Фридрих Незнанский - Возьми удар на себя

Саше вдруг смертельно захотелось прямо сейчас, немедленно очутиться дома. И чтоб Нинка там обязательно была, а не моталась по каким-то неведомым подружкам… И чтоб Ириша, как все последние дни, сидела за компьютером над своими умными и где-то даже заумными, но, кажется, и впрямь полезными текстами, серьезно и мило хмурясь, в каком-нибудь уютном халатике, коих у нее великое множество. И чтоб из кухни тянуло обворожительным запахом уже почти готового ужина, и чтоб…

Он посмотрел на часы: до конца рабочего дня оставалось каких-то пятнадцать минут. Так уж получилось, что в последние дни Саша уходил с работы вовремя, как какой-нибудь записной бюрократ… Может, и правда взять положенные после командировки отгулы? Вот бы Иринка обрадовалась…

Тепло на улице все-таки не было. Александр Борисович, покинув свое родное «присутственное место», некоторое время постоял на крыльце, вдыхая отдающий ледком воздух, после чего направился к служебной стоянке, где стоял его «Пежо-406» вполне, с точки зрения хозяина, пристойного темно-синего цвета. В отличие от большинства московских транспортных средств, заводился он при любой температуре — максимум со второго раза. Тем не менее это свое приобретение признать до конца удачным Турецкий почему-то не мог…

Именно почему-то, поскольку, спроси его кто более конкретно, что именно не устраивает в этом красавце, ответить Саша вряд ли бы сумел. Не скажешь же, что просто-напросто не хватает какого-то внутреннего уюта, когда оказываешься за рулем?..

Через десять минут автомобиль покинул стоянку и понемногу влился в оказавшийся не таким плотным, как предполагал Турецкий, поток машин. Очевидно, часть автолюбителей решила все-таки выждать, не рисковать своими «колесами». Вот и хорошо!

Домой он возвращался всегда одной и той же дорогой: маршрут был выбран как самый рациональный еще несколько лет назад, и на всем его протяжении Александр Борисович давно уже управлял своим транспортным средством почти автоматически. Так, автоматически после второго светофора, попадавшегося по пути, не спеша перестраивался в правый ряд: между этим светофором и следующим очень удобно, прямо у обочины, стоял табачный киоск, в котором всегда имелись его любимые сигареты.

Потихоньку прижимаясь к бордюру тротуара, он вдруг понял, что впервые за все дни после возвращения из Электродольска что-то тихонько насвистывает…

Все-таки удивительное существо — человек… Нет, дело не в бесчувственности или, упаси бог, жестокости… Кто это так удачно сказал, что людская душа не может долго жить на пепелище, что она обязательно начнет что-нибудь строить на нем заново?..

Вспомнить, кто именно высказал эту мысль, Александр Борисович Турецкий так и не успел. Точно так же не успел он услышать и звона треснувшего и осыпавшегося в мгновение ока стекла правой, пассажирской дверцы, увидеть стремительно летевшего на него, сверкающего багровыми стоп-сигналами темного бампера чужой машины: почти непереносимая боль, обрушившаяся с внезапностью молнии, скрутила в мгновение ока, швырнула его в огненно-алую бездонную воронку, и ослепительная вспышка положила конец этой боли, уступившей место тьме и тишине…

Синий «пежо» дрогнул, дернулся и, словно нехотя, впечатался-таки в чужой бампер, лишь после этого заглохнув и замерев на месте. И спустя несколько секунд над улицей раздался истошный женский крик: «Уби-л-и!.. Уби-и-и-ли-и-и!.. Я видела, видела, уби-л-и!..»

Ирина Генриховна Турецкая перечитала последнюю набранную ею фразу дважды и, удовлетворенно кивнув, поставила точку, завершавшую очередную главу ее будущего диплома.

Сладко потянувшись, она выключила компьютер и после этого посмотрела на часы: пора приступать к приготовлению ужина, Саша в последнее время приходит домой вовремя. Правда, той радости, которую она испытывала бы по данному поводу еще месяц назад, Ирина сейчас не ощущала. Уж лучше бы задерживался до полуночи, чем бродить по дому с потерянным видом. На ее памяти подобное случалось с ним уже не раз, и она прекрасно понимала: самое лучшее сейчас — Саню не трогать… То есть не лезть с утешительными разговорами, не стараться отвлечь какими-нибудь культурно-оздоровительными мероприятиями и уж конечно не обременять семейными проблемами, которые, если хорошенько поискать, всегда найдутся!

Сейчас рядом с ним надо просто жить. Изо дня в день. До тех пор пока тяжелейший осадок от дела Кожевникова не растворится сам по себе: в том, что такой момент настанет, она, зная своего мужа, не сомневалась ни секунды.

Ирина Генриховна еще раз глянула на часы и заторопилась: надо срочно ставить мясо в духовку, чтобы оно успело дойти до нужной кондиции. Саша может появиться и раньше, если учесть нынешнее отсутствие пробок.

