Сан-Антонио - Причёсывая жирафу

Бриллианты, которые она таскала на себе, гарантировали устойчивость бюджета семьи минимум лет на двадцать, серьги напоминали люстры в салоне Гранд-отеля в Париже, а браслеты были таковы, что она не в состоянии была протянуть руку без опоры на треногу от пулемета. Что касается ее ожерелья, то оно было похоже на цепь землемера, сделанную из массивного золота.

- Нет ли у вас питьевой воды? - спросил Беру, всегда готовый на флирт.

- Зачем? Вас переутомил ваш номер? - забеспокоился наш уважаемый патрон.

- О! Ни в коей мере, - запротестовал Напыщенный. - Только там была старая англичанка, которая сунула мне кусочек невероятного пудинга.

К вашему сведению, я бы отправил в туалет всю британскую кухню, не прикоснувшись к ней, а особенно этот пудинг, растертый с калом. К тому же он, кажется, заплесневел. Короче, он потревожил желудок Беру.

Толстяк отправил себе в желудок большую порцию бикарбоната и, проглотив лекарство, заявил, что теперь уже все газует, что и доказал, переключившись на шампанское.

- Если бы у вас нашелся небольшой бисквит, - обратился он к мадам Барнаби, - я был бы не против его съесть.

Это заявление полностью убедило директора, и он заговорил о нашей работе.

Мы были ангажированы на неплохой кусок в сто тысяч франков за представление. Я же, кроме работы конферансье, должен был еще причесывать жирафу и сторожить слона, и, будучи всегда в превосходных отношениях с жирафочками и любя слоновую кость, я охотно принял это условие.

Нам предстояло золотое будущее, вроде вышитого платья мадам Барнаби.

Когда мы чокались бокалами, в дверь постучали. Метрдотель заявил нам, что какой-то журналист просит об интервью.

Это был хороший признак.

Барнаби излил смех, как лопнувший томат.

- Пусть немедленно войдет!

Появился парень с бархатными глазами, который оказался не кем иным, как моим другом Марком Перри из "Дофин Либерс". Это старый приятель, который знает меня отлично.

- Вот так сюрприз! - воскликнул он со своей обычной манерой. - Когда я увидел тебя на арене, я стал страшно икать.

Я выдал ему такой выразительный взгляд, что он был ошеломлен.

- Старина Марк! - закричал я, кинувшись ему на шею.

Сжимая его в объятиях, я шептал в его отверстия для окурков:

- Ни слова о том, что я флик, я потом тебе все объясню.

Перри - это тип, у которого столько сообразительности, что он не знает, куда ее девать. Он оставался таким же невыразительным, как рыбье филе в стеклянной банке.

- Вы знакомы? - удивился Барнаби.

- Мы - земляки, - объяснил я.

Марк сжал губы и заявил:

- Ваш номер, парни, исключительный! Соединенные Штаты широко распахнули бы для вас двери!

- Падре ди дио! Не сейчас, - запротестовал Барнаби. - Мы с этими господами проделаем тур по Европе: Италия, Швейцария, Германия, Голландия...

Мы откупорили две бутылки "Поммери". Марк, у которого палец был всегда на спуске фотоаппарата, сделал несколько снимков толстяка в домашней обстановке.

Потом мы покинули нашего дорогого директора, чтобы вернуться в наш собственный фургон.

Очутившись в нашей усадьбе на колесах, Марк Перри тяжело оперся о стену.

- Ну и свиньи, - пробормотал он, - я надеюсь, ты расскажешь свою историю вдоль и поперек, а?

Я упал в кресло, уронив на ковер руки, как брошенные весла (хорошая метафора, а?).

Что касается толстяка, то он убирал в шкаф свои брюки из кожи, а также панталоны и пиджак из медвежьей шкуры.

- Послушай, мой дорогой Марк, - сказал я, - я буду с тобой откровенен, потому что ты мой друг. Но если, к несчастью, ты напишешь хоть ничтожную долю истории прежде, чем я дам тебе зеленую улицу, я заставлю тебя проглотить свою авторучку и газету, в которой будет напечатана твоя статья. Сообразил?

Марк провел рукой по вьющимся волосам и пожал плечами.

- Угрозы ни к чему, - сказал он. - Достаточно обращения к моему благоразумию.

- Благодарю, братец.

Я вытащил из-под дивана бутылку виски.

- Вот, пропусти в себя глоток этого супергорячего, пока я расскажу тебе обо всем. Ты - работник прессы и, вероятно, находишься в курсе всех краж картин, которые произошли в различных музеях?

- Да, месье, - ответил Перри, вливая себе за галстук, который он по ошибке забыл надеть, сто грамм чистого солодового продукта. - Ты имеешь в виду того, кого мои парижские коллеги назвали Арсеном Люпеном Музеев?

