Роман Ким - По прочтении сжечь

— А Хаэми есть?

— Тоже нет. Есть Хаяма, Хаямэ и Хаями.

— Что-то в этом роде… А, черт! — Донахью махнул рукой. — Ладно, отложим. Мы еще с вами увидимся. Как только выясните что-нибудь, сейчас же звоните в штаб — старшему адъютанту Макартура, меня разыщут. А себя называйте на всякий случай условно… Куросиво. Поняли? Итак, жду.

Он приветливо улыбнулся японцу и протянул ему руку в перчатке.

Уайт решил прогуляться и закрыл наружную дверь за собой. К крыльцу подкатил черный «бьюик». Рядом с шофером сидел Донахью с огромным букетом.

— Я на минутку, Никки, — сказал он. — Вылет самолета отложили до завтрашнего утра. Я привез орхидеи для твоей жены. Их доставили сегодня на самолете с Филиппин для миссис Макартур. Я обедал у них и выклянчил у нее половину.

Уайт провел Донахью в столовую и поставил цветы в вазу.

— Спасибо, Уолт, Марико будет потрясена. Такие богатые букеты можно видеть только в домах миллиардеров, и то не каждый день…

Уайт предложил гостю вино, но тот попросил кофе.

— Я скоро поеду в Испанию, — сказал Донахью, — и хотел бы оттуда прислать твоей жене медальончик или камею и выгравировать на этой штучке ее имя и фамилию иероглифами.

— Но Марико теперь миссис Уайт, а Уайт пишется фонетическими знаками, а не иероглифами.

— Нет, мне нужна ее японская фамилия, которую она носила в те дни, когда мы встретились на пароходе. Хочу, чтобы мой подарок напомнил ей тот рейс. Ее девичья фамилия была, кажется, Хай…ами?

Уайт написал иероглифы на листочке.

— Нет, Хаями. Пишется двумя иероглифами, первый — «хая», второй — «ми». А Марико — тремя иероглифами.

Донахью подул на листочек, осторожно сложил его и засунул в бумажник.

Уайт поставил перед Донахью чашечку кофе и достал с полки небольшой альбом.

— Забыл тебе показать утром. Мы снялись тогда на память на аэродроме в Сан-Диего перед вылетом в Австралию. Наш квартет.

Донахью стал разглядывать маленькую потемневшую фотографию.

— Это, кажется, Камберленд. Где он?

— Погиб в бою в Коралловом море.

— А Шривер?

— Погиб у Гуадалканала.

Донахью сделал глоток из чашки.

— А где Пейдж? Наш боевой, шумный, лысый Пейдж?

— Командовал эскортным судном, сопровождавшим караван, и погиб около Мурманска.

Донахью с восхищением чмокнул губами:

— Великолепный кофе! Наверное, джава-бленд?

— Нет, простой максуэл.

— Значит, ты умеешь заваривать. Это тонкое искусство. — Донахью сделал несколько глотков. — А мы с тобой, хвала всевышнему, случайно уцелели. Ты один раз был ранен?

— Нет, два.

— Я тоже чуть не погиб. В Лондоне в сорок третьем на улице… как ее… На ней большой букинистический магазин.

— Чаринг-кросс.

— Да, на ней. Меня чуть не раздавил пьяный шофер, еле успел отскочить в сторону, а моя дама…

Зазвонил телефон. Уайт взял трубку и, утвердительно ответив, передал трубку Донахью.

— Кто? — спросил Донахью.

— Это я, Куросиво. Я выполнил ваш приказ — узнал все. Нашел человека, который расшифровал записку, посланную в адрес Идэ из третьего отдела.

— Ну?

— В записке говорится: «Наземных выступлений не предпринимать до тех пор, пока не будет дан сигнал по радио: «Старый пруд, прыгнула в воду лягушка».

— Ну?

— Вот и вся записка.

Донахью фыркнул:

— А почему надо было умирать из-за такой чепуховой бумажки?

— Он не выполнил приказа.

— Какого приказа?

— В конце записки три «кью». Они означают: «По прочтении сжечь». А он этого почему-то не сделал. И поэтому казнил себя.

— Понятно.

— А вторая тайна еще проще. Насчет сводки погоды, которую должны были передать в качестве сигнала нападения.

— Ну?

— Я выяснил совершенно точно. Четвертого и пятого декабря никаких сигналов не подавали.

— Как? Была же…

— Четвертого и пятого передавали по станции Джэй-Ви-Три Даблью сводку погоды относительно северного ветра. Но это был вовсе не сигнал, а простая сводка погоды, которая шла вслед за последними известиями в обычной токийской коротковолновой передаче для заграницы.

