Андрей Ильин - Криминальный отдел

— Как вы насчет показаний? — поинтересовался Грибов. — А то на все другое у него аллергия.

— Не дождетесь!

— Хозяин барин, — пожал плечами Григорьев, — не очень-то и хотелось.

Поднял пистолет. И выстрелил. Пуля прошла рядом с головой банкира. Совсем рядом. Так что волосы на макушке колыхнула.

— Ты смотри, промахнулся! — удивился Григорьев. — Всего-то сантиметра на два. Видно, давно не практиковался…

И завалил пистолет на уровень глаз банкира. И взглянул на него сквозь прорезь прицела. С ненавистью. С ненаигранной ненавистью. С вполне конкретной ненавистью.

И банкир понял, что он способен выстрелить. И что выстрелит обязательно…

— Ну так как насчет показаний? — спросил Грибов.

— Дайте бумагу и ручку. Григорьев с видимым сожалением опустил пистолет.

— Только ты все подробно опиши. Что делал, что думал, куда деньги спрятал. И обязательно добавь что-нибудь о левых банковских счетах, о мафии и о взятках высокопоставленным чиновникам.

— А это еще зачем? Это к делу не относится.

— А это для нас лично. Чтобы ты на суде вдруг от своих показаний отказаться не надумал. Чтобы мы, если ты такое учудишь, их кому надо показали. И уж тогда тебе точно из камеры живым не выбраться. У этих ребят судопроизводство убыстренное. По всей территории России.

— Ну как там? — спросил Григорьев Грибова, просматривающего показания банкира.

— Отлично. В том смысле, что отличный почерк у подследственного. Я всегда о таком мечтал. Еще с тех пор, как мне по чистописанию двойки ставили.

— А содержание?

— Содержание хуже. Без особого прилежания. Но тоже ничего. Как говорится — на безрыбье…

— Тогда я собираюсь?

— Собирайся.

— Вставай, — приказал Григорьев банкиру и рывком, так что у того клацнули зубы, приподнял его на ноги. — Хватит отдыхать. Я тебя не нанялся волоком таскать…

Но встать банкиру на свои ноги не пришлось. Потому что визиты в дом вооруженных людей завершены еще не были…

— Руки! — гаркнул ворвавшийся в комнату боец в милицейском камуфляже и маске с прорезями для глаз.

— Смотри-ка. Подоспели. К шапочному разбору, — удивился Григорьев. — Вы с какого отделения?

— Руки! — еще раз скомандовал не расположенный к беседам боец и передернул затвор автомата.

— Да ладно ты, не нервничай так, — попытался успокоить его Григорьев и поднял руки.

Банкир кулем свалился обратно на пол.

— Руки на стол! — последовала новая команда.

— Опять? Опять на стол? Я там уже был! — возмутился Григорьев.

Но боец его не дослушал. Боец ударил его по спине прикладом.

— Ох! — сказал Григорьев и навалился грудью на стол. Рядом лег Грибов.

— Мы работники милиции. Где ваш командир? Я доложу ему о превышении вами полномочий… — начал было Грибов.

— Молчать! Где деньги? — гаркнул боец.

— Мать моя! И этот туда же, — ахнул Грибов.

— Где деньги? — повторил боец вопрос и приставил дуло автомата к голове банкира. — Куда ты дел деньги?

А этот-то откуда о деньгах знает? И о том, у кого ими интересоваться?

— Говори! — крикнул боец и ударил банкира дулом автомата в висок. Так, что у того по лицу поползла кровь. — Где деньги? Последний раз спрашиваю!

— Там. В машине. В двух кварталах отсюда, — ответил банкир.

— Где в машине?

— Под правым сиденьем.

— Если соврал, вернусь и пристрелю, — пригрозил боец.

И вытащил целую охапку браслетов.

— Руки! — скомандовал он. — Все. Или стреляю. Вы мне мертвые даже более предпочтительны, чем связанные.

Все — и милиционеры, и бандиты — с готовностью протянули свои руки навстречу кандалам.

Боец пристегнул их друг к другу. И всех — к батарее центрального отопления.

— Три часа из дома не выходить! — предупредил он.

— Разве только с батареей. Для тепла, — огрызнулся Грибов.

— Поговоришь у меня, — пригрозил боец и быстро развернулся и выбежал из комнаты.

— Ну ты гля, первый раз в одной связке с мусорами. Кому сказать… — удивился Лекарь.

— Ты его знаешь? Знаешь, кто это? Кто это был? — быстро спросил Грибов банкира.

— Знаю. Начальник безопасности.

— Какой такой безопасности?

— Нашей безопасности. Начальник службы безопасности нашего банка.

— Молодец. Хорошо службу несет, — похвалил Грибов.

