Энн Перри - Вне закона

— Вы уверены? — тихо спросил Пэдди.

— Еще как уверен! — вмешался Дермет. — Он никогда и ни на что не согласится. Я тебе про это мог сказать в тот день, когда мы сюда отправились. — Он дернул головой в сторону Шона, который стоял у дальней двери, карауля выход к пляжу. Шон выпрямился, твердо держа пистолет прямо перед собой.

Пэдди по-прежнему не сводил глаз с Коннора, словно ожидая, что тот еще может передумать. Он не видел, как сзади к нему придвинулся Дермет, как занес руку и со всей силы ударил Пэдди сбоку в челюсть. Пэдди рухнул на колени, потом повалился лицом на пол.

— Стоять! — предостерегающе крикнул Шон задохнувшемуся от удивления Коннору и Ройзин, которая метнулась было на помощь Пэдди. — Он оклемается.

Дермет вытаскивал пистолет из-под брючного ремня Пэдди. Поднявшись, настороженно взглянул на Бриджит, а не на Коннора или Лайама. — Только не вздумайте героизм проявить, и все будет нормально.

— Нормально? — Коннор был вне себя от изумления. — Что, черт побери, с вами стряслось? Он же один из ваших!

Ройзин, не обращая на него внимания, склонилась к Пэдди, который уже стал подавать признаки жизни. Помогла ему подняться на ноги, что у Пэдди получилось не сразу — боль в голове явно мешала. Вид у него был подавленный, ноги плохо слушались. Неловко повернувшись, Пэдди встал лицом к Дермету, а тот старательно держался подальше, чтобы он не смог его достать. И твердо держал направленный на непокорное семейство пистолет.

Шон внимательно следил за остальными.

— Первый, кто дернется, получит пулю, — пригрозил он пронзительным, неприятно-натужным голосом. — Никто не желает попробовать, ну-ка?

— Дермет? — холодно выговорил Пэдди.

— Не трать попусту запал, слышь, — отозвался Дермет. — Мы попробовали по-твоему, и это не сработало. Заметь, я и не думал, что сработает. О'Молли не собирался меняться. Невмоготу ему. Сам себе шанса не оставил. Теперь мы будем делать по-нашему, а ты будешь приказы исполнять.

— Ты дурак! — В голосе Пэдди звучали горечь и угроза. — Ты из него героя сделаешь! Да теперь за ним вдвое больше народу пойдет!

— Ну, мы уж постараемся, чтоб не пошли, — усмехнулся Дермет. — И хватит мне приказывать, Пэдди. Теперь ты станешь делать то, что тебе велят.

— Я не с вами. Ваш путь никуда не годится. Мы уже решили…

— Это ты решил! Теперь я командую…

— Только не мной. Я уже сказал: я не с вами, — повторил Пэдди.

Усмешка промелькнула на губах Дермета быстрее заполярного лета.

— Нет, Пэдди, ты с нами, мальчик мой. Если на то пошло, и захотел бы уйти, да не сможешь… по крайней мере с тех пор, как мы тех двух ребят пристрелили и схоронили на холме. Метки оставлены, это на тот случай, чтобы мы, если нам вдруг захочется, указали, где их искать надо.

Кровь отлила от лица у Пэдди, оно сделалось до странности серым. Глядя на него, Бриджит легко представила, каким он будет в старости.

— Вот, значит, зачем вы их убили…

— Мы́ их убили, Пэдди, — поправил Дермет. — Ты в этом тоже участвовал. Закон не разбирает, кто на курок нажал. Ведь так, мистер О'Молли? — Он повернулся к Коннору, который по-прежнему стоял не шелохнувшись. И тут же все следы безмятежности исчезли с лица Дермета, голос его зазвучал свирепо: — Да, конечно, за этим мы их и пришили! Ты один из нас, нравится это тебе или не нравится. Выхода нет, мальчик. Ну как, берешь пистолет и ведешь себя как следует? Помоги нам сделать так, чтобы эти люди вели себя хорошо, пока мы не придумаем, как именно поступить с ними. Теперь, когда у нас еще и красавица Ройзин, мистер О'Молли, может, будет посговорчивее, не говоря уже о ее муже. Хотя, правду сказать, нам, может, некоторое время лучше и не говорить о нем?

Пэдди раздумывал. Вновь на кухне воцарилось молчание, если не считать стонов ветра да криков чаек на берегу.

Лайам глаз не сводил с отца, будто ожидал чего-то.

Наконец Пэдди протянул руку вперед.

— Пистолет хочешь? — поинтересовался Дермет. — Немного погодя, когда я совсем буду доволен тем, как ты воспринимаешь свое положение. Теперь вы, миссис О'Молли. — Он обернулся к Бриджит. — У нас на одного едока стало больше. Советую хорошенько проверить ваши припасы, потому что других некоторое время не предвидится. Я, видите ли, не совсем доверяю Пэдди. Не настолько, чтобы отправить его в деревню то есть. Так что будьте побережливей, ясно? Никому никаких добавок. А вообще-то советую немного поменьше и в первый раз накладывать. Я понятно говорю?

