Шарль Эксбрайя - Бесполезное путешествие

Забыв о приятеле, к которому шел, я последовал за ней.

Выйдя на улицу, девушка, поколебавшись, направилась к «Кафе де Франс» и вошла туда. Я устроился за соседним столиком. Она заказала кофе, но даже не прикоснулась к чашке. Я смотрел на нее, позабыв о мигрени, терзавшей виски и затылок, хотел заговорить, но не знал, с чего начать.

— Мадемуазель…

Девушка не шелохнулась.

— Мадемуазель, — уже громче повторил я.

Она вздрогнула и повернула ко мне усталое лицо с припухшими глазами.

— Мадемуазель… Я достаточно несчастен сам, поэтому всегда чувствую, когда несчастны другие… Мне кажется, вы в отчаянии. Со мной тоже такое бывало, и я знаю, как в некоторые моменты жизни необходима дружеская поддержка… Вы позволите сесть за ваш столик? — Не ожидая ответа, я взял чашку и сел напротив нее. — Любовные огорчения, не правда ли?

Она пожала плечами.

Чтобы вызвать ее доверие, я решил сообщить некоторые подробности.

— Моя жена ушла от меня очень давно, но я так и не смог от этого оправиться… Глупо… Я совсем вас не знаю, но вы мне симпатичны и, если я смогу не дать вам пережить то, что пережил сам, думаю, совершу доброе дело. Простая влюбленность или нечто более серьезное?

— Более серьезное.

— Рассказывайте, это принесет вам облегчение.

Она слишком долго переживала свое несчастье, чтобы не испытать желания хоть часть его переложить на чьи-то плечи. Пристально уставившись в одну точку, она заговорила:

— Он мне обещал… Я приехала к нему, ведь он обещал… что мы сегодня же вечером уедем в Париж и будем жить вместе. У нас было назначено свидание в кафе «Шмен де Фер». Я прождала три часа.

— Может быть, в последний момент ему что-то помешало?

Незнакомка покачала головой.

— Он предупредил бы меня. Я верила ему… Я столько ждала этого дня, потому что задыхалась, слышите? В Сен-Клоде я задыхалась! Моя тетя не хотела, чтобы я работала, она боялась плохих знакомств… И потом, ей это казалось позорным. Она считала, что окажется вместе со мной на более низкой ступени социальной лестницы… Весь день я должна была заниматься шитьем, а вместо развлечений — благочестивые собрания и посещения почтенных людей, от которых пахло нафталином… Я больше не могла. Пыталась сбежать, вырваться из болота то с одним, то с другим, но все… все они в последний момент путались и предпочитали свое ущербное существование приключению… И тут появился он… Я сразу поняла: он или никто — либо он спасет меня, либо я откажусь от жизни! Мы познакомились случайно. Он пошел меня провожать, спросил, не хочу ли я прогуляться, прежде чем пойду к тетке. Я согласилась. Он сказал, что, несмотря на внешнюю респектабельность, несчастен, ему постоянно чего-то не хватает. Он надеялся познать настоящую, большую любовь… готов был всем пожертвовать ради этой любви… Никто никогда не говорил со мной так. Он утешал меня, обнимал… целовал… Когда я вернулась домой, то была вне себя от счастья. В течение трех месяцев мы встречались раз в неделю, но однажды, став его любовницей, я сказала, что хочу быть счастлива в открытую, что мне надоела подпольная любовь… Мы решили уехать сначала в Париж, а потом за границу.

Во мне поднималась глухая злоба. Эта девочка слишком напоминала мне Луизу, которая тоже думала, что сможет найти смысл жизни в новой любви, и тоже не заботилась о том, что оставляла за собой.

— Мы должны были встретиться сегодня в Уайонаксе, в кафе «Шмен де Фер», и сесть в поезд до Бурга, а оттуда — в Париж… И он не пришел. Почему? Скажите, почему он не пришел?

— Не знаю… Человек не всегда может делать то, что хочет.

— Он мне обещал, — упрямо твердила она, — он мне обещал… Я не могу вернуться домой после того письма, что оставила тетке! Мне остается только броситься под поезд…

— Послушайте, неужели вам не стыдно так говорить?

— А что же мне делать?

— Прежде всего нужно найти комнату и отдохнуть. А я схожу в кафе «Шмен де Фер» и попрошу, чтобы тому, кто спросит о девушке, дали ваш адрес.

— Какой адрес?

— Я живу в старом отеле, его хозяева — славные люди. Могу попросить их, чтобы они приютили вас на ночь.

— У меня почти нет денег.

— Позвольте предложить вам комнату в память о моем собственном прошлом… Я хочу помочь вам завоевать счастье…

Она с удивлением взглянула на меня.

— Но я даже не знаю, кто вы.

— Какое это имеет значение, если я готов оказать вам помощь? Меня зовут Мишель Феррьер.

