Николай Леонов - Защита Гурова

Подполковнику повезло, он быстро разыскал Тулина. Вердину показалось, что бывший десантник и незадачливый киллер звонку обрадовался, хотя и разговаривал в обычной манере: «а пошел бы ты подальше».

– Георгий, ты Якова не забыл? – спросил Вердин.

– Видел днями, он не цветет, но уже пахнет.

– Повидайся, скажи, мол, нужны две тачки с ребятами, выслушай, что он за них хочет, скажи, надо посоветоваться. Но мы их возьмем, только людей проверь лично.

– Можно, – равнодушно ответил Тулин. – Но я не в деле, стар уже в салочки гоняться.

– Ты переговори, а детали обсудим, – сказал Вердин. – Тебе вечера хватит?

– Если свижусь, так хватит.

– Завтра в девять, – Вердин разъединился, набрал другой номер.

Хотя подполковнику Уткину и позвонили, официально уведомили, что в помиловании приговоренному к высшей мере Яндиеву отказано и смертника сегодня заберут, когда прибыл автозак и старший конвоя офицер внутренних войск предъявил официальную бумагу, подполковника охватил мандраж.

Приговор приводили в исполнение не в тюрьме. За человеком приезжал автозак, конвой не милицейский, внутренние войска. Приговоренного увозили, и больше его никто никогда не видел.

Уткин держал в руке плотный глянцевый лист, смотрел на него ослепшими от страха глазами, сумел разобрать лишь бланк Президента да что чернила черные и молча кивнул.

– При выводке будете присутствовать? – спросил молодцеватый старлей так спокойно и равнодушно, словно речь шла о погрузке в фургон скота.

– Это обязательно? – спросил Уткин, еле сдерживая икоту.

– По форме, товарищ подполковник, а в действительности дайте команду, а мы люди привычные, справимся.

Уткин вызвал дежурного, сказал необходимые слова. Дежурный офицер козырнул, глянул на подполковника презрительно и вместе с офицером внутренних войск вышел из кабинета.

Уткин попытался прочитать полученную бумагу, разобрал лишь президентскую подпись, документ зарегистрировал и убрал, напротив фамилии Яндиева коряво написал: «Убыл», убрал документы в сейф.

Подполковник пытался услышать за толстыми стенами какой-либо шум или звук отъезжающей машины, но тюрьма, как обычно, хранила молчание.

«Вот так, был человек и нет человека», – подумал подполковник Уткин и начал листать лежавший на столе «АиФ».

В ресторане, где некогда Тулин впервые встретился с Ямщиковым-Ляльком, бывший десантник бывал дважды, сидел с главой группировки за одним столом, но ни о каких делах не говорили. Обслуга в кабаке к Тулину привыкла, уважала за умеренность в спиртном и пунктуальность в расчетах. Ближайшее окружение босса молчаливого новичка не ревновало, он в дружки не лез, держался сторонне, уважительно, однако без подобострастия. Однажды бригадир сказал Ляльку, кивнув на сидевшего поодаль Тулина:

– Нравится мне мужик, самостоятельный, сейчас такого встретишь редко. Но делать ему здесь совсем нечего, женского интереса нет, и с ребятами он не сходится. Руку готов отдать, он из органов.

– Мне-то какое дело? – ответил Лялек. – Хоть из уголовки, хоть из ФСБ, мне едино. Я мелкий коммерсант, налогоплательщик аккуратный. Хотя вряд ли он из службы, меня бы предупредили, все давно схвачено.

Лялек держался равнодушно, но любопытство разбирало. Ясно, не простой мужик, где живет, чем занимается – неизвестно, ничем не интересуется, знать конкретно ничего не может. Однако зачем-то захаживает.

Обедал Тулин всегда один, ни приятелей, ни женщин с ним никогда не было, к Верке он интерес потерял.

Однажды Лялек пришел в кабак, увидел Тулина, который сидел, как всегда, в одиночестве за угловым столиком, сказал сопровождавшим ребятам, что скоро подойдет, и подсел к Тулину.

Он привстал и кивнул, налил рюмку водки, подвинул фирменную селедку, вежливо спросил:

– Как жизнь, Яков Семенович?

– Живу пока. – Лялек кивнул и выпил, закусил и спросил: – Какой интерес у тебя в здешнем кабаке?

– А тут один интерес. – Тулин разрезал кусок мяса, усмехнулся. – Видно, никогда твой шеф готовить не научится. Надо мне разок на кухню зайти, тебе бифштекс приготовить.

– Заботливый, – усмехнулся Лялек. – Я тебе вроде вопрос задал.

– Какой у меня интерес? – повторил Тулин. – Хочу, чтобы ты ко мне пригляделся, привык. Я сейчас на перепутье, возможно, с просьбой обращусь.

– С какой, если не секрет? Денег не дам, у тебя обеспечения нуль.

– Меня однажды сильно по голове ударили, но не все мозги выбили. – Тулин наполнил рюмки. – Деньги у меня есть, возможно, я у тебя пацанов попрошу одолжить. К твоим делам отношения не имеет.

