Тина Шамрай - Заговор обезьян

Но в Красногорск автобус добрался только через полтора часа. И он не стал ехать на другой конец города, сошёл на остановке у киноархива, где-то здесь, помнится, должна быть и железнодорожная платформа, вот поблизости от неё он как-нибудь и перебьётся до утра. И пока раздумывал, куда идти: вправо или влево, к остановке подъехала патрульная машина, и пришлось свернуть с Волоколамского шоссе на какую-то улицу, потом ещё на одну и скоро вышел к усадебному парку. Если это тот парк, где он бывал в юности, то это почти лес, там легко затеряться, вот и лавочки есть. Да, ложиться на лавочку можно, но только в беспамятстве. Но никаких парков, подъездов, дворов. И спать нельзя, всё может сорваться из-за какой-то ерунды! Ничего, ничего, как-нибудь он переходит эту ночь, перетолчется! На том конце города, помнится, есть военный госпиталь, он дойдет туда, потом повернет обратно, а там одна за другой пойдут электрички. Надо только найти магазин и купить еды, с ней будет как-то веселее.

Но поблизости никакого торгового заведения не было, пришлось вернуться к архиву, перейти улицу как раз напротив стоянки такси и вклиниться вглубь жилых кварталов. Он всё шел и шел, с тревогой отмечая, как быстро темнеет, а когда зажглись фонари, то будто и вовсе наступила ночь. И только тусклый электрический свет редкими пятнами ложился на тротуар и освещал дорогу, и было бездомно, неуютно, тревожно. Но вот впереди большие витринные окна, они ярко и зазывно горят, и ноги сами пошли быстрее. Точно, магазин! Он потянул за витую ручку, высокая дверь почему-то не поддалась, пришлось дёрнуть двумя руками — нет, закрыто!

Но не успел он отойти, как дверь приоткрылась, и оттуда выглянул расхристанный парень лет тридцати пяти: длинные путаные волосы, синий халат, под ним только короткие светлые брюки и голая грудь.

— Ты чё дёргаешь, я те подёргаю! Не видишь, закрыто!

— Закрыто, так закрыто! Но здесь ясно указано, что вы должны ещё работать, — разозлился беглец.

— Должны, но не работаем! Ремонт… это… заканчиваем! — захлопнул парень дверь. Но через секунду открыл её настежь и крикнул в спину:

— Эй, мужик, постой! А ты это… заработать не хочешь?

— Как? Помочь переписать вывеску или забить вашу дверь досками?

— Ну, и чего стебаешься? Ты это… зайди, я в магазине… это… всё объясню! Не бойся, это я должен бояться, — почувствовав настороженность прохожего, скороговоркой убеждал парень. — Зайди, зайди…

И он, ещё не отдавая себе отчёта, зачем это делает, прошёл в торговый зал. Дверь за спиной тотчас захлопнулась, и вспыхнуло беспокойство: чего хочет этот странный парень? Но в следующее мгновение отвлекла представшая взору картина. По магазину будто пронёсся вихрь и смёл со стеллажей банки, склянки и пакеты. Недалеко от входа на серых плитках куски разбитого стекла, красные, зелёные пятна растёкшейся из банок снеди. А дальше были рассыпаны сахар, мука, макароны вперемежку с растоптанными печеньем и конфетами. Отдельно аккуратной горкой лежал изюм.

— Ты это… помоги убраться, а? Вот, понимаешь, собрались через два дня после ремонта открываться… Открылись, ёперный театр! Вот же тварь наделала!.. Помоги, мужик! Я денег дам! Ты не сомневайся, кину, скоко скажешь. Ну, это… в пределах разумного… Давай по-быстрому всё уберем, а? Я счас ящики притараню!

Беглец раздумывал недолго — это был шанс, ещё один шанс. И если божья милость имеет торговое лицо, то стоит ли привередничать?

— А где тут можно вещи сложить? И помыть руки?

— Зачем тебе руки мыть? Счас перемажешься, потом отмоешь. А сумку давай сюда, иди за мной, покажу… Вот тут и раздевалка, и комната отдыха, — открыл парень белую дверь. Там, за дверью, стояли старый продавленный диван, два стола, один круглый обеденный, второй — канцелярский, и ещё шкаф, и у двери металлическая вешалка для одежды. И, повесив на крючок пиджак и рюкзачок и закатав рукава рубашки, он спросил: «Ну, с чего начнём?»

Начали с бакалеи. Хозяин магазина принёс два совка, картонные ящики, пластиковые пакеты и велел собрать все, что можно ещё пустить в дело. И наглядно показал, как с самого пола надо сгребать и сахар, и муку, и всё остальное.

— А ничего, что это будут грязные продукты?

— Ну, и чего теперь, скажи, делать? Выкидывать? Это ж всё денег стоит… Нет, надо всё собрать, — меланхолично бубнил парень, сгребая в красное пластиковое ведро жёлтую россыпь гороха. — Нет, скажи ведь, какая тварь, а? Не понимает, что не меня наказала, а себя! То есть и меня, конечно, но и себя, себя тоже…

— Это кто здесь хулиганил? — поинтересовался наёмный работник.

