Чингиз Абдуллаев - Коэффициент подлости

— Отойди от окна, — прохрипел в третий раз главный, раздосадованный своим поражением.

— Помогите! — j — свешиваясь вниз, закричала женщина.

— Тащите ее! — рассвирепел убийца. К ней бросились сразу три или четыре человека. Она покачнулась, крикнула еще раз и вдруг рухнула вниз, с девятого этажа. Она летела со страшным криком. Потом раздался тупой удар.

— Дура, — сказал главный, — уходим. Быстро. Сейчас здесь будет полно народу.

Послышались быстрые шаги, хлопнула дверь. Резо все еще стоял в своем укрытии, боясь поверить услышанному. Он попытался пошевелиться, но почувствовал, что не может даже поднять руку. Наконец усилием воли он толкнул дверцу, буквально вываливаясь из своего тайника. И сразу же увидел лицо убитого Никиты. От неожиданности он едва не вскрикнул. Потом вскочил на ноги и, чувствуя, как его выворачивает тошнота, поспешил в гостиную, откуда выпала Надя. Его все-таки стошнило прямо на ковер в гостиной, когда подходил к окну.

Надя лежала внизу, вокруг уже собирались люди, указывающие на его окно. Он осторожно посмотрел вниз. Несколько мужчин садились в два автомобиля в пятидесяти метрах от того места, где лежало тело. Один из них, коротко остриженный, седой, в кожаной куртке, вдруг поднял глаза и увидел Резо. Не понимая, зачем он это делает, Резо медленно закрывал створки окна.

— Он был там! — заорал незнакомец. — Он был там!

— Быстрее! — крикнул кто-то. — Милиция.

Седой еще раз посмотрел вверх. И вдруг Резо что-то как толкнуло изнутри. Собрав остатки мужества, он распахнул окно и заставил себя выпрямиться во весь рост. Теперь он видел лицо убийцы. Вернее, не лицо, отдельные черты различить было трудно — он видел его маску. Целую секунду они смотрели друг другу в глаза. И хотя расстояние было достаточно далеким, им казалось, что взгляды их обжигающе близки. У Резо по лицу стекала ядовито-желтая струйка, губы тряслись. Но он ничего не замечал — видел только ненавидящие глаза убийцы.

— Идиоты, не нашли, — проворчал седой, отводя взгляд от окна, — подняться бы сейчас наверх и прикончить его.

— Не получится, — резонно заметил кто-то из его людей, садясь за руль. — У него дверь — на полдня возни. Даже автоматом не прошибешь. Гранаты нужны или мины. А милиция вот-вот будет здесь.

— Возьмем его вечером. В милиции, — уверенно заключил седой. — Теперь ему крышка. Любовница из окна упала, а друг лежит убитый. Его как пить дать арестуют. Кто ему поверит?

Взглянув еще раз вверх, главный сел в машину. Оба автомобиля отъехали от дома. Вокруг лежавшей на тротуаре в луже крови женщины собрались люди.

— Ладно, — прошептал потрясенный Резо. — Значит, теперь я знаю тебя в лицо.

На следующий день я сразу же отправился к Семену Алексеевичу и рассказал ему все. По большому счету он был для нас не просто начальником. Что-то было в нем от заботливого дядьки, который занимался всеми нашими проблемами. Вот и квартиру для меня в новом доме тоже он пробивал. Семен Алексеевич выслушал меня внимательно. И внешность у него для его профессии не типичная — и не голливудский тип охранника — громилы с квадратной челюстью, в темных очках, и не наш «качок» со зверской физиономией гориллы и квадратными плечами. Чуть выше среднего роста, чем-то напоминавший изящного ужа, только худой, с большой головой и печальными, умными глазами. Многие считают, что главное в нашей работе — кулаки и бицепсы. Но мы-то знали, что отдел планирования, которым руководил Семен Алексеевич, значил для всей операции куда больше, чем даже внешнее кольцо в оцеплении.

Голова, как известно, оказывается сильнее даже мощных кулаков. Алексеич у нас был мыслителем по самому большому счету, и мы его за это очень уважали.

Выслушал он меня внимательно, помолчал немного, это у него привычка такая была, всегда помолчать какое-то время, даже глаза закрыть, а уже потом начать излагать.

— Ты не маленький, сам должен все понимать, — так он начал. — Твою квартиру ни продавать, ни сдавать нельзя. Там живут и наши сотрудники, и члены президентской администрации. В такой дом иностранца пускать негоже, никто тебе этого не разрешит. И коммерсанта обычного тоже допускать нельзя. В общем, ты. эти мысли вредные из головы выбрось. А помочь, конечно, нужно. Мы сделаем так. Пусть они ничего не продают, пусть сдадут свою квартиру на три года, предположим. А сами переедут к тебе. Никто ничего не скажет, если у тебя дома будет бывшая жена с детьми жить. А ты пока поживешь на квартире. Снимешь, как раньше снимал. Вот тебе и конкретный выход.

