Владимир Кашин - Готовится убийство

— Да я не очень смахиваю на утку, — засмеялся Коваль и уже строже добавил: — Думаю, вы в большей опасности… — Он имел в виду висевшую над Василем угрозу, и Пидпригорщук его понял. — Не так ли?

— Пустяки! — как всегда махнул тот рукой.

Вдруг полковник заметил, что за ними следят. Невдалеке стояла Лидия Антоновна и, казалось, прислушивалась к их беседе.

Между тем Пидпригорщук понес ружье в дом. Женщина проводила его взглядом, в котором, как и в тот раз, во время обеда, Дмитрий Иванович заметил безумный огонь. Огонь вспыхнул и сразу погас, снова озадачив Коваля.

Подкрадывались сумерки. Занятый своими мыслями, полковник несколько минут послонялся по двору, опустился на любимую скамейку у обрыва. Посидел, закурил свой «Беломор».

Появился Петро, он еле держался на ногах. Не замечая Коваля, метнулся в дом, потом вышел и, увидев полковника, придирчиво спросил:

— Где Лидка? Где она?

Удивленный его тоном, Коваль в ответ молча пожал плечами. Петро снова ринулся в дом, и Дмитрий Иванович понял, что младший Пидпригорщук пьян.

Выбросив окурок и вдохнув посвежевшего к вечеру воздуха, Дмитрий Иванович решил лечь пораньше, чтобы подняться чуть свет на рыбную ловлю. Он думал, что и Василь Пидпригорщук, который собрался на зорьку, уже спит, но двери второй комнаты и боковушки были открыты и помещения пусты.

Дмитрий Иванович обратил внимание на то, что ружья в доме нет.

«Неужели Василь Кириллович не выдержал, до официального открытия охоты побежал на Ворсклу? — промелькнула мысль. Он улыбнулся: вот что значит охотничий азарт! — А может, отправился купаться? Где же, в таком случае, ружье?»

Коваль вышел во двор. Нигде никого. А вдруг он у брата? Дмитрий Иванович постучался к младшим Пидпригорщукам и, не услышав ответа, толкнул дверь.

Пьяного Петра дома не было, Василя и Лиды тоже… Где же все-таки ружье? Эта мысль тревожила Коваля. Оружие есть оружие!

И тут Дмитрия Ивановича как током ударило. Ему вспомнился взгляд, которым Лидия Антоновна проводила Василя с ружьем. В этот раз в глазах женщины была не растерянность, а отчаянная решительность. Вмиг связались в сознании полковника рассказ Третьяка о болезненной влюбленности Лиды, этот затравленный, отчаянный взгляд и заметка в газете, оказавшая ему помощь при раскрытии преступления Варвары Павленко. Он мог процитировать ее на память:

«В какие-то минуты мы ненавидим тех, кого любим. Эти, к счастью, редкие мгновенья пугают нас, мучают и неприятно изумляют, оставаясь загадкой души. «Нет ничего ненормального в том, что мы иногда ненавидим тех, кого больше всех любим, — уверенно заявляет профессор Кеннет. — В этом виноват только механизм человеческой психики, когда мгновенный эмоциональный всплеск опережает умственный процесс. Но не следует пугаться этой нервной вспышки. В конце концов осознанная любовь победит минутное раздражение».

Нет, Дмитрий Иванович не хотел поверить себе, своей новой догадке. Это было невероятным! Ведь Василь — брат ее мужа! Но поступки влюбленных непостижимы!

Все смешалось в голове Коваля. В миг озарения он понял, что Лида может наделать беды. Он бросился по склону к реке. Где-то на полпути он увидел Лиду. Женщина стояла на крутом берегу, над водой, одетая, освещенная неярким вечерним светом. Длинная тень ее лежала на воде. Василя поблизости не было, и она не держала в руках ружья. Дмитрий Иванович замедлил шаг.

Но вдруг он остолбенел. Оказывается, не Лида взяла ружье, а Петро. Младший Пидпригорщук стоял, пошатываясь, среди кустов ивняка, и ружье, направленное на жену, покачивалось в его руках.

Лида тоже увидела мужа, но не убежала, а, гордо подняв голову, подтягивая за собой свою тень, медленно пошла прямо на него. В этот миг она показалась Ковалю выше ростом и какой-то торжественной…

Предвидя трагедию, он буквально скатился вниз. Задыхаясь, полковник гаркнул на Пидпригорщука и успел толкнуть ствол ружья вверх.

Выстрел прогремел над его головой, заахало эхо над рекой. Дмитрий Иванович увидел, что Лида продолжает стоять — Петро не попал, и Коваль вырвал ружье из его рук. Тогда Пидпригорщук выдернул из-за пазухи какую-то тоненькую тетрадь, швырнул на землю и стал топтать, выкрикивая в бешенстве: «Как она посмела к моему брату! К родному брату! Стерва проклятая! Шлюха!»