До кондиции мясо дошло через сорок минут, но мужа все не было: неужели Меркулов додумался подсунуть ему какое-то новое интересное дело, и ее супруг вышел наконец из своей депрессии?..

Ирина Генриховча вздохнула и, выключив плиту, вернулась к компьютеру: начало следующей главы уже сложилось в ее голове, так что есть все основания посидеть и поработать еще.

В следующий раз от работы ее оторвал телефонный звонок, и обнаружив, что незаметно для нее пролетевшее время уже близится к полуночи, Ирина, мысленно ахнув, бросилась к телефону, ничуть не сомневаясь, что звонит тоже засидевшийся за работой муж.

Но это был не Саша: по ту сторону связи раздался приглушенный голос Славы Грязнова:

— Ириша?..

— Кто же еще? — Она усмехнулась. — Если тебе нужен Саня, то его…

— Нет-нет, как раз ты… — Грязнов-старший покряхтел, издав несколько неосмысленных звуков, словно не решаясь продолжить. И только тут Ирина Генриховна почуяла неладное.

— Что-то случилось?.. — Она ощутила ледяной холодок, вдруг образовавшийся где-то в области солнечного сплетения.

— Ты только не пугайся! — Никогда прежде она не слышала, чтобы голос Славы дрожал. — В Сашку стреляли, но он жив!.. Ир… Ирка, ты меня слышишь?.. Я за тобой машину послал, то есть не я, а Костя… Иринка, все уже в порядке! Ты слышишь меня?..

— Слышу… — Она с трудом разлепила судорожно сжавшиеся губы и обнаружила, что сжимает телефонную трубку, почему-то сидя на полу, хотя рядом стоит стул. Мелькнула ни с того ни с сего нелепейшая мысль: «Славку надо успокоить…» И сразу же выдохнула наконец то, что произнести никак не могла: — Как — стреляли, как?!

— Ириш, ты же мужественная девочка, боевая, можно сказать, подруга… Ничего рокового, его уже прооперировали, пулю достали, машина сейчас подойдет, успеешь за десять минут одеться?..

— Кто?.. — Она начала медленно, с трудом подниматься с пола, одновременно чувствуя, как внутри нее закипает ярость. — Кто?!.

— Мы эту суку найдем, — хрипло произнес Слава. — Там, на месте, лучшая опергруппа сейчас работает. С Володей Поремским во главе… Ир, ты как?

— Через пять минут буду внизу.

Она сказала это твердым, насколько хватило сил, голосом и положила трубку на аппарат. Однако сдвинуться с места сразу не смогла. У Ирины кружилась голова, кружились, как будто играя в чехарду, обрывки мыслей в потрясенном сознании… Слава сказал «пулю извлекли», а она, дура, не спросила, откуда ее извлекли… Слава сказал «мы эту суку найдем», значит, взять по горячим следам не удалось…

Вниз она спустилась не через пять минут, а, наверное, через целую вечность, потому что руки, когда одевалась, слушались плохо, а ноги никак не желали попадать в сапоги. Потом еще целую вечность новенький милицейский «мерс» с кучей мигалок летел сквозь ночную Москву от их дома в сторону Склифа. Уже в самом Склифе были какие-то бесконечные лесенки, медлительные лифты и слишком много слепящего белого цвета вокруг, на фоне которого она едва углядела знакомые лица людей, сидевших в крошечном холле, прерывавшем совершенно, как ей показалось, бесконечный коридор.

Что-то говорил шагнувший ей навстречу Костя Меркулов, за спиной которого маячил почти такой же бледный, как эти белые стены, Померанцев. Ирина их почти не слушала.

— Где он? — Вот все, что ее интересовало.

— Ты, Ирка, только не психуй!

Из-за спин своих товарищей возник Слава Грязнов, отстранил продолжавшего что-то говорить Меркулова и с неожиданной силой прижал Ирину Генриховну к себе:

— Сейчас у него доктор, выйдет — может, и тебя впустят…

— Еще как впустят! — почти выкрикнула она.

— И я о том же… По счастью, стрелял явный дилетант, потому и ничего особо страшного не произошло, попал в правое плечо, пуля застряла в мягких тканях, кость не задета… Через пару недель будет как новенький… Ир, ты чего?..

Она не ответила. Крепко прижавшись к надежной Славкиной груди, боевая подруга Александра Борисовича Турецкого наконец разрыдалась…

Следующее утро первым за долгие и хмурые зимние дни вдруг выдалось ясным и солнечным, словно сама весна выглянула из-за тяжелых туч, много недель подряд нависавших над московскими крышами. Эти тучи, похожие на мокрые серые одеяла, колыхались на ледяном ветру в тяжелом ночном сне Саши, норовя хлестнуть по лицу, облепить его своей вязкой плотью, не давая дышать. Потом одна из них все-таки добралась до него, сорвавшись всей своей тяжестью с низкого темного неба на пытавшегося увернуться Турецкого, обожгла болью, от которой он невольно застонал и… открыл глаза.