Ева Львова - Состояние аффекта

Прикрыв глаза, я стала анализировать прочитанное. Итак, если верить рукописи Панкратова, получается, что отец сказал правду. А не доверять директору детского дома у меня нет причин. Кроме того, отец упоминал Жакетова, и в рукописи значилось это же имя. Не думаю, что имеются в виду однофамильцы. Но выяснить, что же на самом деле произошло в спецотделе «Сигма», я смогу, только побывав в Жуковском. Пока я размышляла, под каким предлогом можно заявиться в институт экспериментальной биофизики, раздался вызов коммуникатора. Вытащив прибор из сумки, я увидела, что по мне соскучилась Ида Глебовна. Нажав клавишу приема, я как ни в чем не бывало ответила:

– Да, бабуля, слушаю тебя.

– Добрый вечер, Агата, – откликнулась Ида Глебовна. – Ты собираешься сегодня на дачу?

– Ага, собираюсь.

– Тогда прихвати два килограмма муки. К нам в гости едет моя старинная приятельница Катя Меллина, мы с ней раньше вместе работали в институте. Мука закончилась, и я не могу угостить ее фирменным тортом. Не забудешь заехать в магазин?

– Ну что ты, бабуля, обязательно привезу все, что нужно!

Вот оно! Бабушкину подругу с работы мне посылает само провидение! Если с умом подойти к делу, думаю, она может оказать помощь и провести меня на территорию режимного объекта. Стараясь не радоваться раньше времени свалившейся на меня удаче, я глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы успокоиться, и двинулась в магазин за мукой.

К тому времени, когда я вкатила на участок, Екатерина Меллина уже распивала на террасе чаи. Приветливо поздоровавшись с ухоженной пожилой блондинкой, я выложила на кухне муку и отправилась наверх переодеваться. Проходя мимо кабинета деда, я услышала непривычно громкий голос, которым Владлен Генрихович с кем-то разговаривал по телефону. Остановившись около приоткрытой двери, я стала прислушиваться к разговору.

– Я точно знаю, что он в Москве, – кричал дед, повышавший голос крайне редко. – И очень прошу тебя выяснить, где он остановился и по возможности пресечь попытки общения с девочкой. Все, что о нем узнаешь, тут же сообщай мне.

Затем я услышала, как в кабинете раздались шаги, дверь внезапно поползла в сторону, и я поспешила ретироваться в свою комнату, пока меня не поймали за не слишком-то приличным занятием, которое дед называет подслушиванием, а я именую оперативным сбором информации. Вернувшись на террасу, я обнаружила гостью сидящей в кресле и просматривающей журнал по фитнесу. Эти журналы бабушка покупала каждый месяц, но вовсе не для того, чтобы изнурять себя тренировками, а с целью обзавестись новыми рецептами полезных блюд, не слишком отягощенных калориями. Однако бабуля ни разу ничего оттуда не приготовила, продолжая выпекать пышные расстегаи и сдобные штрудели.

Вот и теперь, разжившись мукой, бабушка тут же отправилась на кухню и приступила к изготовлению своего фирменного торта, а я осталась развлекать ее приятельницу. Не зная, с чего начать, я стала говорить о погоде, о небывало жарком лете, обрушившемся на Москву, и о том, что умираю, как хочется в отпуск. Я прямо из кожи лезла вон, стараясь установить с гостьей контакт, найти общие темы и в конце концов подвести ее к мысли, что было бы неплохо пригласить меня к себе на работу в обеденный перерыв. Мы могли бы вместе перекусить в их институтской столовой, о которой бабушка и дед до сих пор хранят самые теплые воспоминания. Однако моя собеседница, закусив губу, напряженно молчала, теребя массивный перстень с крупным камнем на указательном пальце правой руки. Нервозность сквозила в каждом ее жесте, и я, проболтав без умолку минут десять и так и не получив ответного отклика, растерянно замолчала, подумав, что, должно быть, говорю что-то не то. Повисла гнетущая тишина, и я краем глаза рассматривала все еще красивое лицо Меллиной, ее аккуратный нос, тонкие губы, сжатые так, что кожа на высоких скулах натянулась и побелела до синевы.

– Екатерина Андреевна, вам нехорошо? – успела спросить я, прежде чем Меллина кинула на меня быстрый взгляд и сказала:

– Агата, я, собственно, не столько к Иде пришла, сколько к тебе. Меня подозревают в убийстве Оли Ворониной, она работала со мной в лаборатории. Возьмешься меня защищать?

– Само собой, я возьмусь вас защищать, – горячо заговорила я, не помня себя от радости. Это мой единственный шанс узнать правду про отца, и упустить его ну никак нельзя! – Вам предъявили обвинение?

– Пока что нет, но все к этому идет, – невесело усмехнулась Меллина.

– Прошу прощения, Катя, но я думаю, ты понимаешь, что это невозможно, – раздался за моей спиной голос деда. – Найми себе другого адвоката, Агата ничем не сможет тебе помочь.

Я обернулась и увидела, что Владлен Генрихович застыл в дверях террасы и желваки на его гладко выбритых щеках, покрытых складочками и мешочками, так и ходят туда-сюда. Категоричность его тона придала мне уверенности, и я дерзко проговорила:

– Дед, позволь мне самой решать, кого защищать, а кого нет.

– Большая выросла, да? – сердито проговорил дед, отпуская косяк, за который держался, как утопающий за спасательный круг. – Ну что же, поступай как знаешь!

