Андрей Добрынин - Кольцевой разлом

  - Шарль! Вставай, черт побери! Надо ехать!

  - Куда?- поинтересовался Шарль, открыв один глаз.

  - В Центр!- воскликнул Тавернье. - Он пуст! Мятежники ушли! Там никого нет! Надо спешить, мы окажемся там первыми! Представь себе: абсолютно пустынный город после ухода завоевателей, и мы первыми снимаем его!

  - А с чего ты взял, что они ушли?- спросил Шарль. - И куда они делись?

  - Я чувствую! Чувствую, что их там нет!- радостно восклицал Тавернье. - Кстати, почему бы им не уйти - ведь их требования большей частью выполнены? Их заявления насчет того, будто они намерены сидеть в Центре еще месяц - это просто дезинформация, чтобы им никто не помешал. А куда они делись, я не знаю, но я не знаю и того, откуда они появились...

   Шарль, увлеченный напором компаньона, поднялся, сходил в ванную, затем на кухне влил в себя чашку кофе и принялся проверять аппаратуру.

  - Скорее, скорее,- торопил его Тавернье,- пока никто не пронюхал!

   Они спустились на охраняемую стоянку, примыкавшую к их престижному дому. Там в будке, несмотря на все потрясения, продолжали исправно нести вахту охранники, одного из которых им пришлось разбудить. Реформы пошли на пользу нерадивым русским хотя бы в одном отношении: вынудили их держаться за рабочие места, в особенности за те, которые позволяли получать чаевые от богатых иностранцев. Узнав Тавернье, не раз дававшего такие чаевые, охранник спросонья засуетился так, словно его самого должны были запрячь в экипаж, хотя на самом деле от него требовалось только открыть шлагбаум. Тавернье сел за руль и, едва ли не места включив третью передачу, вылетел со двора на улицу и помчался прямиком к Садовому кольцу.

  - Эй, ты куда? Убьют, мудило!- послышались позади крики солдат.

  - Ну-ка дай ему по колесам,- велел солдату молоденький лейтенант. Однако упадок дисциплины благодаря длительному безделью давал себя знать - солдат промычал:

  - Ага, а почему я?..

   Тем временем "вольво" Тавернье красной молнией пересек Садовое кольцо и исчез в переулке. Лейтенант прорычал:

  - Это же кто-то из ихних - ты видел, по нему не стреляли?

  - Ихние, наши - откуда я знаю,- недовольно бурчал солдатик. - Убьешь кого, а потом отвечай... Мне они ничего не сделали...

  - Ну, будем отвечать за то, что пропустили агентов противника,-   со вздохом припугнул лейтенант бравого бойца.

  - Ничего, ответим...- продолжал бурчать боец. - Подумаешь, испугали...

   Тем временем Тавернье уже катил по совершенно пустынным улицам, снизив скорость и оглядывая проплывающие мимо кварталы. Ближе к Садовому кольцу мятежники располагались прочно, по-хозяйски - об этом говорили даже намалеванные ими на стенах указатели:"хозяйство Нестеренко", "хозяйство Морозова". Улицы были абсолютно чисты - видимо, временные хозяева Центра сумели организовать уборку и вывоз мусора. Тавернье отметил про себя, что мятежники наверняка сотрудничали в этом деле с городскими властями и вообще об их хозяйственной деятельности следует справиться в мэрии. Тем не менее следы пребывания вооруженных отрядов все же попадались: в одном месте Тавернье заметил мусорный контейнер, доверху заполненный одними пустыми банками из-под мясных консервов. Рядом с контейнером возвышалась аккуратная куча порванных подсумков, использованных бинтов, коробок со стреляными гильзами и прочего хлама, неизбежно оставляемого войной. Тавернье ехал параллельными переулками вдоль Садового кольца, порой заезжая во дворы. Заметив типовое здание поликлиники, он подкатил к находившейся в торце здания двери травматологического пункта. Поблизости он заметил мусорные контейнеры и в них - нагромождение бинтов, ваты, марлевых тампонов, пропитанных засохшей кровью. Дверь оказалась не заперта, в маленьком вестибюльчике среди медицинских каталок молча сидели на стульях три медсестры, перебравшие, видимо, за ночь все темы для разговоров. Они тупо уставились на вошедшего Тавернье красными от бессонницы и табачного дыма глазами. Журналист с улыбкой поздоровался и спросил в лоб:

  - Девушки, раненые у вас остались?

   Медсестры приняли Тавернье за представителя медицинской службы повстанцев, проводящего инспекцию. Его акцент их не смутил, поскольку получаемая ими от этой службы щедрая оплата в сочетании со зрелищем   многочисленных ран и смертей приучили их интересоваться только своим прямым делом.

  - Никак нет,- улыбнулась одна из медсестер, хорошенькая брюнетка, откровенно разглядывая Тавернье,- всех вывезли еще ночью, а мы вот сидим и ждем, как приказано.

  - Вы привезли, что ль, кого?- со вздохом спросила вторая медсестра, рыхлая белесая толстуха, и, уперевшись руками в колени, тяжело поднялась со стула. - Так заносите, а то у нас санитаров нету.

