Фридрих Незнанский - Интервью под прицелом

— Вас Алексеем зовут?

— Да, Алексей Жигулев.

— Вы работаете, учитесь?

— Учусь в школе еще. Осенью в одиннадцатый пойду.

— Скажите, вы уверены, что на платформе Матвеевской вы видели именно этого человека?

— Абсолютно уверен. Я его хорошо рассмотрел. И не забыл, потому что ассоциация возникла: шрам мне фильм напомнил. «Место встречи…». Про бандитов. А тут он деда старого под электричку и толкнул.

— Что вы на это скажете, Владимир Викторович? — поднимала брови Светлана Перова.

— А что скажу? Скажу, что фильм на юношу чрезмерное впечатление произвел. Никого я не толкал. Если и задел в толпе кого, то без злого умысла. А про «деда» вообще ничего не знаю. Вошел спокойно в вагон. Тут пробежал машинист вдоль поезда (говорят, плохо кому-то стало), разогнал всех по местам — и тронулись…

— Назовите себя, пожалуйста.

— Лапкина Ирина Львовна.

— Кем и где вы работаете?

— Медицинской сестрой в Пироговской больнице.

— При каких обстоятельствах вы встречали этого человека?

— Да только один раз я и видала его. В больнице у нас. Где ж еще?

— А почему запомнили-то?

— Так я дежурила, как обычно. А он в неположенное время по коридору прошел. Я его еще окликнуть пыталась, а он и не слышал будто.

— А потом?

— Свернул за угол и вышел на лестничную клетку. Там у нас лестница…

— Вы кому-нибудь сообщили?

— А что сообщать-то? Он в халате был. Думала, может, врач из соседнего отделения.

— А почему же он запомнился.

— Так говорю же. Поздно было. Уже народ разошелся. Да и шрам приметный…

Корневич снова веселился:

— Я не с подушкой в руке разгуливал?

И объяснял Перовой:

— Заходил я в больницу. Врача искал. Сердце пошаливает в последнее время. Но, как уже сказано было, опоздал. Все разошлись уже.

— А зачем по коридорам ходили, если врачей не было?

— А это не я сам хотел — нужда, простите, заставила. В туалет захотелось, не обессудьте за интимную подробность, вот и рыскал в поисках. Я там даже пациентку одну напугал, кажется. В дамскую уборную едва не вломился. А тут эта старушенция. Она, часом, не померла? А то вы и ее на меня решите повесить. С вас станется…

Казалось бы, под давлением неопровержимых улик подозреваемый неминуемо должен был расколоться. Но Корневич и не думал сознаваться в содеянном.

Да, ему предъявили обвинение в убийстве. И во втором. А теперь и покушение на третье шьют. Но на самом деле-то прямых доказательств против него у следствия не было. Оружия они не нашли и вряд ли найдут. Ну видеокамеру обнаружат, косвенно подтверждающую слова журналистки, — так у нас снимать праздники никто не запрещал. А пленки нет. Не получилась запись. Бывает. Ну опознали его другие свидетели, да, его видели на месте преступлений, но за руку же никто не поймал! В больнице он оказался совершенно случайно. Говорил же: хотел узнать, когда врач принимает, но передумал. Время было позднее. И в лес за грибами ездил. Так вон сколько народу-то ездило! Всех сажать будете? Кого-то толкал? Упаси боже! Он даже не видел, что происходило на перроне. Старик чуть под поезд не упал? Так дело житейское: пожилой, погода жаркая, голова закружилась. Подростки же детективов насмотрелись. Поменьше перед телевизором штаны просиживать надо…

Турецкий собрал совещание, на которое пригласил также военного следователя Пиявкина. Требовалось решить — каким образом заставить Корневича говорить. Нет, конечно, он не отмалчивался, однако и в совершении убийств признаваться не спешил.

— Анатолий! — обратился Турецкий к Пиявкину. — А что у нас рассказывает генерал-майор Красников?

— Да ничего нового, Александр Борисович! Говорит, что сдавал заброшенные ангары в аренду, о производстве лекарственных препаратов вместо их утилизации он и знать не знает. Финансово-отчетные документы по аренде предъявил, но там значатся какие-то копейки, наверняка имеется и черная касса. Продолжаем работать.

Рюрик Елагин подал идею:

— А если у генерал-майора поспрашивать, кто непосредственно курировал данные объекты? Он же с удовольствием за это схватится и начнет валить все на подчиненных — вот и будет повод Корневича зацепить.

Идея Рюрика оказалась не только интересной, но и вполне продуктивной.

