Ева Львова - Состояние аффекта

– С чего вы взяли, что дядя Вася парализован? – в свою очередь удивилась моя собеседница, нимало не смущаясь своей наготы. Я подумала, что раз ей нет дела до ее внешнего вида, то и мне нет смысла стыдливо отводить глаза. – На костылях скачет, как молодой сайгак. Во всяком случае, сегодня утром он забегал к нам опохмелиться.

В комнате загрохотали посудой, опрокинув бутылки, и хриплый мужской голос прокричал:

– Танюха, кого там еще принесло?

– Лежи, Лешка, не вставай, это дядю Васю спрашивают, – откликнулась молодая хозяйка.

– Так он с драндулетом своим возится, – отозвался невидимый Леха. – Меня тоже звал, но я не пошел. В моей «девятине» давно пора масло менять, да здоровье не позволяет.

– Лежи уж, ты и так хорош, – усмехнулась Танюха.

– Кто хорош? Я хорош? – проревели из комнаты. – А ну иди сюда, шалава подзаборная, я научу тебя родину любить!

– Спасибо за помощь, я, пожалуй, пойду, – поспешила я откланяться и, не дожидаясь, пока Леха соберется с силами, встанет со своего одра и поставит подруге фингал под второй глаз, бегом припустила вниз по лестнице.

Не особенно доверяя словам похмельной парочки, я решила сама убедиться, что мы с соседкой потерпевшего Трошина говорим об одном и том же человеке. Отыскать гаражи не составило большого труда. Вдоль трехэтажных домов, поставленных подковой, росли буйные кусты сирени, образовывая тенистый сад, в конце которого высилась голубятня. А за ней, как объяснил дворник-азиат, как раз и простираются те самые гаражи. Пройдя сквозь двор, я приблизилась к крайнему гаражу и заглянула в приоткрытые ворота.

– Добрый день, – прокричала я в темноту. – Не подскажете, где я могу найти Василия Ивановича Трошина?

Из сумрака на мой крик вышел приземистый крепыш, вытирая руки серой замасленной тряпкой.

– Чего орешь? – недовольно спросил он.

– Я Трошина ищу, может, знаете, где его найти?

Лицо мужчины скривила язвительная усмешка, и он указал на соседний гараж.

– Чего его искать-то? Слышите за стеной?

Я прислушалась, действительно услышала натужное кряхтение и кивнула головой.

– Так это ваш Трошин бампер об колено выправляет – его коронный номер.

– Постойте, как это об колено, когда у него нога парализована? – возмутилась я. – Он же инвалид!

– Чего вы на меня кричите? Идите и сами посмотрите! Раскричалась тут!

Раздраженно махнув тряпкой, крепыш виртуозно выругался и побрел обратно в сумрак. Не зная, что и подумать, я отправилась в соседний гараж. Ситуация мне переставала нравиться. Если у потерпевшего и в самом деле всего лишь незначительный перелом ноги, значит, нет никакого нанесения тяжкого вреда здоровью и нужно требовать переквалификации уголовной статьи на причинение вреда средней тяжести. Тогда преступление перестает быть тяжким, а это существенно меняет дело. На мой стук дверь соседнего гаража поползла в сторону, и меня с головой накрыло запахом воблы и пива. В щель выглянул старик в военной форме без погон.

– Добрый день, мне нужен Василий Иванович Трошин, – вежливо проговорила я, на всякий случай отступая назад.

– Васек, это к тебе! – прокричал открывший в глубину гаража.

По бетону застучали костыли, и, отодвинув отставного военного в сторону, в дверь протиснулся широкоплечий мужик без возраста. Необъятное голое пузо нависало над резинкой камуфляжных штанов, на ногах красовались банные тапки. Я давно заметила, что у хронически пьющих людей наступает момент, когда они перестают меняться. Где-то лет в сорок пять внешность их консервируется, и они сохраняют вид людей без возраста до глубокой старости. Передо мной стоял как раз такой персонаж, очень похожий на артиста Моргунова из бессмертной киноэпопеи про Труса, Балбеса и Бывалого. Одной рукой опираясь на костыль, в свободной руке он держал полную кружку пива.

– Чего хотела? – нелюбезно поинтересовался потерпевший Трошин, окидывая меня недовольным взглядом.

Я перевела глаза с пенной кружки на загипсованную конечность и решительно произнесла:

– Добрый день, Василий Иванович. Я адвокат Агата Рудь, представляю интересы Валерия Воловика.

На мясистом лице оппонента отразилась такая лютая ненависть, что мне стало страшно, как бы его гнев не обернулся против меня.

– Девку, значит, прислал, – выдохнул Трошин, отхлебывая пиво.

– Может, попробуем договориться? – понимая всю бессмысленность своих слов, все же предложила я. – Мой клиент мог бы заплатить вам компенсацию за причиненный ущерб.

