Шарль Эксбрайя - Лгуньи

— Я уверена, что ты во всем разберешься, Оноре!

— О, если бы боги — покровители полицейских — услышали тебя! Позвони Кастелле и скажи ему, что я еду в Сен-Бартелеми. Пусть он тоже приезжает. Я не знаю, когда вернусь сегодня.

— Я привыкла, — вздохнула Анжелина, пожимая плечами.

Когда муж вышел, она позвонила инспектору.

— Кастелле? Это Анжелина. Муж отправился с Сен-Бартелеми. Он просил, чтобы вы тоже приехали туда и как можно скорее.

— Я уже еду. А как патрон?

— На него смотреть страшно. Он уже говорит об отставке…

— Да, веселенькое дельце…

— Кастелле… Вы догадываетесь, кто это сделал?

— Я не догадываюсь, мадам. Я знаю. Но я не стану говорить об этом вашему мужу. У него и так хлопот хватает.

— Но надо прекратить эти убийства, иначе его ждут крупные неприятности.

— Успокойтесь, мадам. Я думаю, убийств больше не будет. У меня есть кое-какие соображения на этот счет.

На бульваре Сирнос Сервион осматривал обломки взорвавшейся машины. Дежурный полицейский сообщил, что чудом не пострадал никто, кроме тех, кто находился в самой машине.

— Где трупы?

— Все, что от них осталось, отправили в морг.

— Их личности установлены?

— Да, многие видели, как супруги Аскрос — тут их знают почти все — садились в машину, а потом буквально через минуту произошел взрыв.

— Бомба?

— Не знаю. Все отправили в лабораторию, там выясняют.

— Можете еще что-нибудь сообщить?

— Ну я… хотя нет… Тут один старик говорит, что ему что-то известно о покушении, но по-моему у бедняги не все дома. Я направил его в комиссариат.

— Поехали.

Свидетель с первого же взгляда понравился Сервиону. Высокий худой старик по-военному представился:

— Жюль Фалькон, 81 год, унтер-офицер колониальных войск в отставке.

— Садитесь, друг мой. Говорят, что вы видели убийцу? — Не исключено.

— Я слушаю вас.

Старый вояка рассказал, что он любит сидеть у окна, это позволяет ему чувствовать себя не таким одиноким. Он настолько привык к виду за окном, что сразу же замечает все новое. И вот в течение шести дней на улице каждый день стали появляться две старые женщины. (Пульс Сервиона забился сильнее). Эти женщины всегда стояли как раз напротив дома, в котором жили Аскросы, они все время поглядывали на часы и что-то записывали на клочке бумаги.

— А сегодня вы их видели?

— Только одну, ту, что пониже.

— Вы можете описать этих женщин?

— Это довольно трудно… Они стояли слишком далеко, и я не рассмотрел их лиц… Впрочем, лица были закутаны платками.

— Черными?

— Да.

— Вы видели корсиканок в национальном костюме?

— Да, они как раз так и выглядели. Я когда-то два года служил в гарнизоне в Бастии.

— Спасибо.

Сервион вышел из комиссариата уже не таким подавленным.

— Вам ничего не надо объяснять, Кастелле.

— Нет, патрон.

— Они совсем из ума выжили. Я их всех отправлю в психушку!

— Патрон, для этого нужны неоспоримые доказательства.

— Не морочьте мне голову, Кастелле! Вам еще рано учить меня!

— Извините.

— Вы думаете, я ничего не вижу?

— Простите, не понял…

— Вы, как и моя жена, на все готовы, лишь бы эти старые идиоты не попали в тюрьму! А то, что они убили уже четырех человек — на это вам наплевать!

— Но патрон…

— Что «но»?

— Я любил Антуана и Анну…

— А я, по-вашему, не любил? Но мы с вами служим закону! Только суд может решить, законна эта вендетта или нет!

— Патрон, а вас не будет мучить совесть, если суд признает виновными этих стариков, которые мстили за своих близких?

— Это не ваше дело! — в ярости крикнул комиссар. — И прекратите задавать идиотские вопросы!

Они молча дошли до кабинета Сервиона. Комиссар сразу же позвонил в лабораторию. Ему сообщили, что устройство бомбы крайне примитивно, скорее всего это кустарная работа. Но часовой механизм безупречен.

— Часовой механизм безупречен… — пробормотал комиссар. — Кастелле, я знаю, кто убийца.

— Кто?

— Шарль Поджио.

Гастон Консенгуд чувствовал, что если дела и дальше так пойдут, он скоро умрет от инфаркта или заработает себе язву желудка.

Он с наслаждением уплетал равиоли, когда диктор сообщил о печальной кончине Аскросов. Гастон чуть не подавился. Жозетта застыла с горячим блюдом в руках. Гастон глянул на жену, и в глазах его был страх.

— Эспри… — выдохнул он.

— И Мирей…

— А наша очередь когда?

Жозетта быстро взяла себя в руки. Она всегда была сильной женщиной, на которую можно положиться в трудную минуту.