Через два дня Светлана Перова зачитала Владимиру Корневичу несколько цитат из показаний Красникова.

— Видите, Владимир Викторович! Генерал-майор утверждает, что данный ангар курировали именно вы, а не просто замещали полковника Власенко во время его болезни. Оказывается, и при Власенко ответственность за этот объект была на вас. Как вы сможете это объяснить?

— Генерал-майор ошибается! — ответил Корневич. Сказать, что его начальник врет, он все же не смог, офицерская этика ему не позволяла так отзываться о генерале.

— Допустим, что в этом вопросе Красников и ошибся. Но как вы объясните тот факт, что генерал-майор Красников в своих показаниях утверждает: именно вы были инициатором заключения договора с фирмой «Параллакс» и именно вы познакомили его с Анастасией Сергеевной Тоцкой… А?

Корневич молчал и внешне оставался совершенно безмятежным, однако он был в бешенстве. Такие откровения генерала он расценивал как предательство. Давнего своего знакомства с семейством Тоцких он и не думал скрывать, это было бы слишком наивно. Но в вопросах аренды фирмой «Параллакс» военных объектов он предпочитал оставаться в стороне. Просто совпадение, мол, что Тоцкая имеет договорные отношения с той военной частью, где служит и приятель ее сына Германа. То, что Олег Петрович Красников с такой легкостью и без особой необходимости сдал его и даже представил как инициатора, — в корне меняло дело. А предательство соратнику прощать нельзя. Это тоже был один из пунктиков моральных правил офицера. Ну что же? Умирать, так с музыкой!

— Владимир Викторович, — окликнула его Светлана, — вы будете говорить?

— Да, — вдруг широко улыбнулся Корневич. Он представил себе, какие лица будут у его подельников, когда их призовут к ответу.

Светлана Перова удовлетворенно кивнула головой:

— Итак. В каких отношениях вы состояли с Тоцкой Анастасией Сергеевной?..

Бывалый следователь Светлана Перова надеялась услышать правдивый ответ о взаимовыгодных денежных отношениях между Тоцкой и офицером — и только. Однако Корневич признался не только в этом. Решив говорить, он не стал увиливать, а, наоборот, начал рассказывать все в подробностях и красках.

С Анастасией Сергеевной Тоцкой его связывали давние любовные отношения, правда, это не мешало Тоцкой иметь в любовниках и генерала Красникова, и других высоких ее покровителей.

Корневич говорил, не прерываясь, будто боялся передумать. Он показал, что получает деньги непосредственно от Анастасии Тоцкой, и не только за то, что покрывает дела ее фирмы на территории военной части, но также она дает ему довольно весомые суммы в качестве оплаты мелких поручений частного характера. Одним из таких поручений была передача наличных средств генерал-майору Красникову, и реальные цифры сильно отличались от тех финансовых документов, которые Красников предъявил военному следователю Пиявкину.

Также Владимир признался, что именно от Анастасии Сергеевны через ее сына Германа поступила просьба ликвидировать ветерана Великой Отечественной войны полковника Голобродского.

Светлану в этих откровениях шокировало именно словечко «ликвидировать», как Корневич называл совершенное им убийство. Владимир, чья психика была явно покорежена участием в двух чеченских кампаниях, вовсе не считал себя преступником или убийцей, он всего лишь был военным, исполнявшим приказы своего командования. И плевать, что теперь командовала им взбалмошная дамочка, жадная до больших грязных денег и сомнительных удовольствий. Приказано «ликвидировать» старика — боевой офицер приказы не обсуждает. Приказано замести следы и имитировать парочку несчастных случаев для устранения ненужных свидетелей — также не обсуждается…

Поддельный испанский кинжал, кстати, действительно оказался ни при чем: смертельный удар Голобродскому был нанесен обыкновенной заточкой. Воспользовавшись суматохой около упавшего ветерана — пока окружающие еще не поняли, что на их глазах произошло убийство, а думали, что старик попросту плохо себя почувствовал, — убийце удалось совершенно спокойно уйти незамеченным. В соседнем переулке Корневича ждала оставленная машина, на которой он и уехал; орудие убийства выкинул в Москву-реку с моста — место может указать.

— Как вы узнали, что Голобродский будет давать интервью телевизионщикам?

— Об этом мне ничего не было известно. Я просто следил за стариком несколько дней, знакомясь с местами, где он бывает, снимал их на камеру для себя. Дома пересматривал, думал, выбирал. И тогда — с самого утра, когда Голобродский вышел из дома, — я отправился за ним, выжидая удобного момента для ликвидации.