Джеймс Эллрой - Черная Орхидея

— Вы хотите сказать, что Марта ничего об этом не знает?

Рамона посторонилась и пригласила меня войти.

— Эммет сказал мне, что теперь уже нечего бояться. Он сказал, что ты разобрался с Джорджи и больше к нам не придешь, так как тебе есть что терять. Марта попросила Эммета, чтобы он сделал так, чтобы ты не причинил нам вреда, и он пообещал ей это. Я ему поверила. В том, что касается бизнеса, он всегда держит слово.

Я зашел в дом. За исключением стоявших на полу упаковочных ящиков, гостиная выглядела как обычно.

— Эммет натравил меня на Джорджи, и, значит, Марта не знает, что это вы убили Бетти Шорт?

Рамона закрыла дверь.

— Да. Эммет позаботился о том, чтобы ты убрал Джорджи. Он был уверен, что тот не выдаст меня, — это был настоящий сумасшедший. Видишь ли, Эммет сам по себе трус. Ему самому не хватило смелости сделать это, и он натравил на Джорджи мелкую сошку. И боже мой, неужели ты и правда думаешь, что я позволю Марте узнать о том, на что я действительно способна?

Мучительница по-настоящему испугалась того, что я поставил под сомнение ее материнские качества.

— Рано или поздно она все равно узнает. И мне известно, что в ту ночь она была здесь. Она видела, как Джорджи и Бетти ушли вместе.

— Марта через час после этого поехала к своему другу в Палм Спрингс. И в течение недели ее не было дома. Эммет и Мэдди знают, а Марта нет. И боже, она не должна узнать.

— Миссис Спрейг, вы понимаете, что вы...

— Я не миссис Спрейг, я Рамона Апшо Кэткарт! Ты не должен рассказывать Марте о том, что я сделала, иначе она меня оставит! Она говорила, что хочет жить в собственном доме, а мне уже осталось так мало времени.

Я повернулся к ней спиной, не желая больше смотреть на этот наглый спектакль. В задумчивости я стал расхаживать по гостиной и рассматривать фотографии на стенах: предки Спрейгов в шотландских юбках, Кэткарты, разрезающие ленточки на фоне апельсиновых рощ и пустующих участков земли, готовых к застройке. Маленькая пухленькая Рамона, затянутая в корсет, от которого, возможно, у нее сперло дыхание. Сияющий Эммет с темноволосым ребенком на руках. Рамона со стеклянными глазами, направляющая зажатую в руке Марты кисточку на крошечный мольберт. Мэк Сэннет и Эммет, подставляющие друг другу рожки. Мне показалось, что на заднем плане фотографии, изображавшей группу из Эдендейла, я увидел молодого Джорджи Тильдена — симпатичного и еще без шрамов на лице.

Я почувствовал, как Рамона дрожит у меня за спиной. Я сказал:

— Расскажите мне все. Расскажите, почему.

Присев на диван, она говорила целых три часа. В ее голосе звучали то злоба, то грусть, то жестокая отрешенность от того, что она говорила. Ее руки постоянно теребили небольшие керамические фигурки, которые она взяла со стоявшего рядом стола. Я изучал стены, разглядывая семейные фото, подставляя их в ее рассказ.

Она познакомилась с Эмметом и Джорджи в 1921 году, когда они были еще простыми шотландскими иммигрантами, стремящимися осесть в Голливуде. Она ненавидела Эммета за то, что он обращался с Джорджи как с лакеем, и она ненавидела себя за то, что не решалась об этом сказать. Она не говорила об этом потому, что Эммет хотел на ней жениться, — она знала, что из-за денег ее отца, но тогда она была скромной домашней девушкой, у которой были весьма туманные перспективы в отношении замужества.

Эммет сделал ей предложение. Она дала согласие и начала супружескую жизнь с безжалостным молодым подрядчиком и будущим королем недвижимости. С тем, кого она со временем стала ненавидеть больше смерти. С тем, с кем она пассивно боролась, собирая на него компромат.

В первые годы их супружества Джорджи жил в комнате над гаражом. Она знала, что ему нравилось трогать мертвые объекты и что Эммет его за это страшно ругал. Тогда она стала травить ядом бродячих кошек, забиравшихся к ней в сад, и подбрасывать их на крыльцо к Джорджи. Когда Эммет презрительно отверг ее желание завести ребенка, она пошла к Джорджи и соблазнила его — радуясь тому, что смогла возбудить его чем-то живым — своим полным телом, над которым Эммет насмехался и к которому притрагивался лишь изредка.

Ее связь с Джорджи была короткой, но плодотворной, в результате появился ребенок — Мадлен. После ее рождения она стала жить в постоянном страхе от того, что проявится сходство с Джорджи. И чтобы успокоить свои нервы, стала принимать прописанные врачом наркотические препараты. Через два года она родила от Эммета Марту. Она посчитала, что предала Джорджи, и снова стала травить животных для него. Однажды за этим занятием ее застукал Эммет и избил за то, что она принимала участие в «извращениях Джорджи».

