Леонид Влодавец - Душегубы

Взрыв был приличный. Он не только вдребезги разнес грузовичок - левая дверца повисла на ветках ели, стоявшей метров на двадцать дальше от берега, чем Лопухин, - но и проломал сорокасантиметровой толщины лед. Поэтому кузов вместе со всем содержимым,.рамой и задним мостом, подскочив на несколько метров в воздух, грохнулся в открывшуюся полынью и ушел метра на три в воду. Передний мост с пылающими и коптящими покрышками унесло метров на двадцать от полыньи. Куски мотора и кабины покрывали лед от берега до берега. Местами на льду пылали лужи бензина, горели куски разорванного тента.

Сделав шагов десять к полынье, Лопухин споткнулся о какой-то неправильно-круглый предмет. От нечаянного удара ногой предмет покатился по льду, с которого взрывом сдуло рыхлые слои снега, затем остановился у лужицы горящего бен зина, и Лопухин охнул: это была обугленная, почерневшая, вершенно лысая - волосы спалило - человеческая голова.

Шарахнувшись от нее, как черт от ладана, Вася обежал полынью и оказался на правом берегу. Таню он увидел сразу - неподвижную и безучастную. Рядом с ней, вся извалянная в снегу, сидела, запрокинув голову, Настя и прикладывала снег к разбитому носу. Подальше от берега, озаренные отсветами горящего на льду бензина, темнели два тела, припорошенные снегом. Взрывная волна протащила их метров двадцать, и они пропахали при этом глубокие борозды.

Василий, проваливаясь в снег по колено, добрался до того, что лежало поближе. Первое, что насторожило, - заметное темное пятно рядом с головой, второе - отсутствие пара.

Металлический осколок приличного веса размозжил затылок несчастной Клары Леопольдовны. Помочь ей никто не сумел бы. Кровь уже застыла и превратилась в красный ледок.

Сердце у Лопухина гулко ухало, когда он топал по снегу к Зинаиде, отброшенной дальше всех от речки. Не дай Бог! Не дай Бог! Ведь никто, кроме Зинаиды, не сможет управлять Таней, Ваней и Валеркой. Они шагу не сделают без ее команды, не будут ни есть, ни спать, ни сидеть. Замерзнут, но с места не сдвинутся. Может быть, через три дня, когда Ваня и Валерка отойдут от седьмой инъекции, с ними еще можно будет общаться. Но Таня, подчиняясь приказам управляющей микросхемы, будет пребывать в неподвижности до тех пор, пока не услышит раскодирующую фразу: "Crazy day over!" Лопухин эту фразу знал, но, сколько бы он ни орал ее, Таня не шевельнется. Раз воля и самостоятельность Тани были подавлены Зинаидой, то и возвращать их должна была только она, и никто другой. Если б Лопухин сам первый крикнул: "Crazy day!", то мог бы сейчас или управлять Таней, или вернуть ей свободу. Но микросхема по первому сигналу настраивалась только на один голос и ни один другой уже не воспринимала.

Зинаида, однако, оказалась живой, хотя и оглушенной. Лопухин перевернул ее на спину, похлопал по щекам - открыла глаза. Почти сразу же она спросила:

- Где Сесар?

- Не видел... - пробормотал Лопухин.

- Найди! - вскричала Зина. - Таня! Ваня! Валера! Ищите Сесара Мендеса!

Таня тут же сорвалась с места. От другого берега, докуда долетел приказ Зинаиды, выполнять его бросились Соловьев и Русаков.

- Дура! - заорал Лопухин. - Контуженная! А если он под лед ушел? Эти кретины прямо в одежде туда плюхнутся!

- Мне плевать! - завизжала Баринова. - Пусть лезут! Таких, как они, я еще тысячу наштампую! А Сесар - это все!

Другой бы на месте Васи небось подумал, будто Зинаида влюблена в Мендеса до безумия. Но Вася-то знал, что дело вовсе не в любви. Просто мозг Сесара Мендеса был носителем очень ценной информации, в которой было еще много нераспакованного и непрочтенного.

- Да ведь утонут же! Замерзнут! - убеждал Вася.

Настя тем временем уже остановила кровь, текущую из носа, и, пошатываясь, встала.

- Он в грузовик пошел, Зинаида Ивановна. Я видела.

Зинаида глубоко вздохнула, скривилась.

- Похоже, я пару ребер поломала... Помогите подняться. Вася, осторожно поддерживая Баринову, вывел ее на берег, а потом помог спуститься на лед.

Навстречу уже шел Валерка, который нес в руках ту самую голову, о которую споткнулся Лопухин.

- Вот Сесар Мендес, - доложил он бесстрастным голосом.

ГРАНАТА ИЗ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТОГО

Сорокин, услышав недальний взрыв, порадовался. Не подвела техника, хватило питания... Те, кто сидел в машине, и все, что в ней находилось, должны были погибнуть.

Теперь надо было дождаться тех, кто догонял его на втором "буране". Однако гул мотора почему-то не слышался. И Сарториус решил немного поторопить события...

Фрол, который был метров на триста ближе к месту взрыва, увидел вспышку и обломки, взлетевшие над верхушками елей. Он притормозил и даже заглушил двигатель. Катя, испуганно прижавшаяся к нему, когда прогремел взрыв, спросила:

- Это что такое?

