Сергей Норка - Инквизитор

— Судя по твоему лицу, все прошло успешно, — сказал я, мельком взглянув на Винера, который сидел неподвижно, не выказывая никаких интересов к сфере, его не касающейся.

— Как и было оговорено, — продолжал Александр Сергеевич, — ФСБ блокировало деятельность TWG в России, что привело к значительному падению поставок комбинатов на внешний рынок и вызвало взлет цен на алюминий. Сейчас цена за тонну алюминия подскочила до 2,5 тысяч долларов. В результате нарушения равновесия на мировом рынке произошло резкое падение акций заводов-производителей, поскольку их финансовое положение оказалось сильно подорвано. Имеется возможность выкупить по дешевке акции, принадлежащие TWG.

— Они согласны?

— Они не смогут не согласиться, поскольку на днях выйдет указ президента о взятии под контроль государством алюминиевой промышленности.

— Что нужно от меня?

— Согласие на покупку акций, — он протянул мне бумагу, которую я подписал, не глядя.

— Действуй.

Когда Адамов вышел, Яков достал из папки лист бумаги и протянул мне.

«Гавриилу.

По приказу Главного оперативно-технический отдел, проводивший разработку бывшего полковника ФСБ Стрельбицкого, передал объект на обработку отделу психологической борьбы. Сопровождение Стрельбицкого, находившегося в Европе в командировке по делам фирмы „XXI век“, осуществлялось специалистами ОПБ при поддержке нашего отдела. Взяв объект на сопровождение в Париже, ОПБ провел его через Вену в Милан, где ему удалось уйти. В настоящее время все подразделения ОТО, ОПБ, а также подразделения Международного отдела в Европе осуществляют его поиск, однако, по мнению наших специалистов, полковник не мог покинуть Милан, поскольку все возможные пути ухода объекта из страны пребывания перекрывались сразу же по его прибытии. Такого же мнения придерживается международный отдел.

По нашим расчетам Стрельбицкий имеет непосредственный выход на Вельзевула, в связи с чем, мы не исключаем, что он был ликвидирован.

Первый».

Яков сжег бумагу и налил себе еще кофе. (Марина специально для него приносила кофейник). Меня эта бумага ввергла в состояние крайнего огорчения, так как на контакт со Стрельбицким я возлагал основные надежды. И Гусенко обещал мне встречу с гендиректором агентства «XXI век» сразу же после его возвращения из командировки. Я чувствовал себя как рыбак, у которого с крючка соскочила щука.

— Что еще нового? — спросил я. — Какие еще проколы вашего института на повестке дня?

— Это прокол оперативников. Мы осуществляли только психологическую обработку. Если бы они его не упустили, он бы еще поколесил по Европе, а затем сам бы пришел к нам.

Он помолчал, а потом, как бы невзначай, сообщил:

— Меня кто-то сопровождает.

— Ты заметил наружку?

— Нет. Явного ничего нет, но я чувствую сопровождение.

Общение с Винером и Николаем Ивановичем уже приучило меня к мысли, что вокруг нас имеется много такого, чего мы, простые смертные, просто не замечаем, но они видят или, по крайней мере, чувствуют это. Поэтому, как только Яков ушел, я вызвал Богданова и приказал ему установить скрытое сопровождение Винера.

— Есть подозрения? — кратко осведомился Богданов.

Я не ответил на этот вопрос, и Богданов не стал задавать его второй раз.

— Учти. Я должен побывать в институте максимум через неделю.

«Ну что ж, товарищ Вельзевул, — подумал я, — если гора не идет к Магомету… Будем действовать. И действовать решительно».

Винер исчез через несколько дней. В то утро я не обратил внимания на то, что ровно в десять, как обычно, он не пришел в мой кабинет для обсуждения положения дел. Мало ли какие обстоятельства могут быть у человека. Но около одиннадцати часов Марина молча вошла в мой кабинет и протянула мне две бумаги. Я перечитал их несколько раз.

«Гавриилу.

В связи с исчезновением Я. Винера связь между Вами и Институтом будет осуществляться через Вашего секретаря. В настоящее время нами устанавливаются все возможные причины исчезновения нашего сотрудника. Убедительная просьба временно прекратить все активные мероприятия в рамках операции „Вельзевул“ до выяснения местонахождения Винера. Постарайтесь также воздержаться под благовидным предлогом от контактов с Любимовым.

Кардинал».

«Гавриилу.