   Третья медсестра, долговязая, с юношескими прыщами и в очках, молча встала и двинулась к каталкам. Услышав о вывозе раненых, Тавернье уверенно заявил:

  - Девушки, сегодня вы можете отдыхать. Эти люди, которые захватили Центр, ушли. От них вам уже никого не привезут.

  - Как ушли?- переглянулись медсестры. - А нам ничего не сказали...

  - Конечно! Они же хотели уйти тайно,- пояснил Тавернье и добавил, вспомнив листки, расклеенные по стенам: - На всех домах расклеены сообщения об этом. Если не верите мне, можете выйти и прочитать.

  - А вы тогда кто такой?- доброжелательным тоном спросила брюнетка.

  - Я журналист. Из Франции,- с улыбкой ответил Тавернье и достал из сумки фотоаппарат. - Разрешите вас сфотографировать?

   Тавернье уже знал, что русские женщины в таких случаях всегда заставляют себя уговаривать. Не обошлось без уговоров и на сей раз, однако когда он недвусмысленно намекнул на то, что очень спешит, брюнетка прикрикнула на своих подруг, и Тавернье сделал снимки.

  - Вы работали здесь с самого начала событий?- поинтересовался он.

  - Так точно,- весело ответила брюнетка. Из-за спины Тавернье высунулся неслышно появившийся Шарль и промурлыкал, глядя брюнетке в глаза:

  - Девушки, мы сейчас не имеет время, но потом хотим брать у вас интервью, как все было. Хотим иметь ваш телефон.

   Тавернье тяжело вздохнул. Шарль вообще-то все говорил правильно, но   интересовало его на самом деле отнюдь не интервью. Впрочем, брюнетка, судя по ее лукавой улыбке, это прекрасно понимала. Тавернье добавил:

  - Мы хотели бы поговорить и с вашими врачами.

  - Можно устроить,- откликнулась брюнетка. Шарль косноязычно, но пылко воскликнул:"До скорой встречи!", и французы вновь отправились в путь.

  - Ну, ты убедился?- обратился к Шарлю Тавернье.

  - Да, ты был прав,- признал тот. - Но куда же они все подевались? Я, конечно, слышал все эти толки о подземных ходах, но нисколько им не верил. Похоже, что в них есть правда.

   Тавернье представил себе цепочки вооруженных людей, бредущих по ночным улицам, позвякивая навьюченным на них оружием и амуницией; редкие фонари на миг выхватывают из мрака бородатые мужественные лица, пальцы, сжимающие ремни автоматов, отливающие металлом части оружия. На носилках, которые бойцы несут, подняв вчетвером на плечи, покачиваются раненые, белея повязками; порой медленно проезжают автомобили без огней, перевозящие в какие-то таинственные хранилища минометы, станковые гранатометы и прочее тяжелое вооружение. То и дело из колонны выходит человек, нагруженный полегче, чем остальные, достает из пачки листок, делает пару мазков кистью, приклеивает листок к стене и молча возвращается в колонну. Никто не курит, не разговаривает, лишь порой по колонне шорохом прокатывается передаваемая из уст в уста команда, часть идущих поворачивает в темный проем между зданиями, а колонна смыкается и продолжает свой путь. Воображение Тавернье рисовало в целом верную картину, но далее оно пасовало - журналисту трудно было представить себе совершенно безлюдные павильоны, эскалаторы и станции метро в тусклом аварийном освещении, лучи фонарей, пляшущие в кромешном мраке тоннелей, провода, змеящиеся по стенам вперед, в такой же кромешный мрак,- где-то там скрывается проход, ведущий в давно забытую штольню,

  по которой можно подняться наверх, в мирную жизнь. Ведя машину, Тавернье высматривал вокруг приметы мятежа, скрывшегося под землю, как   сказочный джинн, и потому даже не пытался вообразить тяжелые стальные двери с винтовыми запорами, крутые лестницы, уводящие в могильную тишину, последнюю тусклую лампочку у последней двери, за которой - бездонный мрак. Далее Тавернье мог бы попытаться представить себе бетонированные галереи, по стенам которых перебегают отсветы фонарей, неожиданные спуски, подъемы, опять спуски и затем проход, выводящий в тоннель, наполненный монотонным шумом подземной реки... Когда Тавернье выехал в район недавних боев на Солянке, арьергардные группы повстанцев еще продолжали этот подземный путь. После езды по ничуть не пострадавшему и даже довольно ухоженному городу Тавернье с удивлением взирал на мостовую, исклеванную снарядами и минами, на полуразбитую закопченную синагогу с куполом, продырявленным снарядами, на сгоревшие старинные дома с провалившимися крышами, в пустые окна которых виднелись груды еще дымившегося обгорелого хлама. Тавернье сбавил скорость до минимума, глядя вправо, где под откосом в небольшом скверике возле обгорелого каркаса стеклянного кафе и страдальчески выглядевших деревьев с опаленной листвой громоздились исковерканные останки вертолетов. Его наметанный взгляд различил среди них неубранные трупы, и он уже поставил ногу на тормоз со словами:"Шарль, это надо заснять". Внезапно сзади и слева он услышал какой-то щелчок, затем щелкнуло впереди, и ветровое стекло справа покрылось мутной сеткой трещин. Шарль крикнул: