Эдуард Тополь - Чужое лицо

– Товарищ генерал, бурение закончили, – сказал он Ставинскому. При подчиненных он всегда говорил Ставинскому «вы», хотя между собой они давно перешли на ты. – Сейчас начнем установку, монтажники готовятся к выходу. Вы пойдете с ними?

Гущин был явно доволен собой – он идеально вывел лодку на точку, бурильщики классно сделали свое дело, оставалась последняя фаза операции на этой точке. А Ставинский решал в эти секунды свою судьбу.

– Пойду! – сказал он наконец. Собственно, ради этого он и пошел в поход куратором – проследить за установкой матриц. Иначе все его плавание выглядело бы со стороны бессмысленной прогулкой, а отказ выйти из лодки с монтажниками – просто трусостью. Конечно, можно отложить этот выход до второй точки, до острова Муско, но дадут ли лодке «добро» на вторую точку или отправят дрейфовать в нейтральные воды, пока не уберется этот шведский сейнер от острова? А может, и вообще вернут домой, и тогда… Нет, вторично в плавание Опарков его уже не отпустит.

– Пойду! – повторил Ставинский.

И отправился в свою каюту переодеваться.

Тонкие шерстяные чулки… Толстые шерстяные носки… Шерстяные рейтузы… Два толстых шерстяных свитера и шерстяной подшлемник на голову. Отвернув второе дно термоса, Ставинский извлек из тайничка три маленькие кассеты с микропленками. Лейкопластырем он приклеил их ниже левой подмышки. Теперь поверх теплой одежды – легкий комбинезон. Так. Кажется, порядок… Оглядев каюту в последний раз, Ставинский повернулся и быстро вышел в коридор. В носовой части лодки в продутом тем временем торпедном отсеке монтажники уже надевали скафандры. Ставинский с удивлением заметил, что вмеcте с ними надевает скафандр замполит Василий Донов. С тех пор, как Ставинский запустил в него бутылкой, Донов больше не появлялся ему на глаза, нарочно избегал встреч, а теперь – нате вам, лезет в скафандр! Ставинский вопросительно глянул на Гущина.

– Замполит решил проявить геройство… – пожал плечами Гущин.

– Отставить! – спокойно сказал Ставинский.

– То есть как это?! – возмущенно вспыхнул Донов и уже с открытой враждебностью посмотрел на Ставинского.

– Так. Отставить выход замполита Донова! – властно повторил Ставинский. – Вы не проходили тренировок.

– У меня сорок девять часов опыта работы под водой! Я выходил в Атлантике и в Ледовитом океане! – возмутился Донов.

– Я этого не видел, снимайте скафандр! – приказал Ставинский. – Кроме того, приказы командования не обсуждают! – И отвел душу, приказав Донову, когда тот снял скафандр: – Смирно! Кругом! Из торпедного отсека – шагом марш!

– Есть! – зло и коротко козырнул Донов и, побледнев, вышел из отсека.

– Круто ты… – заметил Гущин с явным неудовольствием. – Смотри, он на тебя еще «телегу» в Политуправление пошлет.

– Я отвечаю перед Генштабом за операцию, и мне не нужны сюрпризы, – сказал Ставинский, надевая скафандр. Тяжелые, на толстых пристежных свинцовых подошвах ботинки, пояс со свинцовым грузом, ранец с двумя баллонами кислорода, еще один пояс – с монтажным инструментом, финкой и аккумулятором нагрудного фонаря-прожектора. Два вахтенных матроса помогали Ставинскому экипироваться. Рядом, в других торпедных аппаратах, уже лежали готовые к выходу из лодки монтажники. Через минуту все тот же начальник минно-торпедной боевой части Райзман включил компрессоры. Тонкие резиновые шланги, протянувшиеся к скафандрам подводников, вздулись, и Ставинский почувствовал, как, сжимая все тело, увеличивается атмосферное давление в скафандре. Сильными выдохами он стал продувать нос…

Давление росло. Словно что-то тяжелое, мощное наваливалось на все растянутое в торпедном аппарате тело Ставинского. «Дышать! – приказал себе Ставинский. – Дышать!»

Наконец он почувствовал, что рост давления прекратился. Шевельнув рукой, переключил на боку клапан перехода на автономное снабжение кислородной смесью из своего заплечного ранца. Потом рукояткой финского ножа трижды коротко ударил по корпусу торпедного аппарата. И тут же услышал в шлемофоне веселый голос капитана Гущина: «Ну что, братцы? Все дышат?» – и ответ старшины монтажников: «Дышим, товарищ командир!» Так, подумал Ставинский, значит, Гущин уже в центральном посту, перешел на связь по радиопереговорному устройству. Сейчас начнется затопление отсека.

И действительно – медленно, очень медленно, на долю дюйма уже отодвигалась клинкетная задвижка в борту лодки, и тяжелая, холодная балтийская вода хлынула сквозь эту щель в темный торпедный отсек.

Ставинский мысленно отсчитывал секунды: восемь… девять… десять… одиннадцать… А под этим отсчетом билась вторая мысль: а может быть, не бежать? Может быть, вернуться в Россию и жить там с Галей Опарковой роскошной генеральской жизнью? Ведь это безумие – бежать отсюда, с такой глубины. Даже если он всплывет живым на поверхность – он же не проплывет в тяжелом скафандре и двух миль, его тут же догонят эти замечательные водолазы-монтажники…

«Сергей Иванович, – услышал он в шлемофоне голос Гущина. – Как самочувствие?»

«Прекрасное…» – постарался ответить он как можно бодрей.

А старшина монтажников между тем докладывал Гущину:

– Заполнение на одну четверть… заполнение наполовину…

Ставинский слышал эти рапорта в своем шлемофоне. И когда уровень воды подошел ему под спину, он, превозмогая тяжесть заплечного ранца, нагнулся к своим ботинкам и на каждом из них отстегнул по два из четырех зажимов, пристегивающих к ботинкам толстые свинцовые подошвы. Если он все-таки решится бежать, будет легче потом, в воде, отстегнуть остальные зажимы.

Новая команда капитана Гущина донеслась в шлемофон из центрального поста:

– Открыть правый ракетный отсек!

По правому борту лодки открылся второй ракетный отсек. Из него навстречу хлынувшей воде мощные пневматические домкраты поднимали платформу со страшным изобретением академика Бенжера – секциями энергетической матрицы, пионерки советского сейсмического оружия.

Дно Ботнического залива было действительно грязным, замусоренным, с какими-то обросшими тиной старыми металлическими бочками, банками и прочим хламом. В плотной непроглядной подводной глубине только мощным фонарем-прожектором, укрепленным на груди, можно было подсвечивать себе дорогу на расстоянии двух-трех метров.

Но на рабочей площадке, где происходила закладка секций «энергетической решетки» в грунт, было светлей. Довольно громоздкое сооружение, установленное на площадке, напоминало небольшую вышку для бурения нефтяных скважин. Наверху этого бурильного агрегата были укреплены четыре мощных стационарных прожектора с питанием от генератора подводной лодки. Эти прожектора освещали водолазам рабочую площадку, и монтажники работали без помех. Они аккуратно, точными, отработанными движениями опускали в штольню метровые секции матриц. Специальное устройство свинчивало эти секции в штольне.

Ставинский видел, как одна за другой исчезают в штольне эти смертоносные секции. Больше того: он сам вмеcте с водолазами-монтажниками подтаскивал эти секции от подводной лодки к рабочей площадке. Четвертая секция… Пятая… Шестая…

В паузах между работой Ставинский поднимал голову вверх, даже чуть всплывал, оттолкнувшись ногами от дна, и некоторое время, как в невесомости, всматривался в толщу воды над головой. Но густая свинцовая вода была непрозрачной. Над ним было почти 100 метров этой воды, и бежать с такой глубины было нелепо. Даже если он станет подниматься не сразу, а «ступеньками», постепенно освобождая себя от сумки с инструментами, свинцовых подошв, аккумулятора прожектора и прочих тяжелых вещей, и даже если увлеченные работой монтажники не сразу заметят его исчезновение – все равно в такой холодной воде да еще в скафандре ему не доплыть до берега. Нечего и думать!

Могильный холод проникал к телу даже сквозь скафандр со специальным подогревом от аккумулятора. Морское дно было мертво – ни водорослей, ни рыб. А число секций энергетической колонны Бенжера все уменьшалось – их осталось три, потом две… Вскоре монтажники установят последнюю, затем загерметизируют штольню особым, впитывающим радиоволны раствором, чтобы сейсморазведка не обнаружила энергетическую матрицу. А загерметизировав штольню, водолазы оттащат бурильный станок обратно в левый ракетный отсек лодки и…

И вдруг мгновенно погас свет на бурильной установке – все четыре прожектора. И тут же выключились двигатели установки. В шлемофонах монтажников и Ставинского прозвучал властный, но явно встревоженный голос командира Гущина:

– Прекратить все работы! Отключить нагрудные прожектора! Отключить переговорные устройства и замереть на месте! Над нами проходит какое-то судно!