- Хрен его знает, - проворчал Фрол. - Машина, наверно, взорвалась. "Газель". Небось мину этот друг оставил...

- И что, все погибли?

- Все может быть... Интересно, Сорокина впереди нас не слышно. Наверно, остановился.

- Может, просто уехал далеко?

- Нет. Тут, по тайге, тихо. Его версты за три, не меньше, слышно было бы. Не успел бы он так быстро оторваться. Он у нас меньше километра выигрывал. Скорее всего услышал нас и поджидает. Вылетим из-за поворота, а он нас в упор укантует.

- Ой, поехали назад, а? На фиг он нам сдался!

- Я тебя силком не вез, сама залезла. Если страшно - слазь и иди обратно пешком.

- Куда идти-то, если машина взорвалась и все погибли? На аэродром, что ли? Далеко. Да я и дорогу не запомнила. До света еще далеко. А тут и волки, наверное, бегают...

- Вот ты и разберись, что тебе страшнее. Кстати, если кто там, у машины, уцелел, то они тебя еще и застрелят.

- За что?

- А за все хорошее. Власть переменилась, поняла? Сорокин с помощью солдат и Вики москвичей захватил, а теперь москвичи солдат под контроль взяли. Они же, как роботы, под этим кайфом. Кто возьмет контроль, тем и подчиняются.

- Ужас! Только я не пойму чего-то, Фрол. Тебе же все эти, которые москвичей повязали, подчинялись. А этот, которого ты Сорокиным называешь, был, как пленный, пристегнут. Из чего все закрутилось-то?

- Я сам не все помню. В Лутохино, на "молзаводе", я этого Сорокина, понимаешь ли, убить хотел. Выскочил, навел пушку, а потом... Он меня заговаривать стал. В общем, загипнотизировал как-то. Я тоже почти что как эти наши пацаны стал, сам не свой. Он говорит - я выполняю. Помню, что "газель" помогал им грузить, в машину с ними сел. Потом провал - ни черта не припомню. Очухался от боли. Плечо ноет, ранено. На голове мешок, на морде пластырь. Когда ранили, кто - не помню.

- Но ты же сейчас не ранен?

- В том-то и дело, что нет. Но была рана - это не забудешь. Тут, видишь ли, такое дело: когда меня из кузова пересадили в кабину, то на какое-то время мешок сняли. И вроде бы рядом со мной... я сам и сидел.

- Слушай, а про то, как ты в "Куропатке" орудовал, помнишь?

- Ни черта не помню. Я вот только сейчас стал соображать, что Сорокин свою душу в мое тело зарядил, а мою - в свое. После, когда не нужно стало, обратно поменял. Он же был раненый, а у меня раны не было. Так вот, все, что в "Куропатке" было, он делал из моей шкуры, так сказать...

- Жуть какая! Как в сказке: души переселяются. До сих пор не верится.

- Мне тоже. Только есть у него такая возможность. Знаешь, как он мозги заполаскивает? Ведь вся охрана на лутохинском объекте сама себя перестреляла. Вместо своих виделись чужие, вместо чужих - свои.

- Мамочки! Поедем назад... У меня уже от всего этого сдвиг по фазе. Прямо до костей жуть берет.

Тут на левом берегу речки, метрах в пятнадцати от Фрола и от Кати, послышался кашель. Фрол нервно дернулся, навел автомат, но стрелять по невидимой цели не решился.

- Правильно думаешь, Валентин, - сказала темнота голосом Сарториуса. - Не надо абы в кого пулять.

- Это ты? - спросил Фрол. - Или еще кого в свою шкуру нарядил?

- Некого мне больше наряжать. Я один остался.

- Что ж так слабо?

- Такое неудачное стечение обстоятельств. Несколько непредвиденных случайностей. Самого пришибить могли бы, если б ГВЭП не защитил. Был бы он цел, мы бы в "Куропатке" вообще могли без стрельбы обойтись.

- Врешь, не могли бы. Зинкины охранники тебя бы раскололи. У них тоже какой-то прибор был, который все твои мух-лежки определял.

- Правильно, вру. Но тебе-то от этого не легче. В родной области ты конченый человек. Не простит тебе Чудо-юдо ни Лутохино, ни "Куропатки". Согласен?

- Даже если я ему твою голову принесу?

- Даже если живого приведешь. Меня он сразу не убьет. Попытается в моих мозгах разобраться, новое для себя узнать. А вот тебя он хлопнет тут же. Знаешь слишком много такого, что не положено. Впрочем, тебе еще отсюда, с этой речки, уйти надо. В "буране" горючего на пять километров, не больше. В моем - тоже. Даже если сольешь все в один, больше десяти не проедешь. А мы сейчас за сорок километров от ближайшего населенного пункта находимся. Причем дороги туда ни ты, ни девчонка не знает. Значит, десять верст проедешь, а остальные - не говорю: тридцать, потому что не знаю, куда тебя поведет, - протопаешь пешком. К утру морозец может и до тридцати догнать. Если случайно на избушку промысловиков не выйдете - можете загнуться. Вот так.