Когда она сказала об этом Джорджи, он рассказал ей, как спас трусливого Эммета во время войны, — обозвав версию Эммета, утверждавшего, что все было как раз наоборот, ложью. И именно тогда она начала планировать свои спектакли-представления — в которых отомстит ему символически, так тонко, что он даже и не догадается о том, что над ним издеваются.

Мадлен прилепилась к Эммету. Она была милым ребенком, и он любил ее до безумия. А Марта стала маминой дочкой — хотя и была точной копией своего отца Эммета. Эммет и Мадлен насмехались над Мартой, считая ее толстушкой и плаксой; Рамона опекала ее, учила рисовать и, всякий раз укладывая спать, говорила о том, что не стоит ненавидеть своего отца и сестру — хотя сама ненавидела их жутко. Опекать Марту и обучать ее изобразительному искусству стало смыслом ее жизни, поддержкой в невыносимом браке.

Когда Мэдди исполнилось одиннадцать лет, Эммет заметил ее сходство с Джорджи и изуродовал лицо ее настоящего отца до неузнаваемости. Рамона полюбила Джорджи; теперь он был еще более обделен, чем она, — и ей казалось, что они стали походить друг на друга.

Однако все ее ухаживания и попытки завязать дружбу Джорджи отвергал. В то время ей попался роман Гюго «Человек, который смеется» и ее очень тронули судьбы компрачикос и их обезображенных жертв. Она купила картину Яннантуоно и спрятала ее, доставая лишь в часы уединения и смотря на это изображение, напоминавшее ей Джорджи.

Достигнув подросткового возраста, Мэдди стала распутничать, рассказывая о своих похождениях Эммету и даже обнимаясь с ним на кровати. Марта начала рисовать неприличные картины, изображавшие ее сестру, которую она ненавидела; чтобы ее ненависть не зашла слишком далеко, Рамона заставила ее рисовать деревенские пейзажи. Желая отомстить Эммету, она наконец начала ставить свои давно задуманные представления, в которых говорилось о его жадности и трусости. Падающие игрушечные домики на сцене символизировали дома, построенные Эмметом наспех и кое-как, которые обрушились во время землетрясения 33-го года; дети, прячущиеся за манекенами, одетыми в солдатскую форму, показывали трусливого Эммета. Родители некоторых детей посчитали эти спектакли слишком возмутительными и запретили своим детям играть с детьми Спрейгов. Где-то в то время Джорджи ушел из их жизни, занимаясь работой по саду и вывозом городского мусора, проживая в заброшенных домах Эммета.

Прошло какое-то время. Рамона сконцентрировалась на заботе о Марте, делая все возможное для того, чтобы она пораньше закончила среднюю школу, учреждая благотворительные фонды в Институте изобразительных искусств Отиса, для того чтобы к Марте после ее поступления туда относились по-особому. В институте талант Марты раскрылся по-настоящему; Рамона жила ее успехами и достижениями, время от времени принимая успокоительное, довольно часто теперь думая о Джорджи — скучая по нему и желая его.

Осенью 46-го Джорджи неожиданно вернулся. Она подслушала, как он шантажировал Эммета, требуя, чтобы он дал ему девчонку из грязного фильма и что в противном случае он расскажет о довольно неприглядном прошлом и настоящем его семьи.

Рамона начала ужасно ревновать и ненавидеть «ту девчонку». И когда Элизабет Шорт появилась в особняке Спрейгов 12 января 1947 года, ее ярость и ненависть прорвалась наружу. «Та девчонка» оказалась настолько похожей на Мадлен, что ей показалось, что судьба сыграла с ней самую жестокую шутку.

Когда Элизабет и Джорджи уехали на его грузовичке, она увидела, что Марта удалилась в свою комнату, чтобы собрать вещи для своей поездки в Палм Спрингс. Рамона оставила в дверях записку о том, что она легла спать. Затем, как бы между прочим, Рамона спросила Эммета, куда поехали Джорджи и «та девчонка».

Он сказал, что слышал о том, как Джорджи упоминал один из заброшенных домов на Норт Бичвуд. Она вышла через черный ход и, сев в свободный «паккард», помчалась в Голливудлэнд. Где затаилась и стала ждать. Через несколько минут к парку у холма Ли подъехал Джорджи с девчонкой. Выйдя из машины, они пошли пешком к домику, стоящему в лесу. Рамона последовала за ними. Они вошли в дом; она увидела, как включился свет. В отблесках этого света она увидела какой-то предмет, прислоненный к дереву — этим предметом оказалась бейсбольная бита. Услышав, как девчонка захихикала: «У тебя эти шрамы с войны, что ли?» — с битой в руке Рамона вошла в дверь.