Анатолий Казаков - Оперские байки

Так что всё вроде должно быть отлично. Никаких предпосылок у неё нет, чтобы меня заподозрить в нехорошем и задавать такие вопросы. Говорю ей: «Я вообще не пью!» Врач перебивает меня и спокойным голосом говорит:

— Сегодня ночью пили водку с моим мужем до двух часов ночи!

После этого мы долго смеялись. Ну не узнал я её! Когда я вышел из кабинета, то сослуживцы спросили о причине смеха у такого серьёзного врача. На их вопрос я ответил:

— Психиатра не надо бояться.

Был я тогда начальником отдела вневедомственной охраны Индустриального района Хабаровска. И находился в отпуске.

Однажды звонит кассир, надо зарплату получать, а заменяющий меня офицер заболел. То есть надо чек в банк подписать, а некому.

Конечно, надо. Но, говорю, дело это ответственное, чуть подписал не так, подпись забракуют. Документ на получение денег я всегда подписывал одной ручкой. Вы возьмите ручку с моего стола, заправьте ее, кресло, шутя добавил, из кабинета прихватите, чтобы я правильную позу занял, и приезжайте ко мне домой.

Через некоторое время кассир докладывает: «Ручку нашли и заправили. Но вот кресло, Александр Наумович, в «Волгу» не входит!»

Бывает, что тут скажешь…

На Амурском бульваре, в районе трамвайной остановки «Дикопольцева» зимним вечером произошел грабеж. С коллегами помчались туда. Было темно, споткнулся, упал, да так, что ударился головой о рельс. Доставили меня к врачам, те обработали, дали отлежаться в госпитале, и вскоре я забыл о «ранении». Но мы все застрахованы и где-то через полгода получаю вдруг деньги за травму при исполнении. Сумму я уже не помню, но хорошо помню, что когда отдавал деньги жене, торжественно сказал: «Это не простые деньги. Эти деньги я заработал собственной головой. Буквально!»

Цыгане, известно, давно облюбовали Хабаровск для проживания. И все бы ничего, но порой, особенно в летнее время, в город их прибывало так много, и вели приезжие себя так настырно, что это вызывало недовольство не только у жителей, но и у начальства самого высокого уровня.

Летом 1986 года вновь прибывшие в город цыгане занялись коверным бизнесом. Да так активно, что не пропускали не только ни один дом, но и ни одной квартиры в нем.

Работали, будто агитаторы перед окончанием предвыборной кампании: поднимались лифтом на последний этаж и, спускаясь пешком, звонили в каждую квартиру: «Купите ковер!» И так каждый день.

В итоге, получили мы задачу от крайкома КПСС избавить город от навязчивых продавцов. Пришлось попотеть, чтобы отделить «наших» цыган от «чужих», но мы справились. Железнодорожники выделили дополнительные вагоны, прицепили их к составу западного направления, плюс усиленное сопровождение. И приказ: убедиться, что территорию края цыгане покинули.

Меня хватило доехать до Биробиджана, а до Облучья возглавить сопровождение пришлось занимающему должность пониже. Намучился он немало. В вагонах шум, гам. И все это не один час. Да еще и сбежать могут.

В общем, домой он из соседней области вернулся взвинченный и без сил. Отмылся и лег спать с чувством хорошо исполненного долга. И тут звонок в дверь. Дома был один — пришлось подниматься. Открывает дверь — на площадке с ковром на плече стоит цыган и спрашивает: «Хозяин, ковер купишь?»

Не летный состав мы, конечно. Но летать приходилось. Нередко и на вертолетах. Некоторое время в УВД края была даже своя «вертушка», но потом стала тяжеловата. В смысле денежного содержания. Решили по необходимости арендовать.

И вот как-то поднял тревогу начальник Ульчского РОВД — транспортная связь с Хабаровском прекратилась, а из Богородского остались не вывезенными более десяти осужденных. Занимают места и арестовывать новых нарушителей поэтому сложно.

Дают мне вертолет внутренних войск, конвой и — вперед. Прилетели в Богородское, забрали людей, надо заправить вертолет, а тогда за это брали наличными. Денег, естественно, таких нет. Долго решали, ругались, но все же заправки добились. Как позже выяснилось, залили нам горючки не полностью. И вот уже Хабаровск показался, а меня зовет командир в кабину и говорит, что придется идти на вынужденную посадку, сработала сигнализация: топливо на исходе.

— Так что будем решать? — не отстает летчик.