Когда я представил свою протеже, папаша Жаррье как-то странно посмотрел на меня и глубоко вздохнул.

— Только потому, что мы давно с вами знакомы… Номер восемь свободен… Как зовут эту «оставленную»?

К моему изумлению, та заявила:

— Альберта Морсен.

Почему она не назвала своего настоящего имени? Жаррье дал ей заполнить карточку, и она без зазрения совести подписалась вымышленным именем. Я спросил себя, не связался ли с фантазеркой.

— Вы, конечно, поужинаете вместе?

— Если мадемуазель Морсен согласна разделить мой ужин…

Немного поколебавшись, она согласилась. Я проводил ее до номера, а потом, сдерживая данное слово, сходил на вокзал, чтобы поговорить с хозяином «Шмен де Фер». Когда я возвращался в город, мне встретился Пьер.

— Смотри-ка, а я думал, ты уже спишь. Тебе стало лучше? Ты идешь к нам? Я сказал Каролине, что ты приехал, и она выругала меня за то, что я тебя не задержал.

— Нет, старина, если не возражаете, завтра. Моя мигрень разыгралась с удвоенной силой, и я забыл ее лишь потому, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

… Моя история заинтересовала комиссара. Но когда я сказал, что отвел девушку в свой отель, он остановился.

— Скажи-ка, нет ли у тебя задних мыслей?

— Ты отлично знаешь, что у меня в голове, милый Пьер.

— Во всяком случае, мне кажется, что ты слишком быстро расчувствовался. Твоя Альберта пренебрегла правилами приличий, и нет никаких доказательств, что она рассказала правду…

— Но ее поход на почту, к окошку «До востребования»?

— Вполне возможно, у нее был любовник, но вряд ли их связь могла перерасти в такую драму. Нынешние девушки обладают невероятной наглостью и способны придумать что угодно, лишь бы вызвать к себе интерес. Она, вероятно, заметила тебя еще в кафе и, оценив твою физиономию, решила, что ты вполне можешь оплатить ей комнату и ужин.

— Не уверен… Она не похожа на любительницу приключений… Хоть я в не очень хорошо разбираюсь во всех этих женских историях… Впрочем, завтра мы узнаем правду.

— Почему завтра?

— Потому что я посоветовал ей пойти к этому типу. Естественно, она знает его фамилию, и ей остается только вернуться в Сен-Клод, но не жертвой, а мстительницей. Короче говоря, я посоветовал ей в случае необходимости устроить скандал, но нужно, чтобы этот мерзавец…

— Если он существует…

— Если он существует, чтобы он не сбежал. А я провожу девочку, чтоб помочь ей!

Пьер расхохотался.

— Чертов Мишель! Ей-Богу, она тебе приглянулась! Я бы посоветовал не вмешиваться в это дело и отдохнуть как следует, но, поскольку, разыгрывая верного рыцаря, ты меньше думаешь о своих бедах, может быть, это даже полезно. Она хоть хорошенькая?

— Нет… Я не стал бы утверждать, что она красива… Просто молода… Но я уверен, она не все мне рассказала… У нее круги под глазами, и она плохо выглядит…

— Ничего удивительного, если она ведет разгульную жизнь…

— Или если она беременна.

— Ну вот еще! Тебе не кажется, что это чересчур?

— Луиза, когда ждала ребенка, которому не суждено было родиться живым, выглядела точно так же.

Пьер взял меня под руку.

— Ты интересуешься ею потому, что она похожа на Луизу, да? Бедный старина Мишель…

Мы дошли почти до самого его дома.

— Ты не зайдешь поздороваться с Каролиной?

— Лучше завтра… Сегодня очень болит голова… Очень, как и всякий раз… Боюсь…

Вместо ответа Сандрей крепко пожал мне руку. Я был благодарен ему за то, что он не стал меня утешать.

— До завтра. Расскажешь, чем закончится эта история, но все-таки повнимательней следи за бумажником.

Наш ужин тет-а-тет прошел не очень весело. Голова болела все сильней, поэтому аппетита у меня не было. Моя знакомая сказала, что очень устала и потому есть не хочет. Глядя на нее, я все время думал о Луизе. Ноющий голос девушки теперь только раздражал, хоть совсем недавно вызывал во мне сочувствие. Она такая же трусливая, как Луиза… Луиза, бросившая меня. Я вдруг резко спросил:

— Вы что, больны?

Мой тон испугал ее.

— Вольна? Почему я должна быть больна?

— Если только вы не беременны.

Кровь отлила от ее щек, и она вдруг разрыдалась.

Удовлетворение, которое я испытал от того, что не ошибся в своих предположениях, не смогло компенсировать смущения, вызванного этой сценой. Несколько клиентов Жаррье смотрели на нас. Казалось, что они с особенной строгостью взирают на меня, и я занервничал.