Приказываю прекратить все действия в рамках операции „Вельзевул“. Прошу рассмотреть возможность длительной командировки за рубеж. Свои соображения по этому вопросу прошу представить мне не позднее понедельника.

Главный».

Марина взяла бумаги и сожгла их в пепельнице. Я смотрел на нее как баран, который врезался в телеграфный столб и теперь мучительно пытается сообразить, что произошло. Она же смотрела на меня абсолютно спокойно, не уходя, но и не делая попыток начать разговор, который должен был состояться, поскольку этими двумя записками инструкции Кардинала и Кота, закончиться не могли. В задумчивости я закурил сигарету и стал ходить по кабинету.

Винера пасли. Если его убили, а такое могло произойти, то это полбеды. Если его взяли, то здесь могут быть самые разные варианты. Его могла замести ФСБ, поскольку он имеет отношение к инквизиции. Нет, это, пожалуй, отпадает. Если бы ФСБ вышло на институт, то повязали бы и Кардинала, и Войкова, и еще массу народа. Бандиты? Для вульгарного выкупа? Самый желательный вариант. Но внутреннее чувство подсказывает мне, что его исчезновение имеет отношение к «мухам».

Я вернулся на рабочее место и вопросительно посмотрел на свою секретаршу.

— Ну-с, что все это значит?

— Это значит, что ты законсервирован. До выяснения, что с Яковом.

— Это же чушь. С ним могло произойти что угодно. Может быть, самый банальный случай. Упал, потерял сознание. Лежит в Склифе и не помнит, кто он такой.

— Проверены все больницы и морги. Обнаружена только его машина. Стоит целая и невредимая возле дома.

— Зачем эта командировка за рубеж?

— Если Винера взяли те, кого мы ищем, то следующий на очереди ты.

— Сколько займет выяснение обстоятельств?

— Этого тебе никто не скажет.

— Когда он пропал? И пропал ли вообще? Вчера мы расстались где-то около пяти.

— Он пропал между шестью и семью вечера.

— Откуда это известно?

— Каждый час он связывается с институтом. В семь вечера связь не состоялась.

— И что?

— Его сразу же начали искать.

— Хорошо. Я все понял. Передай Коту, что я поеду в Милан, если уж он так настаивает на моем отъезде.

— Какому Коту? — в ее лице впервые появилось что-то вроде удивления.

— Я имел в виду, Главному.

Марина вышла, а я набрал номер Гусенко. Мобильный не отвечал. Я позвонил ему в офис. «Владимир Александрович уехал в командировку в Америку. Будет через два месяца», — любезно сообщила мне его секретарша. Это меня сильно удивило, потому что два дня назад ко мне на квартиру приезжал Рощин, который сообщил мне, что Гусенко зарезервировал на сегодня кофейный зал. Я набрал служебный телефон Рощина.

— Алло, — раздалось в трубке.

— Можно попросить Сергея Николаевича.

— Его не будет.

— Сегодня?

— К сожалению, совсем.

— А что случилось? Он у вас больше не работает?

— Он вчера погиб в автомобильной катастрофе. А кто это?

Я повесил трубку. Итак, сюрпризы сыпались один за другим. Я был настолько ошарашен, что в душе даже не ощутил чувств, которые должны появиться у каждого нормального человека, когда он узнает о смерти хорошего знакомого. Внезапно мне вспомнилось поведение Вельзевула, когда я вернулся домой после первого посещения клуба. Он волновался тогда так, как если бы в квартире был чужой. Рощин погиб на следующий день после того, как приехал ко мне на квартиру и сообщил мне информацию о «друзьях». Ясно. В тот вечер мне в квартиру засунули «жучка». Ну, надо же быть таким идиотом, чтобы не сообразить, что, если уж они строили относительно меня какие-то планы, то прослушка была неизбежна. В офис у них возможности проникнуть нет. Об этом позаботился Баранов. А вот квартиру оборудовать — только подозрения вызывать. Это и стоило жизни бедолаге Рощину. (О том, что мне это тоже может стоить жизни, я в тот момент как-то не сообразил). Анализируя все это, я почувствовал холодное бешенство. Как полгода назад. Я снова был бойцом ГОН. «Да, — усмехнулся про себя, — вы ребята умные. И те, и другие. Но вы никогда не сможете предусмотреть все. Как это сказал тот дядя в кофейном зале? На каждую кодировку есть удавка». Я сел за стол, взял лист бумаги и начал писать: