Елена Топильская - Дверь в зеркало

– Ой, ой, ой, – замахал руками профессор. – А подоходчивее, Владимир Абович, а? Нам чтобы буквально на пальцах, а?

Владимир Абович вздохнул.

– Ну, хорошо, попробую. В общем, сначала производится съемка объекта. Это понятно?

Оба слушателя уважительно кивнули. Успокоенный доцент продолжил лекцию.

– Для этого не надо никакой вспомогательной оптики, только сама интегральная пластинка. После съемки пластинка проявляется и фиксируется. Это понятно? А затем пластинку просвечивают рассеянным светом со стороны эмульсионного слоя. При этом в области пространства, занятой ранее – при съемке – объектом, формируется его объемное, ну, стереоскопическое изображение.

– Владимир Абович, нам бы еще проще, а? – взмолился профессор, видя, что и Антон ничего не понимает.

Владимир Абович кинул на них взгляд обреченного.

– Хорошо, – безнадежно сказал он. – Я уж и так, как для идиотов... В общем, это стереоскопическое изображение является результатом наложения друг на друга отдельных изображений, возникающих при обратном ходе лучей света через каждый из линзовых элементов.

Оба слушателя поморщились и в унисон вздохнули. Владимир Абович мужественно продолжил:

– Для такого изображения характерны высокие стереоскопические свойства, игра светотени и бликов, и если оглядывать его с разных сторон, возникает полное впечатление поворота объекта.

– Голография, что ли?

– Ну, примерно, – неохотно признал Владимир Абович. А может, решил не спорить с такими невежами, не метать бисер перед свиньями.

– А почему этот метод не получил широкого распространения? – спросил профессор. – Это же прорыв в науке, все бы захотели такие изображения, а?

– Это дорого, – вздохнул толстяк, отирая пот со лба. – Дорого и очень трудоемко. Слушайте, тут так жарко или мне кажется? Доктор, мне можно будет на ночь температуру померить? Так вот, на пути массового распространения стоят огромные технические трудности изготовления высококачественных интегральных пластинок. Правда, существуют методы, представляющие собой упрощения метода Липмана, например растровая стереофотография и интегральное кино, в котором на стадии проекции изображения используется радиально-растровый стереоэкран, состоящий из конических линзовых элементов...

Профессор опять замахал руками. Владимир Абович покорно свернул свою высоконаучную лекцию.

– В общем, Паммель еще в двадцатых годах, если не ошибаюсь, предложил свою методику получения интегрального изображения, с помощью зеркала, покрытого эмульсионным слоем. Такое зеркало являлось своего рода и объективом, и проектором. Если сзади зеркала находился источник света, то надо было занять место перед зеркалом в определенной точке, и появлялось изображение. Но его можно было видеть только по средством зеркала, то е сть глядя в него. Возникала полная иллюзия присутствия объекта. Я даже видел такое зеркало, служившее проектором, его сделал сам Паммель.

– Вы... Вы в-видели?! – заикаясь от волнения, переспросил Антон.

– Ну да. Я понимаю ваше волнение, юноша, это действительно был уникальный прибор, не имевший аналогов. Он представлял собой старинное зеркало в резной раме красного дерева, оно само по себе – произведение искусства.

– А изображение? – Антон затаил дыхание, ожидая ответа.

– Изображение... – доцент задумался. – Кажется, это была женщина в шляпе с полями. Она надевала шляпу и поворачивалась то туда, то сюда. Сознаюсь, это производило сильное впечатление. Но у прибора были определенные недостатки. Во-первых, прибор работал только при дополнительной подсветке: за зеркалом должен был находиться источник света. Поэтому результат выглядел не так эффектно, как если бы изображение возникало просто при взгляде в зеркало. Во-вторых, что является более существенным недостатком, изображение можно было разглядеть только из одной, строго фиксированной точки. Стоило сдвинуться вправо или влево относительно этой точки, буквально на сантиметр, как изображение становилось неразличимым.

– С ума сойти, – пробормотал потрясенный Антон.

– Да, при всех недостатках это было грандиозно, – подтвердил Владимир Абович. – Хотя прибор имел и третий недостаток. При наблюдении из фиксированной точки изображение сфотографированного объекта появлялось, но при этом пропадала часть отражающихся в зеркале объектов.

– Как это? – заинтересовался уже профессор.

– Допустим, вы сидите в кресле перед зеркалом. Кто-то входит в комнату и попадает в строго фиксированную точку. Он увидит в зеркале женщину, надевающую шляпу, причем она будет стоять за его спиной, но при этом он не увидит вас, сидящего в кресле.

