Светлана Алешина - Не гони лошадей

— А я уже ухожу, — попыталась было пошутить я, — если вы, конечно, дадите мне проехать.

— Опять непорядок, — сказал рябой, — мы только встретились, даже подружиться не успели, да, ребята? — обратился он к своим дружкам.

Те в ответ опять загоготали.

— Цыпочка, мы с тобой сейчас будем дружить. Кто первый, ребята? — произнес рябой, открывая дверь машины. Я сделала шаг назад, к своей «Ладе». Ничего хорошего для меня от этой «дружбы» не ожидалось.

Я оглянулась по сторонам в поисках помощи. Во дворе не было видно ни одного человека, хотя я могла поклясться, что еще пять минут назад здесь были люди. Понятно, помощи ждать неоткуда. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. От мусорки, расположенной в двух шагах от меня, исходило непередаваемое амбре, мне казалось, что я насквозь пропиталась этой вонью, что ее уже не перебить ничем и никогда. Возле ближайшего от меня контейнера из кучи мусора торчал металлический прут. Я метнулась туда и, подхватив его, замахнулась на отморозков, с любопытством разглядывающих меня:

— Только подойдите, уроды, хоть одного, но покалечу! — рявкнула я.

Мои действия были не чем иным, как психической атакой, вряд ли я смогла бы нанести кому-нибудь из них тяжелые увечья. Я бы просто не успела, учитывая численный перевес этих молодых шакалов. Однако пару секунд передышки мое отчаянно-смелое заявление мне дало, я в два скачка оказалась в машине и заорала:

— С дороги, уроды, размажу по стенке!

Я газанула, в отчаянной решимости идти на таран.

Как ни странно, водитель дал задний ход, уступая мне дорогу. Я так вцепилась в руль, что пальцы посинели, и в себя пришла только тогда, когда отъехала на достаточное расстояние от этого места. Трясущимися пальцами я достала из пачки сигарету и закурила, привела растрепанные волосы в порядок, накрасила губы, почистила туфли и поехала дальше.

Злая, голодная, усталая, я притормозила возле полуразрушенного кинотеатра, превратившегося в рюмочную и зал игровых автоматов. На ступеньках бывшего очага культуры расположились старушки, торгующие пирожками, семечками и пивом. Я выбрала бабульку почище и купила у нее пирожок с капустой. На вид он был довольно аппетитным, внешний вид соответствовал внутреннему содержанию. Я купила еще несколько пирожков, бабулька снабдила меня пакетом.

Дожевывая пирожок, я в сердцах произнесла:

— Как вы в этом захолустье живете?! Два часа туда-сюда катаюсь, не могу улицу найти.

— Какую? — спросила бабуля, проникшаяся ко мне симпатией.

— Столичную. Куда меня только не отправляли, никто не знает.

— Эх, деточка, так эту улицу уже лет тридцать как по-другому кличут — Барачная она, Барачная. Все привыкли, даже на конвертах так пишут. Уж и забыли, что она когда-то Столичной называлась. Там для заводских временное жилье построили, говорили, будут строить высотки по новому проекту, так ничего и не построили.

Барачная-Столичная, оказалась почти рядом, в пяти минутах езды. Когда я ее разыскала, сразу поняла, что нашла то самое место. Улица была застроена трехэтажными длинными деревянными зданиями барачного типа. Кое-какие бараки были такими ветхими, что вот-вот грозили развалиться, какие-то еще походили на жилье. Я и не представляла, что у нас в Тарасове кто-нибудь еще живет в таких ужасных условиях. А жители Барачной улицы ничего странного или страшного в этом не видели. У подъездов висело белье, играли дети, на лавочках сидели бабульки.

Я разыскала нужный мне дом, поднялась по скрипучей шаткой лестнице грязного темного подъезда. На лестнице пахло мочой, кошатиной, жареной картошкой, перекипевшим борщом, стиральным порошком. Я попыталась нащупать звонок и не нашла, постучала в дверь — никакого ответа. Сверху зацокали каблучки, по лестнице спускалась девчонка лет тринадцати. Она с любопытством уставилась на меня.

— Девочка, ты из этого подъезда? — как можно ласковее спросила я.

Девчушка мотнула головой.

— А кого-нибудь из двадцать четвертой квартиры знаешь? — спросила я, указывая на дверь рукой.

— Я там живу, — произнесла наконец она, убедившись, что я для нее угрозы не представляю.

— Ой, как хорошо, кто-нибудь из взрослых у тебя дома есть? Я к вам по делу.

— Папка дома и бабушка, — ответила она.

— Да? — удивленно произнесла я. — А я стучу-стучу, дверь никто не открывает. Звонка я не нашла, — добавила я.