— Давай потихоньку снижайся, а я сейчас одену шинель и приму решение…

— А шинель-то зачем? Летим уже несколько часов без посадки, в вертолете жарко.

— Ну, как же? Топливо заканчивается, значит, придется садиться. Возможно, разобьемся, как потом разберутся, кто был кто? Вот вы — капитаны, вам положено отделение для воинских почестей. А я — полковник, стрелять уже должен взвод. Ну и другие есть тонкости по ритуалу…

— Но вы и так в форме.

— Ну и что. Все равно разбросает, а уж в шинели всё моё будет вместе.

— Вот вы меня отвлекаете, товарищ полковник, а я все равно на землю сообщил ситуацию.

— Ну и правильно. Все делай, как положено.

Конечно, я его отвлекал от вынужденной посадки, уж больно не хотелось с небольшим конвоем ждать подмоги на земле. Но вертолет тем временем, привычно гудя, шел по нужному курсу. И благополучно добрался до Большого аэродрома. Встречали нас как космонавтов: пожарные, «скорая», спасатели. Приземлились нормально и даже на свое место стоянки вырулили. Вышли на бетонку. Смотрю: не все, одного «летуна» нет. Через некоторое время он появляется и говорит: «Мужики, у нас горючки еще на пару минут хватило бы».

И хоть поздно весть хорошая пришла, но все равно было приятно, и напряжение нервное ушло окончательно.

Амурск. Завершалась долгая командировка. Уже не хотелось ничего проверять, собирались домой. Но начальник 14-ой исправительно-трудовой колонии усиленно приглашал посмотреть его учреждение. Обещал удивить. В общем, очень, видимо, хотел чем-то похвалиться. Пришлось уступить.

Колония действительно выглядела здорово. Руками осужденных-умельцев она была ухожена и оформлена не хуже хорошего санатория или дома отдыха. Особенно поражала своим интерьером столовая. Начальник цвел от похвал гостей.

А я вижу в столовой за столом сидит осужденный и ест. Смотрю на часы: время 11 утра. Спрашиваю, почему так поздно завтракаешь?

Тот поднял голову, внимательно оглядел гостей, встал, вытянул руки по швам и спокойно ответил, обращаясь ко мне:

— Я, гражданин полковник, не завтракаю поздно, а первый обедаю!

Заозерное. В феврале в женской колонии идет амнистия. Большая комиссия рассматривает дела заключенных, подготовленные администрацией учреждения. Перед комиссией одна за другой предстают осужденные. Все как обычно. И вот член комиссии, секретарь горисполкома, торжественно обращается к кандидатам на амнистию: «Советское государство, руководствуясь гуманностью по отношению к отступившимся, надеется, что вы оправдаете оказанное вам доверие и…

И вдруг громкий голос заключенной прерывает ее речь.

— Ничего себе гуманность, посреди зимы людей на улицу выбрасываете!

Однажды УВД края организовало переподготовку рядовых и сержантов запаса, годных к службе в милиции. Для этого в районе хутора Галкино устроили полевой лагерь со всеми атрибутами: палатками, кухней, материально-технической базой и т. д. Приехал генерал, дал обустройству лагеря хорошую оценку, но удивился отсутствию забора. Мол, завтра приеду, чтобы забор был. Или хотя бы его имитация.

Что делать? Ответственным за учебу был назначен начальник отдела ГО УВД края, ветеран войны, полковник милиции Иван Александрович Мудрый, очень авторитетный человек. Рассказывали, что когда он был начальником ГОВД Биробиджана, горожане с гордостью говорили: «Во всех сказках на Руси, что ни Иван, то дурак, а у нас Иван — Мудрый».

Посовещались мы с ним быстро. И скоро в моем распоряжении были несколько «мобутовцев», телефонный провод, колышки, и мы быстро окружили свой лагерь «забором». Все бы ничего, но провод-забор можно было увидеть лишь вблизи.

Тогда взяли на складе белые бязевые портянки, разрезали их на лоскутки и развесили на проводах. Белые флажки красиво выделяли «забор» и просматривались со всех сторон. Генералу понравилось.

Следующим утром, не помню во сколько, но, естественно, намного раньше очередного приезда генерала, замечаю — а где же так старательно обозначенный по всему периметру портянками забор? Ответственные товарищи из хозяйственной службы на мой прямой вопрос опустили глаза в землю. Оказывается, они забыли выдать туалетную бумагу, и наши новые портянки были использованы далеко не по прямому назначению.