Коваль выхватил из-под его ног истерзанную, всю в песке тетрадь. Пидпригорщук упал и, пьяно рыдая, начал биться головой о песок. Дмитрий Иванович еле поднял его. Петро вырвался и снова упал. Вид у него был страшный: шевелюра, полная песка, торчала во все стороны, к мокрому от слез лицу тоже прилип песок, сквозь разодранную рубашку виднелась испачканная грудь. В конце концов, дав Пидпригорщуку хорошенького тумака, полковник заставил его опомниться и погнал впереди себя в гору, к дому.

Навстречу им бежал Василь — он направлялся в сельсовет, но услышал выстрел возле реки.

Дмитрий Иванович отдал Василю ружье, промолчав, почему Петро стрелял над Ворсклой, ибо сам еще не пришел в себя, не мог сообразить, что же в самом деле произошло в семьях Пидпригорщуков.

Вдвоем с Василем они довели Петра, который плакал пьяными слезами, матюгался и все время рвался из их рук, до его комнаты, и он, не раздеваясь, упал на постель.

Лидия Антоновна куда-то исчезла. Василь бросился искать ее, а Дмитрий Иванович, не теряя из виду всхлипывающего и елозившего по кровати Петра, листал исписанную круглым, в ряде мест неровным, женским почерком тоненькую школьную тетрадку, которая случайно оказалась в его руках.

Время от времени он сдувал со страниц песок, разглаживал их и снова читал.

Это была трагическая исповедь о непозволительной любви, в заголовке ее стояло только одно слово: «Ты…»

Когда я выходила замуж, не думала, что твоя жизнь острым клином войдет в мою. Я рада была войти в тихую гавань семейной жизни с добрым, спокойным и милым мужем.

Но не суждено было этому сбыться!

В нашем небольшом, красивом зеленом поселке над Ворсклой, где все знают друг друга, я никогда не встречала и не видела тебя… Хотя мы жили неподалеку, судьба не предоставила нам возможность встретиться. Если бы это случилось раньше, то жизнь моя потекла бы по другому руслу, а может, впрочем, все осталось бы так, как оно есть: кто ведает о том, кроме самой судьбы?

Впервые я увидела тебя, когда мой будущий муж привел меня в свой родной дом для знакомства с твоей семьей. Тогда еще никакие чувства не проснулись в моей душе: ты был братом моего будущего мужа, всего-навсего его старшим братом. Внешне — очень похожим на него, духовно — я не могла сразу понять твою душу, твою натуру.

Прошел год, как мы поженились. И вдруг я обратила внимание на тебя. На тебя, на старшего брата моего мужа, как на человека, который духовно нравится мне больше, нежели муж. Сначала я думала, что это забава, но чем дальше, тем больше ты мне нравился, мои мысли все чаще и чаще возвращались к тебе.

Прошло еще какое-то время, и я наконец поняла, что это любовь.

Я старалась в зародыше убить в себе это недозволенное чувство, но не смогла. Пробовала любить своего мужа, словно тебя, — ведь вы так похожи лицом, я боролась за то, чтобы в моей семье был мир и покой, был лад. Сколько раз ходила я по селу, разыскивала своего мужа, когда он, забыв обо всем на свете, выпивал в кругу друзей, уводила его домой, просила, плакала, чтобы он больше так не поступал. Семейные дрязги, особенно когда он являлся выпивши, оставляли в моей душе горькие капли разочарования, они копились годами, мелкие обиды собирались в большой ком отчуждения, и еще много чего я не могла простить мужу, хотя столько раз, ради семьи, ради ребенка, который вскоре появился, я пробовала забыть все и жила с ним дальше.

Мои мысли, мой любимый, все чаще и чаще возвращались к тебе, я невольно сравнивала вас, и пришел тот роковой час, когда чаша весов склонилась в твою сторону, и я пропала, ибо поняла, что уже не в состоянии владеть своими чувствами, что я люблю тебя, а не своего мужа.

Я боялась этого, я не хотела этого, борьба долго продолжалась в моей душе, но это было сильнее меня. О, только мысли о долге, о женской чести и порядочности сдерживали меня!

Годами я боролась с собой… и годами хотела тебя, жаждала тебя с каждым днем все мучительней, все более неудержимо, хотя не имела на это ни малейшего права. Право было у другой — у твоей жены Оли.

Вспомни, любимый, как однажды ты повез меня на мотоцикле в пионерлагерь к моей Веруньке. Когда мы приехали, был тихий час, дети спали, и мы тем временем решили искупаться в реке. В воде ты, шутя, сделал попытку обнять меня, но я отпрянула, и уже через миг пожалела об этом. Однако больше попыток с твоей стороны не было, а я не решилась сделать первый шаг к сближению. И потом, где бы мы ни сталкивались с тобой, при попытке обнять меня я уклонялась и каждый раз ругала себя, потому что очень хотела твоих пусть и случайных, но таких желанных объятий, хотела тебя всего. Останавливал долг…