— Не может быть… Непонятно… Проверили как следует?

— Проверил с помощью бывшего полковника Мураи из осведомительного отдела ставки, он ведал всеми нашими радиопередачами для заграницы перед войной. Он разыскал в архиве копию сводок погоды, переданных четвертого и пятого. Я переписал текст: «В районе Токио сегодня ветер северный, постепенно…»

— Ладно, понятно.

— Вот эту сводку вы приняли за…

— Понятно. Завтра утром позвоню.

Донахью повесил трубку.

— Еще чашечку? — предложил Уайт.

— Нет. Я еду, меня ждут.

Уайт с улыбкой взглянул на Донахью:

— Не хочешь поделиться со своим старым другом?

— Ах, да… Выяснилось, что записка на имя Идэ была ерундовая, а три буквы в конце означали, что записку надо уничтожить сразу по прочтении. Ну, я поехал, у меня куча дел.

— Постой, — в голосе Уайта звучало удивление. — А как же со второй тайной? Насчет сигнала…

Донахью покачал головой и вздохнул:

— К сожалению, не удалось выяснить. И видимо, никогда не удастся. Все, кто были причастны к подаче такого рода сигналов, погибли во время войны.

— Значит, это навсегда останется нераскрытой тайной?

— Выходит, что так. — Донахью снова вздохнул. — Никки, дорогой, жизнь — это цепь разочарований, заблуждений и тайн. Искренний, от всего сердца, привет твоей жене. Смотри, береги ее. Буду бесконечно рад, если цветы понравятся ей. Прощай.

Уайт проводил контр-адмирала до машины и помахал вслед рукой.

Вернувшись в дом, Уайт вскипятил воду на спиртовке и заварил в маленьком чайнике зеленый чай. Он удобно устроился в кресле, медленно выпил чашечку и закрыл глаза. Его разбудил телефонный звонок. Звонила Марико. Она задержалась у Норы, сестры Пейджа, врача стоматологической клиники для членов семей американских военнослужащих, помогала Норе переехать в другой флигель. Все выписки, которые Уайт попросил сделать, закончены. Скоро приедет. Уайт сказал, что Донахью еще раз заезжал и оставил для нее сказочно роскошный букет из разноцветных орхидей — выпросил у супруги генерала Макартура.

— Ой какая прелесть! — воскликнула Марико. — Вот это действительно светский человек! Учись у него. Ты бы никогда не догадался…

— Я незнаком с миссис Макартур.

— А он взял и познакомился и попросил для меня…

— Ему это легче, чем мне. Генерал Макартур — один из совладельцев «Дженерал электрик», а контр-адмирал Донахью теперь зять вице-директора «Интернейшнл никел». Они из одной хунты. Между прочим, ему звонили сюда и разъяснили тайны. Те самые. Вероятно, звонил Терано. Помнишь?

— Правильно разъяснил?

— Судя по репликам Донахью, правильно. Тайну трех «кью». Помнишь?

— Да. А тайну сводки погоды?

Уайт засмеялся:

— Думаю, ему объяснили все. Исчерпывающе. Но он сказал мне, что эту тайну выяснить не удалось — все посвященные в нее убиты. Сообщив это, он передал тебе привет и тихо-тихо смылся.

— Значит, ничего не сказал тебе?

— Ничего. И я промолчал. Ведь мы с экс-полковником Мураи твердо условились никому не говорить о наших разговорах. Поэтому я и не сказал контр-адмиралу, что мне известно все о том, как наши начальники тогда сами себя одурачили.

После паузы Марико сказала:

— Надо было все-таки сказать ему, не называя Мураи, что мы все знаем. Он был так любезен, специально привез мне орхидеи, это такая редкость… а ты скрыл от него…

— Рано или поздно он все узнает. Мы с ним еще непременно сцепимся. Его и таких, как он, надо бить и разоблачать без всякой пощады! В тот раз они довели Америку до Пёрл-Харбора, а сейчас, если не помешать им, могут привести нас к еще большей катастрофе.

— Правильно, Ник! Ты у меня самый умный, самый красивый и самый сильный человек на свете.

— И самый голодный.

— Скоро приеду. Куда поставил орхидеи?

— Выбросил. Они пахли недобрыми замыслами.

После маленькой паузы Марико сказала:

— И хорошо сделал. Я нарву полевых цветов и привезу.

Кратово. 1961 г.

Все приведенные в повести расшифрованные радиограммы — подлинные.

Эф-Би-Ай — сокращенно — Федерал Бюро оф Инвестигейишн — Федеральное бюро расследований США.

«Джапы» — презрительная кличка японцев, употребляемая американскими расистами.

13 Фут — единица измерения длины, равная 30,48 см.