— Звонок вон, — ткнула куда-то вниз, ближе к полу девчушка. — Только он не работает. А дверь не открывают, потому что папка пьяный спит, а бабушка плохо слышит. Сейчас я открою, — произнесла она, снимая с шеи тесемку с ключом. Она быстро справилась с замком и вошла в комнату. — Проходите. Мама скоро придет, она в магазин пошла.

Я оглядывалась по сторонам, в таком домике мне бывать еще не приходилось. Длинный узкий коридор, по обеим его сторонам находились двери: пять с одной стороны, пять с другой.

— Вы по коридору прямо идите, потом сверните, там кухня будет. Я сейчас приду, — произнесла девочка и скрылась за одной из дверей.

Я пошла по едва освещенному коридору, загроможденному какими-то ящиками, коробками, допотопной мебелью, и наконец-то вышла на просторную кухню. Здесь было на удивление чистенько и уютно. Кухонные шкафчики, стол-тумба, застеленный веселенькой клеенкой, еще один стол, разномастные стулья и табуретки.

Я устроилась на табурете и принялась ждать. Легенду я себе придумала уже давно, представлюсь помощником адвоката, скажу, что разыскиваю Шакаленко, чтобы сообщить о наследстве.

Интересно, кто этой девочке Шакаленко — отец, брат? Для отца слишком молод, для брата — староват. Хотя…

— Б…! Опять моталась к Женьке, шалава… — заорал где-то в глубине квартиры мужской бас. — Я тебе сказал водки купить… Отец родной тебя просит, а ты дрянь… мать твою! Я тебя кормлю, пою, а ты, с-сука, вся в свою мать-шалаву!

Что-то грохнуло на пол, покатилось, и раздался жалобный умоляющий голосок девчушки:

— Папа, папочка, не надо, миленький. Ложись, я сейчас суп подогрею. Мамка придет, водку принесет, а ты полежи пока.

Я поежилась. Бедная девчонка. По коридору кто-то зашаркал, послышался глухой кашель, и на пороге появилась древняя старушка в байковой кофте и пуховой шали. Она уставилась на меня подслеповатыми глазами, пытаясь угадать, кто перед ней.

— Здравствуйте, бабушка, — прервала я молчание.

— Это кто ж? Не признаю никак. Верочка, ты, что ли?.. — произнесла старушка.

— Нет, я из собеса… — брякнула я первое, что пришло в голову. Говорить, что я журналист, или объяснять женщине, что я из адвокатской конторы, было бессмысленно. Вряд ли она знала, что это такое.

— Хорошо, хорошо, — покачала она головой. — Я давно вас ждала. Не кормят они меня совсем, пенсию всю до копеечки отбирают, на улицу выходить не велят. Дверь запирают, всю одежду спрятали. Голая хожу, босая хожу, света белого не вижу, хлебушка досыта не ем, — запричитала старушка.

На заморенную голодом она не походила, тем более что в руках держала колечко краковской колбасы. На ногах у нее были добротные теплые тапки, почти новый халат.

Женщина продолжала причитать до тех пор, пока на пороге не появилась девочка.

— Бабушка, ты что же встала, врач сказал, тебе лежать нужно. Извините, — обратилась она ко мне, — бабушка у нас немножко не в себе, у нее это старческое. Доктор говорит, сердце хорошее, до ста лет работать будет без осечки, а вот голова слабая… Я сейчас.

Она подхватила женщину под руки и повела в комнату. В прихожей хлопнула дверь, и я услышала бодрый женский голос:

— Катюша, я вернулась.

Быстрыми шагами женщина направилась на кухню:

— О, здравствуйте, — удивленно взглянув на меня, поздоровалась женщина, вероятно, хозяйка квартиры.

Женщине на вид было лет сорок. Спортивного вида, с волевым симпатичным лицом, ясными глазами и ямочкой на подбородке.

Коротко стриженные волосы были такого же цвета, как у девчушки, впустившей меня сюда.

— Добрый день, меня ваша дочка впустила.

— Мамуль, наконец-то, а то папаня проснулся, бабуля по квартире гуляет, а тут к тебе еще женщина пришла… Бананы купила? — спросила она, заглядывая в полные пакеты.

— Да погоди, поешь чего-нибудь путного, ничего с твоей фигурой не сделается, — отозвалась мать, вытаскивая из пакетов продукты.

Катерина, схватив связку с бананами, уже исчезла в недрах коридора.

Женщина достал откуда-то из шкафчика пачку с сигаретами, прикрыла дверь на кухню.

— Понимаете, я разыскиваю одного человека — Артема Тарасовича Шакаленко, — начала я объяснять цель своего прихода.

— Темку? — удивилась она. — Зачем это он вам понадобился?

— Видите ли, я из адвокатской конторы, помощник адвоката. Наша клиентка оставила завещание в его пользу. Вот мне необходимо его найти, чтобы сообщить об этом. В завещании указан этот адрес.