Эдуард Хруцкий - Тревожный август

— Плохое дело, — начал он, — давно у нас такого не было.

— Ты докладывай, Данилов, — начальник сел на диван, — а потом мы с тобой решим, что было и чего не было.

— Третьего мая в Москву с Дальнего Востока прибыл старший лейтенант Ивановский Сергей Дмитриевич. Цель приезда — служебная командировка. Ивановский сопровождал эшелон с техникой — пушки для фронта. После окончания дел он попросил у начальства разрешения задержаться на три дня в Москве у родителей. Ему разрешили.

Шестого мая вечером он со своей девушкой пошел в кино. Кстати, она живет в соседнем доме. По ее словам, когда они подошли к дому Ивановского, то увидели: на одном из окон часть светомаскировочной шторы оторвана, и свет падает на улицу. Ивановский заглянул в окно и увидел, что какой-то человек бил по лицу его отца. Он выхватил пистолет и бросился к дверям.

— Погоди-ка, — начальник встал, — это тебе девушка Ивановского сказала?

— Да.

— А где она сейчас?

— У меня в кабинете ждет.

— Предусмотрительный ты, Иван, человек, — начальник усмехнулся, — с тобой работать хорошо. Ну, давай дальше.

— Нам повезло, что подруга Ивановского, Алла Нестерова, сразу же подошла к окну.

Сначала она не поняла, куда бросился Сергей, только потом, догадавшись, подбежала к окну. Сквозь порванную светомаскировочную штору Алла увидела кусок комнаты и человека в военной форме. Он поднял руку. И девушка поняла, что этот незнакомый военный собирается кого-то ударить. Все происходило как в немом кино. Люди жили и двигались беззвучно. Но внезапно раздался выстрел, звук его не могли приглушить даже стекла, и неизвестный, так и не опустив руку, упал. Потом в комнате загрохотало и погас свет. Алла прижалась к стене. С крыльца сбежали трое. И только сейчас она увидела «газик», стоявший чуть поодаль от дома. Машина развернулась и пронеслась мимо нее. И все же, несмотря на темноту, Алла успела запомнить последние две цифры номера — 06.

— Так, — начальник встал, — это уже кое-что. Ну а дальше?

— В квартире мы обнаружили убитого лейтенанта, его родителей и неизвестного в форме ВОХРа. Найдена всего одна гильза от пистолета ТТ, судя по кобуре, этим оружием пользовался Ивановский.

— А в командирской книжке у него что записано?

— Все дело в том, — Данилов полез за папиросами, — что документов у убитого не обнаружили.

— Значит, их забрали.

— Больше гильз не нашли, видимо, стреляли из нагана, кстати, у убитого налетчика на поясе кобура от нагана. Точнее сообщат патологоанатомы и эксперты.

— Следовательно, — начальник помолчал, — картина такая. Четверо неизвестных врываются в дом Ивановского, избивают его родителей...

— Обыскивают квартиру, — добавил Данилов.

— Да, обыскивают квартиру. Значит, что-то ищут. Поэтому, видимо, и били, заставляли признаться. Им это «что-то» очень нужно было. Просто так на тройное убийство не пойдешь. В общем, поздравляю, Данилов, — начальник усмехнулся. — Банда у нас появилась. Опасная банда. Что-нибудь взято из дома?

— На полу валялась шкатулка. Нестерова показала, что в ней убитая Мария Дмитриевна Ивановская хранила ценности. Нестерова считалась невестой сына, поэтому ей были известны некоторые вещи. Так, например, она рассказала, что там хранились сапфировые серьги с бриллиантами, которые покойная собиралась подарить ей к свадьбе.

Некоторое время они сидели молча, глядя друг на друга. Потом Данилов сказал:

— Не думаю. Мне кажется, что Алла не связана с этим делом. Девушка хорошая, студентка, комсомолка.

— С тобой прямо страшно становится, Иван, — усмехнулся начальник, — ты мысли читаешь.

— Так работаем вместе сколько.

— Откуда у Ивановского-старшего драгоценности?

— Он ювелир, очень известный. Крупнейший специалист, так сказать, художник своего дела.

— Но ведь не из-за сережек к нему пришли. Сколько они, кстати, могут стоить?

— Об этом поговорю сегодня днем со специалистами.

— Надо узнать, зачем они приходили.

В дверях бесшумно появился Осетров.

— Товарищ начальник, там Муравьев товарища Данилова спрашивает.

— Давай зови его, — приказал начальник.

Игорь вытянулся на пороге. Данилов с удовлетворением оглядел его ладную фигуру, туго затянутую портупеей. Игорь последнее время ходил в форме. Гимнастерка сидела на нем, как влитая, орден Красной Звезды, полученный за декабрьские бои под Москвой, красиво выделялся на сером коверкоте.

