Филлис Джеймс - Пристрастие к смерти

Бабушка с нескрываемой ненавистью посмотрела через плечо Кейт.

– Он пил твое виски, – прошипела она, – чертов наглец.

– Я знаю, бабуля. Это не важно. Лучше помолчи. Пока.

– Он нас застрелит, я знаю, – повторила она и вдруг добавила: – Твой отец был полицейским.

Полицейским! Кейт чуть не рассмеялась вслух. Если ей суждено было это вообще узнать, то надо же было, чтобы произошло это именно сейчас и здесь, в такой момент. По-прежнему стараясь прикрывать собой бабушку, она спросила:

– Почему ты мне раньше не сказала?

– Ты никогда не спрашивала. И смысла не было рассказывать. Он погиб еще до твоего рождения в автомобильной катастрофе – преследовал преступника. У него были жена и двое детей. Пенсии полицейского едва хватало на них, не говоря уж о тебе.

– Значит, он так и не узнал?

– Нет. А вдове его зачем было рассказывать? Она ничего не могла бы сделать. Это только добавило бы ей горя и хлопот.

– Значит, меня взвалили на твои плечи. Бедная бабуля. Пользы от меня было мало.

– Ты была нормальным ребенком, не хуже любого другого. Я никогда не считала себя праведницей в отношении тебя. Наоборот, всегда чувствовала свою вину.

– Вину?! Ты?! Почему, Господи помилуй?

– Когда она умерла – твоя мама, – я жалела, что это была не ты.

Значит, вот что крылось в основе их отчуждения. Кейт испытала острый прилив радости. Скрючившейся над унитазом, под дулом пистолета, быть может, в нескольких секундах от смерти, ей хотелось смеяться. Она обняла старушку, помогая той встать, почти положила себе на плечо и натянула ей трусы.

– Ну разумеется, ты жалела. Это же естественно и правильно. Она была твоей дочерью. Ты любила ее. Конечно, ты бы предпочла, чтобы умерла я, если уж одной из нас было суждено умереть. – Сказать: «Было бы лучше, если бы это действительно была я» – она не смогла себя заставить.

– Меня это мучило все годы, – пробормотала бабушка.

– Так пусть больше не мучит. У нас впереди еще много лет.

И тут она услышала его приближающиеся шаги и затылком ощутила его дыхание.

– Выходите оттуда и начинайте готовить еду.

Но Кейт было необходимо задать бабушке еще один вопрос. Она не задавала его более двадцати лет, ей это было даже неинтересно. Но сейчас почему-то стало важно. Не обращая на него никакого внимания, она спросила:

– Моя мать… Она радовалась моему рождению?

– Судя по всему, да. Перед смертью она произнесла: «Сладенькая моя Кейт». Так я тебя и назвала.

Значит, все было вот так просто и прекрасно.

Скрипучий голос нетерпеливо произнес:

– Я сказал, выходите. Волоките ее в кухню. Поставьте стул у двери к стене и привяжите ее. Пока вы готовите, я буду держать пистолет у ее виска.

Она снова сделала, как он велел: подобрала полоски простыни с пола в гостиной, осторожно, стараясь не сделать больно, связала бабушке руки за спиной, сделав узлы настолько слабыми, насколько было можно, не сильно рискуя, и сказала:

– Послушайте, я должна кое-что сделать. Мне нужно позвонить своему приятелю, я ждала его к восьми на ужин.

– Не важно. Пусть приходит. К тому времени нас здесь уже не будет.

– Не важно-то не важно, но, обнаружив квартиру пустой, он заподозрит неладное. Проверит машину. Потом позвонит в Ярд. Надо его нейтрализовать.

– Откуда я знаю, что вы его действительно ждете?

– Его инициалы написаны на дощечке, которая висит на стене у вас за спиной. – Она похвалила себя за то, что в заботах сегодняшнего дня не забыла позвонить Алану и отменить их встречу, но не стерла запись на дощечке. – Понимаете, нам нужно добраться до Чичестера раньше, чем кто-нибудь обнаружит наше исчезновение. Мой приятель не слишком удивится, что я отменяю ужин, – мы все равно с ним страшно поссорились, когда он был здесь в последний раз.

Подумав, он сказал:

– Хорошо. Его имя и телефон?

– Алан Скалли, он работает в теологической библиотеке Хоскинза и еще не ушел с работы. По четвергам он сидит там допоздна.

– Я позвоню из гостиной. Вы станете спиной к стене. Не подходите к телефону, пока я не скажу.

Она проследовала за ним в гостиную. Он кивком велел ей встать у стены слева от двери, сам прошел к телефону, находившемуся в нише мебельной стенки рядом с автоответчиком, стоявшим на стопке справочников. Интересно, позаботится ли он о том, чтобы не оставить отпечатков? – мелькнуло у Кейт в голове. Словно мысль передалась ему, он достал из кармана носовой платок и обернул им трубку.

– Кто ответит, сам Скалли или секретарша?

– В это время – он сам. Он сейчас один у себя в кабинете.

– Будем надеяться. И не пытайтесь ничего предпринять, иначе я убью сначала вас, потом старую ведьму. И уж она умрет не сразу, обещаю. Вы – да, но не она. Сначала я развлекусь: включу электроплиту и прижму ее ладонь к горячей конфорке. Помните об этом, если появится искушение показать свое хитроумие.

Кейт даже сейчас не верила, что он на такое способен. Он был убийцей, но не мучителем. Однако, представив себе нарисованную им картину, она вздрогнула. А вот угроза смерти была достаточно реальной. Он ведь уже убил трех человек. Что ему теперь терять? Конечно, он предпочел бы иметь живую заложницу и шофера в ее лице, а также лишнюю пару рук при выходе в море, но если придется убить, он убьет, надеясь, что успеет сбежать прежде, чем найдут их трупы.

– Ну, диктуйте.

Она назвала номер и с громко бьющимся сердцем наблюдала, как он его набирает. На другом конце провода ответили, должно быть, сразу же, потому что меньше чем через четыре секунды он протянул трубку. Она подошла, взяла ее и начала говорить громко и очень быстро, чтобы не позволить Алану ничего спросить:

– Алан? Это Кейт. Сегодняшний вечер отменяется. Послушай, я устала, у меня был чудовищный день, и мне до чертиков надоело готовить тебе каждый раз, когда мы встречаемся. Не звони мне сегодня, просто, если захочешь, приходи завтра. Может, для разнообразия ты меня куда-нибудь пригласишь? И еще, Алан, ради Бога, не забудь принести мне ту книгу, которую обещал. Шекспира, «Тщетные усилия любви». До завтра. Помни о Шекспире. – Она швырнула трубку на рычаг, поняла, что все это время не дышала, и наконец тихо выдохнула, стараясь, чтобы он не заметил этого вздоха облегчения. Интересно, прозвучала ли ее речь хоть отдаленно правдоподобно? Ей самой она казалась явно фальшивой. Смогла ли она его обмануть? Но в конце концов, он же не знал ни Алана, ни ее. Может, между ними принято так разговаривать.

– Все в порядке. Он не придет.

– Да уж, так будет лучше для него самого.

Он молча показал, чтобы она возвращалась на кухню, и там снова занял позицию рядом с бабушкой, приставив к ее голове пистолет.

– Надеюсь, у вас есть вино?

– Вам это наверняка уже известно. Вы ведь обследовали мой бар.

– Да, обследовал. Будем пить божоле. А виски и полдюжины бутылок кларета возьмем с собой. Чувствую, мне понадобиться выпить, прежде чем я пересеку Канал.

Интересно, насколько он опытный моряк, подумала Кейт. И что за яхта этот «Мейфлауэр»? Стивен Лампарт рассказывал о ней, но она не могла вспомнить, что именно. И как он может быть уверен, что она заправлена топливом и готова к плаванию? Или он уже перешагнул границы своего сомнительного здравомыслия и находится в плену фантазий, в которых даже ветер всегда дует ему в паруса?

– Ну, вы собираетесь начинать? У нас не так много времени.

Кейт знала, что все ее движения должны быть медленными, обдуманными, спокойными, – любая неосторожность может оказаться роковой.

– Сейчас я достану сковороду со шкафа, – предупредила она. – Потом мне понадобится рубленое мясо и печенка из холодильника, тюбик томатной пасты и приправы из правого шкафа. Хорошо?

– Мне не нужен урок кулинарии. И помните: никаких ножей.

Начав приготовления, она размышляла об Алане. Что он сейчас делает? Что думает? Наверное, с минуту постоял неподвижно, соображая, что случилось, потом решил, что она пьяна, впала в истерику или сошла с ума, и вернулся к своим книгам. Нет, не может быть! Он знает, что ничего подобного с ней случиться не могло, а если бы она и сошла с ума, то вела бы себя совсем иначе. Но и представить себе, что он тут же начал действовать как надо – звонить в Ярд и требовать коммандера Дэлглиша, – тоже невозможно. Скорее всего он поведет себя как-то необычно, как повела бы себя она, заставь ее каталогизировать его библиотеку. Но упоминание «Тщетных усилий любви» было безошибочным. Он поймет, что она пыталась сообщить ему нечто важное и что она действует под принуждением. Не мог он забыть их разговор о Бероуне – лорде свиты. Читает же он газеты и должен знать, как происходят подобные вещи. Алан не может не понимать, в каком мире мы живем. При нормальных обстоятельствах она никогда бы с ним не говорила в таком тоне. Он достаточно хорошо ее знает, чтобы в этом не сомневаться. Впрочем, знает ли? Они были счастливы в постели более двух лет. Ни в ее теле для него, ни в его для нее не было никаких тайн. Но с каких пор это означает, что люди хорошо знают друг друга?