— Жена, сука, кто же ещё! — тряс волосами над бакалейными сокровищами торговец. — Нашла, к кому ревновать! Там девка-то так себе — третий сорт, зацепиться не за что, только и радости, что горячая была, температурила, что ли? Ну, и прижал её в подсобке. Так ничего ж не было! А как она, сука, вертит задницей перед каждым, я же не кидаюсь крушить всё подряд… Вот же, блин горелый, так и знал — порезался! Нуёптваю! — парень вдруг с размаха сел на пол, и показалось, сейчас расплачется.

— Да, это большая неприятность! — посочувствовал он, уборщик.

— Неприятность? — вскинулся парень. — Чтоб ты, дядя, понимал! Тут тысячи на полу лежат. Ты таких денег сроду не видел… Неприятность! Я сколь горбатился, а она — хрясь! — и всё коту под хвост! Ты это… давай, сгребай дальше один… Мне битьё надо пересчитать и это… акт на списание составить… Это ж надо, блин, так попасть, а?.. Я счас, счас веник принесу! — пообещал парень. Пообещал, скрылся за стеллажами и пропал.

Потом прорезался его нервный голос, он долго кричал по телефону, кому-то жаловался, захлёбываясь и негодуя. А беглец работал не спеша, тщательно сортируя мусор и, как мог, тянул время. Это на зоне не удалось выбиться в шныри, зато теперь открылись такие перспективы! Хозяин с веником появился, когда все емкости были заполнены.

— А совок для мусора уборщица, сука, куда-то задевала, не нашёл… Вот тебе ящики… Ты всё гожее подобрал? Нет? Когда закончишь, сгребай все осколки, нах, в это ящик!

Уборка торгового зала закончилась только за полночь.

— Ну, молоток! — оценивающе оглядел проход хозяин. — Собрал бы себе чего-нибудь. Огурцы же ещё можно есть и помидоры, смотри, какие, — показал на что-то красное, растёкшееся по полу. — А перчики! Я б тебе бесплатно это всё отдал… Хорошо, что масло всё в пластике, а то бы тут такой каток был! — утешился, было, парень. Но горы перепорченного добра не давали ему забыться.

— Вот же, тварь! Ну, она ещё попляшет! Ты это… помой-ка полы, а? Но токо давай сначала мусор этот вынесем, а потом это… влажную уборку сделаем. Идёт?

Помыть полы? Пожалуйста! Да хоть пуговицы пришить, носки погладить, работой только и спасемся. А часики пусть тикают!

Они стали подтаскивать к задней двери магазина коробки и ящики, потом хозяин держал дверь, а уборщик волоком тащил коробки к мусорному контейнеру. Это заняло ещё минут двадцать. А дальше хозяин обеспечил и ведром, и шваброй, а вместо тряпки кинул чистое белое полотенце с красной каймой — не жены ли погромщицы? И он с удовольствием занялся тем, что зовется влажной уборкой, и на эту замечательную процедуру ушло ровно полчаса. И вот уже на часах пять минут первого.

— Слушай, а давай мы это дело вспрыснем, а? А то одному пить стрёмно! — махнул парень рукой в сторону бытовки. Там на большом столе уже стояли закуска из разбитых банок и початая бутылка вина.

— Тебя как зовут-то? Меня можешь звать Чуком, — отчего-то хихикнул парень. И уборщик вроде как удивился: откуда такое имя?

— Кликуха у меня такая, ещё со школы. А я и сам привык!

— Тогда меня зови Геком.

— Бери, Гена, колбасу, закусывай! — по-своему понял незнакомца парень. — Не сомневайся, нарезка свежая, видишь, и огурчики — класс. Не пропадать же добру! Завтра бабы ещё так схавают за обедом. Ты токо смотри, как бы стекло не попалось… А вот хлеба нет, зато печенья навалом… Ты бери, бери галеты, они не сладкие, — угощал хозяин под условным именем Чук.

— Ну что, за успех нашего безнадёжного дела, — первым отпил свою порцию наёмный работник Гек.

— Ну, почему! Она ещё ответит за беспредел, она, тварь, заплатит… Вот чёрт! Я же тебе должен! — достал он рыжий бумажник. — Триста как, нормально?.. Ну, четыреста!.. И это мало? — увидев усмешку уборщика, сделал удивлённое лицо переросток Чук.

— Набавь, хозяин! Шестьсот будет в самый раз, — допил вино работник. — А ты знаешь, вкусное… Тут, понимаешь, какое дело, в Москву мне возвращаться поздно, но если ты разрешишь переночевать здесь, в магазине, то мы с тобой квиты, и ты мне ничего не должен.

— Ну, ты даёшь! Как это я тебя на ночь в магазине оставлю?

— А чего ты опасаешься? Спать ты не будешь, займёшься подсчётами, а я здесь на диванчике… И никому не помешаю, если только мышкам, они у тебя под стеллажами бегают. Ну что, идёт?