«Он поэтому и носит форму, — мысленно улыбнулся Иван Александрович, из-за ордена». И пока Игорь произносил уставные слова приветствия, Данилов подумал о том, как все же война взрослит людей. Прошло всего ничего, а Муравьев стал уже вполне зрелым человеком и умным оперативником.

Игорь подошел к столу, сел в кресло. Даже по тому, как он держался в этом кабинете, вызов в который мог не всегда приятно кончиться для любого работника МУРа, чувствовалось, что Муравьев знает цену своим словам и уж если решил чего, то мнение свое будет отстаивать до конца.

— Сегодня утром я посетил директора производственного комбината Ювелирторга.

— Посетил, — Данилов засмеялся, — ну, Муравьев. Посетил, считайте, вытащил человека утром из постели. Сработано оперативно, но не совсем вежливо.

Игорь развел руками.

— Ничего, — сказал начальник, — продолжай, Муравьев.

— Ивановский, — Игорь достал блокнот, — характеризуется с самой лучшей стороны. Старый большевик-подпольщик. В его мастерской резали шрифт для искровских типографий. Участник октябрьских боев в Москве, воевал в гражданскую, но был отозван для работы по специальности в Гохран. В двадцатые годы выезжал в качестве эксперта за границу при продаже наших драгоценностей. Активно участвовал в разоблачении группы Шелехес-Пожамчи[1].

— Так ты, Иван, его должен знать, — перебил Игоря начальник МУРа, — ты же этим делом занимался.

— Нет, — Данилов покачал головой, — я тогда ездил арестовывать двух барыг — чисто техническая работа. Молодой был еще, наверное, младше Игоря.

— Ага, — начальник достал спички, — а я кое-что помню. Ну, давай дальше.

— Ивановский, — так же ровно и бесстрастно продолжал Муравьев, — награжден орденом «Знак Почета», имеет благодарности и грамоты ВЦИК и Совнаркома. В октябре 1941 года к нему в мастерскую поступило много ценностей, камней и золота от эвакуированных предприятий Ювелирторга Белоруссии и Украины.

— Так, вот это уже кое-что, — начальник застучал пальцами по крышке стола. — Кое-что. Зачем они поступили?

— Для сортировки, оценки и реставрации.

— На какую сумму?

— Приблизительно на три миллиона рублей.

— Что дальше?

— Когда началась ноябрьская неразбериха, Ивановский и его помощник Попов сложили ценности в специальный ящик, опечатали его и вывезли из Москвы. В дороге Попов умер от воспаления легких...

— Подожди, Игорь, — сказал Данилов, — не части. Ты выяснил, как вывозили ценности? Я имею в виду, был ли ящик с ними дома у Ивановского?

— Да, почти неделю убитый прятал ценности в подвале дома.

— А почему он не сдал их в банк?

— Тогда, в период эвакуации, поступило распоряжение работникам Ювелирторга самостоятельно вывезти ценности.

— Распоряжение, прямо скажем, дурацкое, но делаем поправку на тот период, стремительный и бестолковый, — сказал с иронией начальник. — Вот теперь кое-что проясняется.

— Как вывозились ценности из Москвы? — снова спросил Данилов.

— Ночью, на машине, с инкассаторской охраной.

— Все довезли?

— Точно сдано по акту, копия у меня.

— Мне кажется, товарищи, — начальник встал из-за стола, прошелся по кабинету, — кто-то знал, что ценности Ивановский увез домой. Знал, что увез, но не знал, что сдал государству. Вернее, не поверил. Психологически не мог обосновать. Думал, мол, ювелир, известный мастер, а здесь такие деньги сами в руки плывут. Мне кажется, что навел этот «некто». Муравьев, поезжайте в кадры Ювелирторга, возьмите личные дела всех, кто сталкивался с Ивановским по работе...

А в город пришло утро. И было оно светлым и радостным. Но никто не заметил его прихода, потому что заботы этих людей всегда одинаковы, в любое время года и любое время суток. Постепенно прохладный ветерок вытянул из кабинета слоистые клубы дыма, и все трое почувствовали, как они устали, но их работа только начиналась, и никто не знал, сколько продлится она, сколько листов ляжет в папку с надписью: «Дело об убийстве гр-на Ивановского Д. М....».

Звонок телефона возвестил о начале нового дня. Начальник снял трубку. После первых же слов невидимого собеседника он внимательно поглядел на Данилова.

— Так, — говорил он кому-то, — понятно... Во сколько?.. Понятно. Так... Спасибо.

Он положил трубку, повернулся к Данилову: