Тайна старого городища - Константин Мстиславович Гурьев

О каждом из них, о дедушках и бабушках, я мог бы рассказывать бесконечно долго, но рамки повествования сдерживают меня, поэтому ограничусь лишь самой необходимой информацией. Дед мой по отцовской линии был потомственным скорняком. Слово это сегодня мало кому понятно, поэтому поясню: «скорняк» — это портной по меху.

Кстати, жили они с бабушкой в своем доме, точнее говоря, в доме, который был заложен много лет назад, но так основательно, что будет стоять еще, надеюсь, долго.

Дом этот, пропитанный своеобразным провинциальным аристократизмом, был на моей памяти всегда центром притяжения для многих людей. У нас бывало местное начальство всех степеней и рангов, элита местного искусства театра и музыки, местная богема в лицах художников и писателей. В общем, дом видел так много, что мог бы и сам писать мемуары, но сейчас о другом.

Дом этот жил какой-то своей особой жизнью, признаки которой поначалу мной не угадывались, да и потом я о них узнал только из подсказок деда и, что меня тогда весьма удивило, бабушки!

Отец мой со своим отцом, то есть моим дедом, был в каких-то сложных отношениях и, кажется, относился к нему настороженно именно в силу дедового ремесла. Фронтовик, отец, кажется, никак не понимал, как можно всю свою жизнь провести, обшивая клиентов.

К моменту, когда я оканчивал школу, и мои отношения с отцом стали портиться. Дело в том, что уже в девятом классе я знал, что продолжать обучение не хочу. Меня привлекала романтика комсомольских строек, дальних городов, куда надо ехать, чтобы проверить свой характер. Девятый класс я еще кое-как проучился, а в десятом начался полный беспорядок, когда я прогуливал уроки, скрываясь в доме деда.

Без давления, исподволь, он стал втягивать меня в свое дело, рассказывая о тайнах ремесла. Мне это не было интересно, но я сидел в его мастерской, где работала и бабушка, потому что мне невероятно нравились их рассказы. Повторись такое сейчас, я бы записывал все эти рассказы, которые были пропитаны какой-то изящной таинственностью, но в ту пору я просто слушал, раскрыв рот.

Потом пришла осень, меня призвали в армию, и жизнь моя на два года изменилась совершенно, и я изменился, наверное, еще сильнее.

Вернулся я, конечно, тоже осенью, но за эти два года во мне проснулось вполне осознанное желание учиться. Отец был этому невероятно рад и, нарушая все свои принципы, уже приготовил наш пединститут к моему появлению.

Однако это появление могло состояться не раньше, чем следующим летом, а до этого времени мне следовало чем-то заниматься. И тут произошло то, что так изменило мою жизнь.

Состоялся один из немногих разговоров отца и сына, то есть моих деда и отца, и не знаю, как именно, но дед сумел убедить, что сейчас, раз уж прошло так много времени после школы, да и армия мне школьных знаний не добавила, я должен усиленно готовиться к экзаменам. А это, уверял дед, возможно только при том условии, что я не буду проводить время на работе «от звонка до звонка».

Все закончилось тем, что дед каким-то образом оформил меня учеником портного в ателье, которое постоянно умоляло его принять какой-нибудь заказ, но работать мне предстояло, конечно, под его присмотром.

Помню, как директор ателье, к которому мне пришлось идти для разговора, на прощание сказал слова, удивившие меня:

— Повезло тебе, молодой человек! У такого мастера будешь учиться!

Для меня, конечно, дед так и оставался дедом, но работать он меня учил жестко. Сравнивая его с нашим старшиной, которого боялась вся батарея, я видел, что старшина в сравнении с дедом в отношении следования установленным порядкам — мальчик.

В общем, когда пришло время поступать в институт, я уже сделал свой выбор и поступил на заочное.

Ну, а что? Призыв в армию меня уже не пугал, а в моем возрасте сидеть на шее у родителей было просто стыдно. Работая с дедом, я зарабатывал довольно прилично, даже если равнять с доходами таксистов или рубщиков мяса, только работа моя была чистая, изящная.

Еще одна причина моего выбора вполне понятна. Среди заказчиц деда часто встречались довольно милые дамы лет тридцати-тридцати пяти, и мои романы шли один за другим легко и приятно.

Вот так я и стал, продолжая родовое ремесло, скорняком.

Рассказал я вам об этом только для того, чтобы понятнее было вам все мое дальнейшее повествование.

Несколько слов и о нем.

Многие годы я собирал все, что касается обстоятельств и деталей случившегося. В ту пору, когда происходили самые первые события, я об этом даже не догадывался. Потом, когда пошли слухи, относился к этому без особого интереса, ибо не знал, что ко мне это уже имеет самое прямое отношение.

Потом, когда события вырвались наружу и стали угрожать и мне, и тем, кто мне дорог, я постепенно старался взять их под контроль и следить за изменениями. И лишь спустя несколько лет, отыскав тех участников событий, о которых я в свое время не знал, я смог написать это повествование.

Итак, я начинаю рассказ, который будет развиваться в соответствии с хронологией событий.