— Разумеется, — ответила она. — У нас целый мешок картошки. Надо будет, и на ней проживем. Приправить картошку нечем, но, полагаю, это не так уж и важно. Коннор, тебе лучше перебраться к Лайаму, а Ройзин будет со мной. Я выстираю простыни. Хороший день сегодня для сушки.

— Вот и молодчина, — одобрительно кивнул Дермет. — Всегда делаете то, что велено, верно?! Придет время, мне самому такая женщина, как вы, понадобится. Или, может, такая, но чтоб огня побольше. С вами вряд ли позабавишься всласть. С другой стороны, думаю, мистер О'Молли такой человек, которому не до забав. Вон лицо, будто лимон надкусил, видите? И что вы в нем нашли?

Бриджит остановилась в дверях коридора и посмотрела ему прямо в глаза.

— Мужество бороться за то, во что веришь, без насилия, — произнесла она в ответ. — Честь держать данное слово, чего бы это ни стоило. Он никогда никого не предал.

И, не давая себе труда посмотреть, как восприняты ее слова Дерметом или Коннором, прошла по коридору в комнату Лайама, сняла с кровати простыни, потом то же проделала у себя в спальне. Если захотят, пусть смотрят, как она стирает. Бриджит и раньше никуда не ушла, а теперь, когда Ройзин здесь, чувствовала себя еще большей пленницей.

В доме была отдельная комната, отведенная под прачечную, и Бриджит принялась за работу, поскольку это было легче, чем просто так стоять или сидеть, как приходилось делать Коннору с Лайамом. Сзади послышались шаги. Она знала — это Ройзин.

— Тебе помочь, мам? — спросила дочь.

— Двоим здесь делать нечего, — ответила Бриджит. — Но если хочешь, оставайся.

— Я могу белье через каток пропускать, — предложила Ройзин. Несколько минут мать с дочерью работали, не переговариваясь.

Бриджит не хотелось думать о том, каким образом Ройзин оказалась здесь, кто послал ее с известием, однако мысли роились у нее в мозгу, как непреходящий дурной сон, даже когда глаза оставались открытыми. Дочь — единственная, кто знал, куда они поедут, даже Адэру об этом не сказали. А как старалась Ройзин до их отъезда убедить Коннора смягчить свою позицию по образованию… Никогда прежде Бриджит не видела, чтобы дочь вкладывала в спор столько чувства. Когда же отец отказался и дочь, казалось, потерпела поражение, страдания ее явно вызывались не просто пунктом принципов, а тем, что уязвлены — и глубоко — ее чувства.

— Ты ведь беременна, да? — спросила Бриджит.

Ройзин замерла с отжатой простыней в руках. Молчание в комнате сделалось гнетущим.

— Да, — отозвалась наконец дочь. — Я собиралась сказать тебе, но пока всего несколько недель. Еще слишком рано.

— Нет, не рано, — тихо возразила Бриджит. — Знаешь, только это имеет значение. — Ей хотелось порадоваться за дочь, поздравить с радостью, которая ее ждет, но слова будто застряли в горле. Ведь именно поэтому Ройзин и предала отца в угоду умеренным, в угоду Имонну. Ей не просто хотелось мира, она нуждалась в нем — ради ребенка. Отныне все в ней было обращено на то, чтобы уберечь его. Дитя стало частью ее. Крохотный и беззащитный, ребенок нуждался в ее силе, страсти, чтобы ощущать себя в сытости, тепле, сохранности, в любви, защищенным от насилия людей, мысли которых заняты идейным, а не человеческим.

Сама Бриджит, наверное, поступила бы так же. Она вспомнила Ройзин, когда та родилась.

«Да, я бы сделала все возможное, чтобы уберечь ее. Или Лайама. Или любого ребенка».

Ройзин вновь взялась за каток, отвернувшись. Она еще не поняла, что мать знает. Она и ради Имонна поступила бы так же. Тот — еще один идеалист, как Коннор. Ройзин сама уязвима. Это ее первый ребенок. Из-за него она могла заболеть. Ей предстояло стать неповоротливой, неуклюжей, нуждающейся в любви супруга, его защите, эмоциональной поддержке. Она могла и перепугаться. Рождение ребенка творится в одиночестве и с великой болью, к тому же одолевают сомнения, здоров ли младенец, сможет ли она хорошо ухаживать за ним, чтобы это крохотное, требовательное, бесконечно дорогое существо жило в холе и неге. Порой она будет чувствовать себя такой усталой… Ей нужен Имонн. Наверное, у Ройзин нет выбора.

— Твой отец не знает, — произнесла Бриджит вслух.

Ройзин положила простыню в корзину.

— Скажу через пару месяцев.

— Я не о ребенке. — Бриджит передала дочери следующую простыню. — Отец не знает, что именно ты сообщила ИРА, или кто он там, этот Пэдди, где мы находимся.