– Полагаешь, одолжу втемную? – Лялек дурно оскалился. – Может, ты задумал дворцовый переворот сотворить?

– Не держи за дурака, Яков Семенович. Я не генерал, и фамилия у меня другая. Если пацаны понадобятся, так для разового использования.

– Ну-ну, – Лялек больше пить не стал, поднялся. – Такая услуга возможна, но она дорого стоит.

На том разговор и закончился. Среди судомоек Тулин приобрел если не агента, то осведомителя. Однажды помог одной девчушке-мотыльку от троих настойчивых «ухажеров» избавиться. Позже довез девчонку до метро. Она влюбилась в «рыцаря», предлагала услуги, он категорически отказался, но сказал, мол, возможно, позвонит, на кухне имелся телефон.

Когда Вердин поручил Тулину вновь встретиться с Ляльком и договориться в отношении двух машин и шести боевиков, Тулин позвонил своей поклоннице, попросил сообщить немедля, когда Лялек придет трапезничать. Телефон свой он дал девчушке заблаговременно.

Такой день настал. Тулин пришел в кабак, глянул на стол, за которым обедал Лялек с парнями, отметил, что на шестерых всего две бутылки водки, и занял свое место в углу. Когда официантка приняла заказ, Тулин сказал:

– Передай Якову Семеновичу низкий поклон, скажи, освободится, пусть подойдет на минутку.

Официантка взглянула испуганно, но просьбу выполнила. Лялек девушку выслушал, на Тулина даже не взглянул. Он понял, бандит проявляет норов, приготовился ждать. Когда Тулин допивал четвертую чашку кофе, Лялек подошел, упал на стул, грозно выговорил:

– Кому требуется со мной потолковать, сам подходит, а не зовет будто мальчишку.

– Извини, Яков Семенович, прав ты абсолютно. Однако ты в компании кушаешь, а у меня разговор для двоих.

– Приперло, значит! Ну, выкладывай.

Убийцу, который содержался под стражей как Иван Кустов, через двое суток вернули с Петровки в знакомый ИВС, и он успокоился. Неожиданная «командировка» в самое пекло, под бок МУРа, напугала Ивана. Он решил, что Вердин потерял власть и он, убийца, попал в руки Гурова. Страхи были напрасны, родная камера встретила его по-дружески. Из троих сокамерников осталось двое, но это дело обычное, народ сортируется. Одни уходят в суд, затем на этап, другие вообще выскакивают на волю.

В камере пованивало химией. Ивану пояснили, что никакой протечки труб не было, а лепилы, так в зоне называли врачей, обнаружили какие-то палочки, то ли туберкулеза, может, холеры, потому делали дезинфекцию.

– Я в ООН напишу! – кричал заключенный по кличке Щука. – За двое суток клопов не выведешь, не то что болезнь серьезную!

Звякнули ключи, и недовольный осипший голос произнес:

– Иван Кустов, на выход. Сызнова следак тебя требует, видно, не может точно определить, какой рукой ты лопатник у лоха увел.

В камере хохотнули, а Иван привычно заложил руки за спину, подмигнул сокамерникам, сказал:

– Невиновного трудно засадить, оттого и мучаются. – И вышел из камеры.

Конвой был знакомый, наручников не надевали, а молоденький прыщавый сержант, как обычно, пнул Ивана ногой под зад, когда заключенный садился в милицейский «козлик».

Дорога была знакомая, охрана равнодушная, никто и внимания не обратил, что, когда они выехали со двора, за ними двинулся серый, видавший виды «Москвич».

Василий Иванович знал свой драндулет досконально, второй передачей не пользовался, педаль сцепления выжимал аж до пола. Сидевшие позади Нестеренко и Крячко на дрожь, которая порой охватывала машину, реагировали философски.

– Чапаев, ты, главное, не встань ненароком, – заметил Станислав.

– Не боись, он хоть и с норовом, но свое дело знает, – ответил Светлов.

Гуров на «Пежо» ехал позади, держась на солидном интервале, скоростная машина могла достать милицейский «козлик» за считанные секунды.

Два дня назад Гуров вновь посетил обитель полковника Огаркова, виделся с Тимуром Яндиевым, который на фотографии уверенно опознал Ивана. Для прокуратуры и суда такое опознание было как филькина грамота, но Гурову оно согрело кровь, доказало, что он вышел на столбовую дорогу.

Куда везли убийцу, Гуров не знал, и, когда милицейская машина остановилась у кирпичного здания районного управления, это было неожиданностью.

Ивана вывели, Крячко понял, что ему светиться в райуправлении ни к чему, Гурову тем более, можно знакомого человека встретить, и послал в здание Нестеренко. Так как дом был ментовский, арестованный под охраной, то отставной полковник особо не торопился. Когда же он через пять минут в коридоре управления столкнулся с сержантами, которые конвоировали Ивана, то они были без задержанного. Зная милицейские нравы, Нестеренко остановил сержантов и начальственным тоном спросил: