Эдуард Тополь - Чужое лицо

Черт побери, где этот Ставинский? Неужели именно сейчас где-то под ними, в морской глубине, он удирает с русской подводной лодки, которая в очередной раз проникла в шведские воды? Но, елки-палки, как можно сбежать с подводной лодки? Этого не знали ни Мак Кери, ни Керол, ни Стивенсон. Англо-аргентинская война уже идет полным ходом, и теперь они постоянно бегали в рубку к наемному шкиперу Мартину Рабену, справлялись у него, не отнесло ли их ветром или течением с этой точки, и по очереди дежурили у двух бортов яхты, вглядываясь в зеленую морскую воду. На ночь «Юрианна» зажигала все бортовые огни и еще два мощных прожектора, укрепленные на верхней палубе.

На следующий день, утром 25 мая, шкипер, пыхтя своей трубкой, молча указал Мак Керн на горизонт.

– В чем дело? – спросил Мак Кери у Анны, которая была ему переводчицей в разговорах со шкипером: Рабен не знал ни слова по-английски, а Мак Кери – ни слова по-шведски.

Анна перебросилась несколькими словами с Рабеном и перевела Мак Кери:

– Он говорит, что небо покраснело, будет шторм.

– Ну и что?

– Он говорит, что, если шторм будет больше пяти-шести баллов, «Юрианну» нужно уводить в порт.

– Это невозможно! Мы не можем уйти… с этой точки до конца мая! Что бы ни случилось!

– Даже если шторм будет десять баллов?… Гм! – сказала Анна. – Я не собираюсь погибать тут из-за ваших шпионских дел! Хватит одной – Вирджинии.

– Пусть он запросит по радио метеопрогноз, – сказал Мак Керн.

Анна снова коротко переговорила с Рабеном и сказала Мак Кери:

– Он уже запрашивал. По прогнозу, будет легкий ветер, но он не верит в эти прогнозы. Он говорит, что будет шторм.

– Ладно, посмотрим… – хмуро сказал Мак Кери.

Через час, когда он сидел со спиннингом у борта лодки, он вдруг услышал, как заработал мотор якорной лебедки, и увидел, что якорная цепь стремительно поднимается на борт яхты. Он бросился в рубку.

– В чем дело?

Анны в рубке не было – она со Стивенсоном уединилась в спальной каюте. Стивенсон по журналистской манере не терял времени зря. В ходовой рубке шкипер Рабен хмуро включил два дизеля яхты на полную мощность, и тут же два мощных винта яхты понесли «Юрианну» прочь от острова, на север, к маленькому порту Сандемар.

– В чем дело?! – крикнул Мак Кери еще раз, да и было с чего – на море был полный штиль, даже малейшего ветерка не было. И никаких туч в небе.

– Patio minvter stormen in lorja, – ворчливо сказал Рабен по-шведски. Мак Кери понял только международное слово «шторм» и недоверчиво оглянулся еще раз. Только тут он обратил внимание на то, что вокруг нет ни прогулочных яхт, ни рыбачьих лодок, которые шныряли вчера и позавчера по всему морю, а главное – нет крикливых чаек, которые четверо суток кормились всем, что сбрасывали им с «Юрианны», и нагло садились даже на леерные ограждения яхты и носовую палубу. «Затишье перед бурей», – подумал Мак Кери.

Действительно, через пятнадцать минут, когда «Юрианна» на полной скорости мчалась в Сандемар, Балтику накрыл девятибалльный шторм.

Но через два часа от причала в Сандемаре, несмотря на шторм, грузно отвалил тяжелый рыбацкий сейнер и взял курс к острову Муско…

ШИФРОВАННАЯ РАДИОГРАММА

Москва, Генштаб, маршалу Опаркову

Копия – Главкому ВМС Горчакову

29 мая в 19.08 вышел на исходную позицию. Жду Ваших указаний.

Гущин.

ШИФРОВАННАЯ РАДИОГРАММА

Командиру «У-300» Гущину

Копия – Главкому ВМС Горчакову

По сообщению воздушной разведки, в районе Вашей операции у острова Муско последние несколько дней постоянно, несмотря на штормовую погоду, находится крупный рыбацкий сейнер без всяких признаков занятия рыбацким промыслом.

Приказываю изменить очередность закладки энергетических матриц и начать операцию со второй точки в районе Ваддо в Ботническом заливе. После завершения работы на этой точке приказываю выйти в нейтральные воды для получения дальнейших инструкций.

Родина шлет горячий привет всему экипажу и желает вам успехов.

Маршал Опарков.

Когда радист принес эту радиограмму в командирскую каюту и прочел командиру, Ставинский изменился в лице. «Кретины! – заорала в нем каждая клетка. – Кретины этот Мак Кери и Даниел Купер!» Ведь он же ясно просил: маленькое рыбацкое суденышко! Господи, что же теперь делать?

А Гущин тем временем диктовал радисту:

ШИФРОВАННАЯ РАДИОГРАММА

Москва, Генштаб, маршалу Опаркову

Копия – Главкому ВМС Горчакову

Ваш приказ принял. Приступаю к исполнению. Экипаж лодки благодарит Родину за оказанное доверие.

Командир «У-300» Петр Гущин.

И, лихо подмигнув Ставинскому, ушел на центральный командный пост проводить срочное погружение. Ставинский остался один в капитанской рубке. Глухая тоска отчаяния заслонила все: и крохотную, но удобную командирскую каюту, и стол с разложенными на нем крупномасштабными картами шведских территориальных вод и донного рельефа, и бутылку коньяка на этом столе, и фотографию жены капитана Гущина и его двоих детей на стене каюты. Закрыв глаза, Ставинский безвольно сидел за столом на металлическом, привинченном к полу стуле. Радиодинамик доносил из центрального поста глухие команды погружения: «Убрать радиобуй!…», «Открыть кингстоны носового и центрального балласта! Малый вперед!… Лево руля… Прибавить обороты… Так держать…»

Лодка уходила вниз, в морскую глубину. Глухой шум воды, заполняющей балластные цистерны, проникал в каюту сквозь металлические переборки.

Ставинский открыл глаза и тупо, невидящим взглядом смотрел на оставленные Гущиным карты. Но они не были нужны ему – он уже давно, еще в Генштабе и Балтийске, изучил их до мелочей. Вторая – возле острова Ваддо – точка закладки энергетической матрицы находилась на глубине 97 метров. Только безумец мог рискнуть всплыть с такой глубины на поверхность в один прием. Даже в скафандре при всплытии с такой глубины резкий перепад давления может и должен вызвать кессонную болезнь, «закипание» крови, разрыв ушных перепонок и носовых капилляров. Совсем другое дело – у острова Муско. Там точка закладки приходилась на глубину 40 метров – с этой глубины и собирался всплыть Ставинский, выйдя вмеcте с водолазами-бурильщиками и монтажниками через торпедный отсек лодки на дно Балтийского моря. Даже если бы кто-то из водолазов погнался за ним и, уходя от погони, он был бы вынужден разом освободиться от свинцовых поясных ремней, ботинок с тяжелыми свинцовыми подошвами, которые держат водолаза на дне, то есть даже если бы во время этого срочного, пробкой, всплытия он потерял бы от перепада давления сознание, – его подобрало бы рыбацкое судно, о котором он просил Мак Кери и Даниела Купера. Не зря же он провел три недели на тренировках водолазов-бурильщиков на Нефтяных Камнях в Каспийском море. Но теперь – все насмарку! Все насмарку…

Кто-то стучал в дверь командирской каюты. Опять, наверно, этот Донов, лениво подумал Ставинский. И действительно, спустя секунду в приоткрытой двери каюты появилось настырное лицо замполита.

– А я вас ищу, товарищ генерал. Сразу после погружения – политзанятия. Я хотел попросить вас выступить перед матросами накануне операции. От имени Генерального штаба. Люди давно ждут…

Ставинский остановил на нем тоскливые глаза. Потом, чуть раскачиваясь, протянул руку за бутылкой коньяка, на глазах у Донова отпил прямо из горлышка два больших глотка, вытер тыльной стороной ладони капли коньяка с бороды и усов и сказал внятно и хрипло:

– Пошел к едреной матери, падла!

– Хм… – хмыкнул, чуть побледнев, Донов. – Вы, кажется, пьяны, товарищ генерал…

И в глубине его серых крестьянских глазок зажегся радостный мстительный огонек. Ведь он так старался все эти дни похода! На ежедневных политзанятиях он так проработал с матросами доклад товарища Андронова в честь 112-й годовщины рождения В.И. Ленина, что матросы знали назубок каждый абзац этой речи и без запинки отвечали на любые вопросы об агрессивных планах американских империалистов, китайских гегемонистов, израильских сионистов, афганских душманов и польских контрреволюционеров. А представитель Генерального штаба армии генерал-майор Юрышев так ни разу и не побывал на этих занятиях – теперь ясно почему: пьянствует. Ставинский медленно отвел руку с бутылкой назад и вверх – замахнулся ею на замполита.

Донов успел закрыть металлическую дверь раньше, чем бутылка шмякнулась об нее.

У входа в Ботнический залив лодка легла на дно. В двух торпедных отсеках – на носу и на корме лодки – восемь водолазов-бурильщиков уже лежали в четырех торпедных аппаратах, готовясь к выходу на морское дно. Усиленно работали компрессоры, медленно поднимая давление в их скафандрах. Гущин, Ставинский, Донов и начальник минно-торпедной боевой части Райзман находились здесь же, в носовом торпедном отсеке, а в кормовом за подготовкой водолазов к выходу из лодки следили старпом и командир электромеханической боевой части. Из труб торпедных аппаратов доносились глухие металлические сигналы: это водолазы ударами гаечных ключей давали знать, что адаптация к высокому давлению идет нормально. Ставинский знал, что сейчас каждый из этих водолазов усиленно дышит через нос, или, как говорят водолазы, «продувает нос», чтобы привыкнуть к высокому давлению.