- Совершенно точно. В Лувре украли Мане, в Тулузе - Коро, Фрагон украден в Марселе, Сезанн - в Жесе в Провансе и Фра-Анжелико - в Лионе. Хорошенький счет, понимаешь?

- Понимаю. Ты производишь следствие?

- Уже два дня.

- И ты нашел след?

- Не знаю.

Марк нахмурил брови.

- Нехорошо скрывать от меня, Сан-Антонио.

- Я ничего от тебя не скрываю. Я сказал грустную правду: я не знаю, нахожусь ли я на следе или нет.

- Но тогда что же ты делаешь в этом цирке?

- Я принюхиваюсь. Арсен Люпен Музеев действует с исключительным мастерством, никогда не оставляя ни малейшего следа. Но я вывел одно заключение, которое может оказаться полезным.

- Не дай мне умереть от любопытства, - умолял Марк. - Я чувствую, что сейчас это случится.

- В каждом городе, в котором происходили кражи, цирк Барнаби давал представление именно в тот день, когда исчезали картины.

Перри упал на диван и звонко поцеловал бутылку виски.

- Кроме шуток?

- Да. Может быть, дело идет о простом совпадении, заметь это.

- Нет, - тихо возразил Перри, - пять совпадений... это слишком!

- Я тоже так подумал, и тогда мне в голову пришла мысль пожить немного внутри цирка, чтобы поближе познакомиться с поведением каждого его участника.

- И ты нанял булимика, чтобы он помог тебе?

- Совсем нет, этот проклятый господин, которого ты видишь, одетый в халат и поглощающий сэндвич, не кто иной, как мой сотрудник, главный инспектор Александр-Бенуа Берурье.

Беру поклонился: он заканчивал день легким ужином.

- Беру, - пояснил я, - всегда обладал исключительным аппетитом, а в настоящий момент у него еще завелись солитеры. Когда мы искали возможность проникнуть в цирк, у него появилась эта идея. Судя по тому, как идут дела, надо думать, что он попал в яблочко.

Марк был восхищен.

- Цирк отправляется в Италию? - спросил он.

- Да, сын мой. Италия - это страна музеев. Я надеюсь, что мы там что-нибудь да засечем.

- Ты будешь держать меня в курсе дела?

- Обещаю.

- Ты только подумай, как будет отлично, если я первым сообщу о затравленном зайце.

- Ты сможешь это сделать, когда я раскрою это дело, но в настоящий момент мы играем в молчанку.

Мы еще немного поговорили, но в конце концов Марк поднялся с дивана. Он уже подошел к двери, когда заметил, что потерял электрическую лампочку от своего фотоаппарата. Он встал на четвереньки, чтобы поискать ее, но толстяк сконфуженно пробормотал:

- Прошу прощения, господин журналист, но мне кажется, что я ее съел.

2

Я не знаю, парни, жили ли вы когда-нибудь в цирке. В сущности, с вашими идиотскими башками, в этом не было бы ничего удивительного.

Я отлично представляю вас в зверинце, братцы, между американскими мангустами и шимпанзе. Вы очаровательны в вашей красивой клетке! Вам меняют подстилку два раза в день, так как обслуживание там роскошное! А кроме того, плохо верится, но у публики доброе сердце.

Даже трудно себе представить, что они могут швырнуть вам на угощение. Но пусть не это вас соблазняет, а чудесная жизнь без забот и огорчений!

Мы поочередно давали представления в следующих городах: Тур-де-Нин, в Понде Боавуази, в Бойро и в Гренобле. Так как в последнем имеется музей, я ожидал новой кражи, но как бы не так: было полное спокойствие. Повсюду толстяк производил фурор со своим номером булимии. В нем пробудился огромный талант!

Время от времени, будучи в особенном ударе, он ошеломлял нас, поедая червяков, промокательную бумагу или зонтик, но это была лишь забава, если я могу так выразится. (А почему бы я не мог так выразиться? Вы не можете запретить мне это.) В каждом городе, где мы выступали, нас ожидал триумф. Нашему появлению предшествовала необычайная реклама. Все ждали толстяка, а журналисты осаждали его, лишь только появлялся Барнаби. Его заставляли давать автографы, восхищенные дамы приносили ему в фургон лакомства: бараньи кости, битую посуду и тому подобное.

Примите во внимание: все эти вещи богаты кальцием.

Его Светлость существенно изменился. Теперь, став звездой, он свысока посматривал на меня и принимал позы. Скоро мне придется им заняться!

Однажды вечером, это было, кажется, в Шамбери, он сказал мне:

- Я заявляю тебе, Сан-Антонио, что я собираюсь подать Старику заявление об отставке.

Я нахмурил брови.

- В самом деле?

- Да, месье. Ты отлично понимаешь, что мне нет никакого основания тянуть лямку в течение долгих лет, тогда как здесь я за два дня зарабатываю столько, сколько за месяц службы в полиции.