— Только отчего он сам с автоматом бегает? Если начальник? — удивился Григорьев.

— А он не для банка бегает. Он для себя бегает, — усмехнулся банкир.

— Как для себя?

— Так же… Так же, как я.

— То есть?

— То есть он забрал деньги, которые я забрал у банка.

— Ясно. Вор у вора дубинку украл! Что, у него тоже тяжелое материальное положение? Ему тоже денег на школьные обеды сыну не хватает?

— Денег всегда не хватает

— И куда он с ними?

— С такими — хоть куда. Хоть на край света.

Адрес был назван точно — край света. Значит, куда-то туда, где шелестят на ветру вечнозеленые пальмы, шумит прибой и шоколадные мулатки готовы разделить с вами поздний холостяцкий ужин. И где не спрашивают о происхождении ваших миллионов. А просто уважают за их наличие.

— Сделал он нас. Всех, — подвел итог Грибов. — Этот, — кивнул он на банкира, — таскал ему каштаны из огня, а мы их остужали, чтобы он руки не обжег. Он и не обжег.

— Любители побеждают. Любители всегда побеждают. Когда профессионалы ссорятся, — философски заметил Григорьев. И подмигнул пристегнутому против него Лекарю.

— А разве это не ваши? — удивился младший бандит.

— Я тоже думал, наши. А оказалось — не наши, — показал на браслеты Григорьев. — Оказались его…

Все замолчали. Сидя милым, плотным кружком. Как крутящие блюдце и желающие услышать потустороннее мнение спириты.

И сидели так несколько минут. Пока Григорьев не попытался найти выход из создавшегося дурацкого положения.

— Вот что, ребята, — сказал он, — вам все равно сидеть. Хоть так, хоть так. А я устал. Мне домой пора.

Есть у кого булавка?

— Зачем?

— Затем.

— Булавка есть. Но только если для всех, — поставил условие Лекарь. — Если только для вас — то нет.

— Тебя же все равно посадят, даже если я тебя сейчас отпущу, — сказал Григорьев.

— А это не твоя забота. Твоя — булавку использовать. Которая у меня есть.

— Черт с тобой. Давай свою булавку. Не ждать же мне здесь, пока миллионы долларов из рук уходят.

Григорьев взял булавку и сунул ее острие в замок ближайшего браслета. И через несколько минут отстегнул одну половинку.

— Дерьмовые наручники ваш банк покупает, — сказал он банкиру.

Во дворе послышался шум приближающихся машин. И голоса. И осторожный топот по лестнице.

— Вы никому больше о ваших долларах не говорили? — на всякий случай спросил банкира Грибов.

Но тот отвечать не стал. Отвернулся.

На лестницах воцарилась тишина. Минутная. Которая тут же взорвалась звоном, скрежетом, грохотом, уставными и нецензурными командами.

В одну и ту же секунду, в окна и в двери, высаживая стекла и доски, ввалился взвод бойцов в бронежилетах с автоматами на изготовку.

— Руки! — заорали спецназовцы. — Руки на стол!

— Опять?!!

— Мы не можем на стол. У нас браслеты, — попытался возразить Григорьев.

Но его не слушали. Всю связку подняли, перевернули и уронили мордами в уже хорошо изученный стол.

— Мужики, я тут уже лежал…

— Молчать!

И тут же сильный удар по спине. И по уху.

— Да вы что такое творите? Чтоб вас! Мы такие же, как вы. Мы же из органов.

— Начальство разберется, кто откуда. А пока — всем молчать!

И еще одна серия ударов по чему ни попадя. И завершающий удар сапогом в подреберье.

— Ты уж лучше молчи. Эти шуток не понимают…

Спецназовцы споро осмотрели помещение. И карманы задержанных. И бросили на пол четыре пистолета.

— Где другие члены банды? — спросил командир группы захвата. — Где оружие, наркотики и другие запрещенные законом предметы? Где, я вас спрашиваю?..

— Эй, мужик, ты что, меня не узнал? — обрадовался Григорьев, услышав знакомый, обращавшийся к нему не далее чем месяц назад голос. — Это же я. Это я тебя тогда на учениях обезвреживал. В вагоне. Ну ты же меня должен помнить…

Командир подошел ближе. И внимательно всмотрелся в подставленное под свет лицо.

— Ну, — дружелюбно улыбнулся Григорьев, — узнал? Это я тогда…

— За этим смотреть особо! — приказал командир. — Это такая сволочь… Если попытается бежать — пресекать на месте…

Вот тебе и коллеги…

Начальник службы безопасности рассчитал все правильно. Еще тогда, когда впервые заговорили про миллион долларов. И тем более тогда, когда ставку удвоили.