Он развернулся и, держась за стену, вышел из помещения, оставив нас с Екатериной Андреевной одних. Я с воодушевлением потерла руки и выжидательно посмотрела на свою доверительницу.

– Честно говоря, я не думала, что Владлен будет против нашего общения, – виновато пожала она плечами. – И чего это он на меня так взъелся?

– Даже не знаю, что это с дедом, – соврала я, хотя отлично знала, в чем тут дело. И подслушанный телефонный разговор был тому подтверждением. Я была абсолютно уверена, что речь в нем шла о Льве Руде, и дед самым очевидным образом боялся, что я увижусь с отцом и узнаю правду.

Честно говоря, мне было здорово не по себе. Происходящее нравилось мне все меньше и меньше. Меня задело, что дед не спросил, что случилось с этой несчастной Ольгой Ворониной, в смерти которой подозревают нашу гостью, как будто и так знал, отчего она погибла. Да что там, он даже ни капельки не удивился, что Воронина вообще умерла, как если бы сам убил несчастную женщину. И потом, откуда это нежелание, чтобы я взялась за защиту его бывшей коллеги? Уж не потому ли он так разволновался, что я могу ненароком узнать то, что не предназначено для моего ума? Чувствуя себя разведчицей в стане врага, я увела Меллину в свою комнату и заперла дверь на ключ.

– Екатерина Андреевна, я вас внимательно слушаю. Рассказывайте, что случилось, – подбодрила я клиентку, включая музыку.

– Прямо не знаю, стоит ли втягивать тебя в это дело, раз Владлен против, – неуверенно проговорила гостья, искоса поглядывая на меня.

– Стоит-стоит.

– Ну что же, ты взрослый человек, вольна сама выбирать клиентов, – пробормотала бабушкина приятельница, опускаясь в кресло.

– Рассказывайте, я постараюсь вам помочь.

– Ольга работала начальником отдела кадров нашего института, а я возглавляю отдел экспериментальных исследований, – снова принимаясь крутить на пальце перстень, глухо сказала Меллина. – Мы знаем друг друга лет тридцать, не меньше, вместе начинали трудовой путь.

В дверь постучали. Я неохотно открыла, и в комнату заглянула бабушка. Растерянно оглядевшись по сторонам, она сказала:

– Что-то случилось? Владлен хлопнул дверью и ушел. Что это с ним?

– Убили Олю Воронину. Следствие включило меня в число подозреваемых, и я попросила Агату заняться моей защитой, – сдавленно пояснила бывшая сослуживица Иды Глебовны.

Бабушка некоторое время помолчала, а затем многозначительно произнесла:

– Но, Катя, ты же не хуже меня знаешь, что наш институт особенный, он подчиняется напрямую отделу «Сигма», и все, чем там занимаются, является строжайшей тайной. Зачем Агате вникать в вашу кухню?

– По-моему, ваша с Владленом внучка как никто другой поймет специфику этого дела, – с вызовом ответила гостья. – Ты уж прости, Ида, но у меня сугубо шкурный интерес: я не хочу загреметь за решетку, тем более что я не делала того, в чем меня подозревают. Но если тебе важнее какая-то дурацкая «секретность», тогда конечно. Я уйду.

Гостья поднялась со своего места и, обиженно кивнув головой сначала мне, затем бабушке, направилась к двери.

– Да перестань ты! – раздраженно воскликнула Ида Глебовна, проходя в комнату и прикрывая за собой дверь. – Если ты и вправду считаешь, что лучше Агаты никто не справится с твоей защитой, я ничего не имею против вашего общения. А что случилось с Ворониной?

– Две недели назад я простудилась и взяла больничный, – начала рассказывать Меллина, возвращаясь на кресло. – У меня стреляло в ухе и страшно болело горло. Ольга каждый вечер заходила после работы меня проведать, благо живем в одном доме. Приносила продукты, выкидывала мусор, а то лето, жара, отходы быстро портятся и начинают неприятно пахнуть. Два дня назад она, как обычно, в начале седьмого позвонила в дверь и, когда я открыла, буквально вбежала в квартиру. «Катя, – говорит, – ты не поверишь, кого я утром встретила!» Я опаздывала на физиотерапию, поэтому предложила ей попить чайку, я в обед заваривала свежий. За чаем Оля могла бы съесть бутерброд с колбасой и подождать моего возращения. Я ей так и сказала: «Подожди, Оля, сейчас нет времени. Вернусь с процедур, и ты расскажешь свою сенсационную новость». В общем, я прогрела горло – это заняло полчаса, не больше – и вернулась домой. Когда я открыла дверь, то сразу почувствовала что-то неладное – в квартире было слишком тихо. Непривычно тихо. Как-то подозрительно. Ольга любила смотреть телевизор и не стала бы сидеть в тишине. Я прошла на кухню и увидела, что Оля готовила себе бутерброды – на столе лежала разделочная доска с хлебными крошками, на клеенке темнели капли заварки. Тогда я двинулась в гостиную и там увидела Олю – она сидела на диване, голова ее была сильно запрокинута назад, одна рука безжизненно свешивалась вниз, в другой был пульт от телевизора – должно быть, она собиралась его включить, но так и не успела. А по ковру разлились остатки чая из опрокинутой чашки. Я сразу же вызвала «Скорую помощь», а уж они позвонили в полицию. Приехала следственная бригада, и первым делом заподозрили меня. Они забрали на экспертизу заварочный чайник и прямо заявили, что я сама подсыпала в него какую-то дрянь, дескать, кроме меня это некому было сделать.