— Надо опередить его.

— Что ты имеешь в виду?

— Нужно убрать Кастанье, пока он не поубивал нас всех одного за другим.

— А письмо, которое он написал в полицию?

— Письмо — это еще не доказательство. И потом, Полена надо взять в оборот так, чтобы он признался, где находится письмо. Можно пообещать сохранить ему жизнь. А когда получим эту бумажку, его можно будет убрать.

Жозетта, как всегда, была на высоте.

— Ладно, я вызову Фреда и Жозе, и мы решим, что делать.

— Нет, Гастон, я сама скажу им, что делать.

Консегуд всегда относился к жене с полным доверием, но есть вещи, которых мужчина стерпеть не может.

— Ты соображаешь, что ты говоришь, а?

— Это ты уже ничего не соображаешь.

— Научить тебя, как надо уважать мужа?

— Только попробуй тронуть меня, и тебя тут же прикончат! Ты уже давно вышел в тираж, Гастон, все.

Гнев Консегуда сразу остыл. Он знал, что у него уже нет былой силы, но не подозревал, что это известно всем.

Плюхнувшись в кресло, он простонал:

— Значит, ты тоже против меня!

Она подошла к нему и нежно погладила по плечу.

— Нет, конечно. Мы с тобой повязаны до конца. Позволь мне сделать то, что ты сам еже не в состоянии сделать.

Сервион и Кастелле вошли к Поджио. Шарль сидел за столом с лупой в глазу и чинил часы. Комиссар подошел к нему.

— Шарль, вы уже одной ногой в могиле стоите и теперь решили стать анархистом?

Часовщик спокойно вынул из глаза лупу и повернулся к полицейскому.

— Что вам от меня нужно?

— Я обвиняю вас в том, что вы сделали бомбу, с помощью которой были убиты Эспри и Мирей Аскросы.

— Что за глупости? С чего вы это взяли?

— Вы изготовили бомбу или нет?

— Нет, конечно! Я вообще никогда не занимался такими глупостями.

Сервион повернулся к старухе.

— А что вы делали сегодня около 10 часов утра на проспекте Сирнос?

— Я даже не знаю, где это.

— Обманщики! — заорал Оноре.

Выйдя из себя, он схватил Шарля за плечи и начал трясти его.

— Ты признаешься? Скажи, ты признаешься?

Кастелле остановил его.

— Подумайте о его возрасте, комиссар.

Комиссар отпустил старика. Барберина обняла его и крикнула комиссару.

— Вам не стыдно? Он вам в дедушки годится!

— Ладно, ладно… Я прошу прощения, Шарль… Но почему вы лжете?! В малой Корсике никто, кроме вас, не способен сделать бомбу с часовым механизмом. И Барберина может врать сколько угодно, но я точно знаю, что в 10 часов она была на проспекте Сирнос. Как вам удалось засунуть бомбу в машину Аскроса?

Барберина нагнулась к мужу и тихо сказала:

— Тебе не кажется, что он сошел с ума?

Кастелле чуть не расхохотался. Комиссар заорал:

— Нет, я не сошел с ума! И в доказательство этого я забираю вас обоих!

— Куда вы нас забираете? — поинтересовался Шарль.

— К себе в кабинет. А оттуда вас отправят в тюрьму!

— В тюрьму? — переспросила Барберина, и слезы покатились по старческим щекам.

— Патрон… вы не можете! — воскликнул Кастелле.

— Заткнитесь, черт вас побери!

Ситуация накалилась до предела. Вдруг послышался голос:

— Что тут у вас за шум? На улице слышно.

Обрадовавшись, что появился серьезный противник, Оноре воскликнул:

— А! Вот, наконец-то и вы, Базилия! Это по вашей вине они идут в тюрьму!

— А что они сделали?

— Да так, ничего особенного… Они просто взорвали Эспри и Мирей Аскросов… теперь их по кусочкам не соберешь.

— Они были плохими людьми.

— Это не вашего ума дело!

— У меня свое мнение на этот счет!

— Хватит, Базилия! Из-за вашей дурости я рискую потерять работу!

— Вот видите! Разве можно доверять официальному правосудию, если они не ценят даже такого человека, как вы!

Кастелле пришел в восторг от того, как старуха ловко повернула разговор, и теперь с интересом ждал реакции своего шефа.

— Базилия, — сказал он уже спокойнее. — Ну подумайте сами… У меня нет прямых улик против вас… но у меня достаточно оснований, чтобы арестовать вас всех.

— Вы меня отправите в тюрьму?

— Сначала в психбольницу!

— А мои внуки?

— Я уверен, что наши друзья не оставят их.

— Вы нехорошо поступаете, — тихо произнесла она.

— Послушайте, Базилия, я даю вам 24 часа, чтобы привести все свои дела в порядок. Завтра в это же время я зайду за вами. Что касается вас, Шарль, если я сумею доказать вашу причастность к этой бомбе, можете прощаться с Барбериной.