– Что тебе, братец? – встревоженно обратился профессор к Антону, судорожно хватающему ртом воздух и шевелящему пальцами.

– Папку... Дайте папку, – прохрипел Антон.

Профессор стал оглядываться в поисках папки, нашел и протянул Антону. Приподнявшись на локте, тот вытащил из папки газетную заметку о смерти Полякова и протянул Владимиру Абовичу. Тот с интересом уставился в текст. Дочитав до конца, он поднял на Антона блестящие глаза.

– Боже мой, боже мой! Какой это год? Двадцать третий? Фантастика! Но как это зеркало попало к энкаведешнику? Что, Паммель делал его по заказу НКВД?

– Не знаю, – сказал Антон. – В двадцать третьем году уже было ГПУ.

– Да что вы! Правда?

Доцент снова близоруко наклонился к газетному тексту, перечитывая его.

– А тут написано, что после смерти Полякова зеркало забрали в ГПУ. Это так?

– Наверное, – поколебавшись, ответил Антон.

– Как же оно снова оказалось у Паммеля? Я видел его в семьдесят втором году, еще студентом, Эдуард Матвеевич у нас преподавал, правда, недолго.

– Пока нам это неизвестно, – Антон заговорил более уверенно. – А что вы можете сказать по поводу обстоятельств, здесь описанных?

– Хм-м... Видите, тут указано, – доцент ткнул пальцем в газетные строчки, – что за зеркалом находился источник света, лампа. Видимо, Поляков был нетрезв, и испугавшись изображения, появившегося в зеркале, разбил лампу.

– Думаю, что он знал секрет зеркала и сознательно вызывал изображение, – возразил Антон.

– Вот так? Думаете, так было? – доцент с интересом взглянул на Антона. – У вас есть основания так считать?

– Есть, – подтвердил Антон. – Меня интересует природа явлений, которые описаны со слов соседей. У них-то в комнате что происходило с зеркалом?

Доцент снова склонился к заметке.

– Ага, – удовлетворенно сказал он. – Ну что ж, все ясно. В этой квартире перегородка между комнатами могла быть чисто символической. Знаете, как делили старые большие квартиры, когда коммуналки плодили? Могли фанерную перегородку посреди большой залы залепить, и пожалуйста, живите и наслаждайтесь жизнью. Я сам в такой с мамой прожил тридцать лет, в косой клетушке, где слышимость стопроцентная. Страдали, а ничего поделать не могли. Так вот, а если была анфилада комнат, то между комнатами двери обоями заклеивали, вот и вся недолга. А может, там вообще между комнатами цельной перегородки не было, и зеркало использовали в качестве перегородки, – он задумался, потом продолжал. – Если зеркала стояли друг к дружке тылом или просто на одной линии в разных комнатах, то подсветка зеркала, которое было у Полякова, могла спровоцировать свечение зеркала в другой комнате, и изображение женщины в шляпе спроецировалось на задник чужого зеркала. Вот и все. Понятно?

– Не очень, но я вам верю. Спасибо.

– Что вы, не за что. Я сам узнал много интересного, – высоким голосом воскликнул доцент, отирая обильно струящийся по его лицу из-под повязки пот. – Боже, как тут жарко! Я вам больше не нужен?

– Спасибо огромное, Владимир Абович! – от души сказал профессор. – Проводить вас в палату? – он привстал, изъявляя готовность действительно проводить гостя.

– Что вы, что вы, не беспокойтесь, я сам дойду, – остановил его толстяк.

Он тяжело поднялся и направился к двери. На пороге остановился и обратился к Антону.

– Извините, не запомнил вашего имени-отчества... Так это зеркало у вас есть? Оно найдено? И на него можно посмотреть?

– Найдено, – ответил Антон. – Но посмотреть пока нельзя, его еще исследуют эксперты.

– Боже мой, боже мой! Как интересно! Но вы разрешите потом с вами связаться? Может быть, этот экспонат можно будет передать в наш институт? Это ведь реликвия, подлинная реликвия!

– Я постараюсь сделать все, что от меня зависит, – пообещал Антон, абсолютно в этом не уверенный.

Дверь за шумным и потным доцентом закрылась, и профессор подсел поближе к Антону, похлопав его по руке.

– А?! Как я тебе помог? – торжествующе воскликнул он. – У нас в Греции все есть! Ну, а мне-то дай почитать эту вырезку. Говоришь, двадцать третий год? С ума сойти!..

На следующее утро к Антону прорвалась мать.