– Пусть подавится своими деньгами! В гробу я их видел вместе с твоим клиентом! Я справедливости хочу! – взревел потерпевший, взмахнув рукой так, что остатки пива выплеснулись ему за спину. – Думает, раз он на фашистском мотоцикле ездит, может других унижать? Нет уж, пусть в тюрьме посидит, жизнь узнает, дерьма понюхает, пусть о него там ноги вытрут! А деньги он мне и так заплатит! Я без ноги из-за него остался! У меня каждый рецепт подколот!

Громыхая костылем, Трошин двинулся в глубь гаража, должно быть, чтобы принести рецепты и предъявить их мне, доказав таким образом правоту своих слов, а на его месте у гаражных ворот показался благообразный господин в свежей рубашке. В этой компании он смотрелся как сенбернар в стае дворняг и вызывал вполне резонный вопрос «а что он здесь делает?».

– Насколько я понял, вы адвокат Воловика, – строго проговорил он, окинув меня холодным взглядом. – Что вы хотите от Василия?

Понимая, что этот собеседник куда адекватнее предыдущего, я с воодушевлением проговорила:

– Может, попробуем заключить мировую? Мой клиент извинится перед Василием Ивановичем и компенсирует затраты на лечение, а господин Трошин напишет заявление в прокуратуру, что не имеет претензий к Воловику.

– Не имеет претензий? – поднял кустистые брови седой старец. – Да что вам известно про телесные повреждения Трошина? У Василия политравма большой берцовой кости, перелом со смещением и деформацией межберцового сочленения, образовавшийся в результате жестоких побоев, нанесенных вашим клиентом. Василию проводится лечение интрамедуллярным методом, а это стоит огромных денег. Конечно, вы компенсируете каждую копейку, потраченную на лечение, но не в этом дело! Кроме денег, есть еще понятие чести и совести, а оно не продается и не покупается, ну да откуда вам об этом знать!

Отметив про себя профессиональный язык, которым излагает аспекты дела приятель потерпевшего, я откланялась и поспешила к машине. По дороге в Жуковский я анализировала сложившуюся ситуацию. Получается, что потерпевший Трошин на самом деле никакой не инвалид. Он бодро передвигается на костылях, ожидая, когда снимут гипс, а вовсе не лежит, беспомощный, в больнице на вытяжке с металлическими штифтами, как бывает при сложных переломах. Нет, вред здоровью ему, безусловно, причинен, но вовсе не тяжкий, а средней тяжести, а это уже статья сто двенадцатая, часть первая, карается годом лишения свободы. Хотя я не медик, мне трудно судить. А вот седой старец, с которым я имела счастье беседовать в гараже, похоже, по профессии как раз медик, если он так точно повторил труднопроизносимый диагноз своего приятеля. Очень интересно, тут есть над чем подумать! Я воспрянула духом: бесперспективное на первый взгляд дело Воловика на поверку оказалось полным загадок и тайн. Если бы не договоренность с Екатериной Андреевной встретиться в полдень в институте экспериментальной биофизики, я бы непременно переговорила со свидетелями, якобы опрошенными Борисом, и обязательно наведалась бы на заправку. Сдается мне, что Устинович-младший палец о палец не ударил, чтобы проверить показания потерпевшего. Но я непременно этим займусь, вот только доберусь до скелетов, которые прячут в шкафу мои старики!

Опоздав на десять минут, я припарковалась на стоянке рядом с институтом и тут же увидела Екатерину Андреевну, спешащую мне навстречу. Лицо ее выражало нетерпение и досаду. Поравнявшись с машиной, доверительница сердито заговорила:

– Ну что же ты задерживаешься, Агата! Нам каждая минута дорога! Пропуск удалось выбить всего лишь на час, поэтому быстренько запирай машину и побежали в отдел кадров. Там как раз все на местах, есть возможность переговорить с коллегами Ольги.

Следуя за торопливо пробирающейся по парковке Меллиной, я бормотала:

– Как это – пропуск на час? Почему так мало? Я же не успею осмотреть все, что нужно…

– Да мне вообще никто не хотел давать пропуск! – обиженно поджала губы клиентка. – Пришлось слезно умолять знакомую в бюро пропусков, она на свой страх и риск выписала тебе пропуск, но больше чем на час не отважилась.

– Как у вас тут строго! – удивилась я.

Екатерина Андреевна от возмущения даже остановилась как вкопанная и окинула меня гневным взглядом.

– Агата, ты понимаешь, куда мы идем? – тихим голосом спросила она. – Это одна из самых закрытых лабораторий нашей страны, и за то, что ты туда попадешь, меня могут не просто уволить с работы, а посадить за разглашение государственной тайны. Меня и добрую женщину, которая выписала пропуск. Пошевеливайся, умоляю!