больничным коридорам со всех ног. Полы халата развивались, а проводок от плеера с наушниками на конце болтался за его спиной. «Поблагодарить… только бы успеть…». Он, задыхаясь, выбежал на крыльцо, но там уже никого не было. Серый «жигуленок», моргнув стоп-сигналами, повернул направо и выехал на проспект. С неба посыпались крупные капли дождя. Сердце Бартенева гулко стучало в груди, легкие со свистом жадно хватали воздух. Он вернулся под навес входной двери, прислонился к стене и надел наушники. Бархатной хрипотцой зазвучал саксофон. Он рассказывал о синем небе, солнце и вечной любви. Бартенев закрыл глаза и на несколько секунд вспомнил удивительного человека, который метеором ворвался в его жизнь и так же быстро исчез из нее. Он стоял и слушал мелодию, а в складки морщин под глазами снова неожиданно просочилась соленая влага…

Лёшка забежал домой, быстро переоделся, достал несколько фотографий, что-то написал на половине тетрадного листа, запечатал всё в конверт и надписал на нем адрес. Потом встал, вытряхнул все содержимое из сумки и, пробежавшись по квартире, сложил в нее умывальные принадлежности, комплект белья и катушку черных ниток с вставленной в них швейной иголкой. В карман положил оставшиеся, после подарка Полю, тридцать пять рублей, уже спокойным шагом прошел еще раз по квартире, провел рукой по книжным полкам, вытащил из ровных рядов одну – «Мастера и Маргариту» и, улыбнувшись, бережно положил ее в сумку. Лёшка подергал легкий, не более двух килограммов, кожаный аксессуар за ремень и подумал о том, как немного надо человеку для жизни. Дождь всё усиливался. Лёшка двигался по улице перебежками, стараясь не намокнуть под весенними струями. Он добежал до почтового ящика, опустил в него письмо и скрылся за стеклянными дверями автовокзала. Через час он уже ехал на междугороднем автобусе, а еще через три часа вошел в заброшенную квартиру Маслюкова. Скинул куртку, нашел тряпку, протер ею замшелый линолеум на кухне и вытащил из сумки продукты, которые успел купить в магазине.