— Думаете, им денег хватит? — спросил я. — У них все-таки квартира не в центре.

— За три года хватит, — кивнул Семен Алексеевич. — А к тому времени что-нибудь придумаем. И потом, может, вообще таких жертв не потребуется. Я поговорю кое с кем из наших бизнесменов. Дадут нужную сумму.

— Вы же знаете, что я в долг брать не люблю, — возразил я. — И никогда ни у кого не ходил в должниках.

— Ты дурака не валяй, — насупился Семен Алексеевич. — Никто тебе про долг не говорит. Это мое дело, как вопросы решать. Молод ты еще, чтоб мне указывать. В общем, ступай к себе и не дергайся по пустякам. Я сегодня поговорю с нужными людьми, найдут деньги. Половина наших чиновников не знает, куда их девать, уже не осталось в Испании или во Франции приличной виллы, которую бы они не купили. Найдем деньги для лечения твоего сына, не беспокойся. Но вдруг не найдем, тогда — как крайний вариант, я уже говорил: они переезжают к тебе. Я начальству все объясню. Но думаю, что это крайний случай. Да любому из этих гнид-толстосумов только заикнусь, они тут же раскошелятся.

— Вы ведь никогда к ним не звонили, называли паразитами, — напомнил я.

— Называл. И буду называть. Паразиты, они и есть паразиты. И если даже деньги дадут, от этого ничего не поменяется. Я ведь не для себя прошу, на святое дело беру. Одним словом, остаешься после работы, и мы решаем проблему.

Я вернулся в свой кабинет, а у самого настроение хуже не бывает. Представляю, как ему просить противно. Лучше действительно пусть они переедут ко мне. Нужно было еще вчера это предложить, как я мог не додуматься до такой элементарной вещи? Но все равно нужно было разрешение Семена Алексеевича.

Целый день я не ел ничего, только воду пил. А вечером вспомнил, что сегодня и в туалет не ходил. Я обычно не люблю ходить в общественные туалеты. Утром как пошел, так до вечера терплю. Еще и специфика работы такая: нельзя отлучиться ни на минуту. Вечером, как договаривались, я задержался в кабинете — жду вызова Семена Алексеевича. А пока отправился по пустым коридорам — в туалет.

Странная тема — туалет. Но меня она наводила в свое время на размышления. Раньше я думал, если у нас туалеты сделать платные, как за рубежом, то все сразу изменится. Ничего подобного. Порядок от денег не зависит. Только от самих людей. Мы еще мальчиками были, когда в «Иностранной литературе» появился роман Питера Бенченли «Челюсти». Нас всех тогда поразило не столько описание зверств акулы, сколько эпизод с женой шерифа. Дама собирается изменить мужу. Она приезжает на заправку, на станцию, заходит в туалет и встает босиком на полу в туалете. Вот что нас всех тогда поразило! Босиком в туалете! Этот кадр сказал нам об Америке больше, чем все фильмы, вместе взятые.

Я-то сам не москвич, вырос в Ростове. Вы помните наши туалеты в семидесятых? Да еще на бензозаправках. От них разило так, что трава вяла в радиусе нескольких километров. Во многие вообще нельзя было войти без резиновых сапог. А тут босиком. В общем, я про это вспоминал всегда, когда в наши уборные ходил. У нас, конечно, в конторе чистота американская. И еще какую-то отдушку употребляли,

Вошел я, значит, в наш туалет, прошел в крайнюю кабинку. И первый раз в жизни почувствовал, что живот болит. Ничего я в этот день вообще не ел, видимо, спазмы от вчерашнего дня живот свели. Нервное что-то. Я человек брезгливый по натуре, на общественный стульчак никогда не сяду. И даже не предполагал, что из этого выйдет. Я ногами стульчак поднял и влез на унитаз. Подробности тут нужны, чтобы стало ясно, как потом события развернулись. Только я уселся «орлом», как в туалет кто-то вошел. Вошли двое.

Сначала постояли у дверей, потом один наклонился и прошелся мимо всех дверей — видимо смотрел, нет ли там чьих-то ног. Ног не было. Пройдя до конца, вернулся к своему собеседнику.

— Все чисто, — доложил он, — никого нет.

В такое время все уходят домой.

— Единственное место, где можно нормально поговорить, — зло сказал второй, и я с удивлением узнал голос. Довольно высокопоставленный чиновник из нашей администрации. Он обычно ходил в туалет на своем этаже, а не к нам. Почему пришел именно к нам — кто знает?

— Везде понатыкали свои микрофоны, — объяснил чиновник. — Не знаешь, кто и когда тебя слушает.