Ростислав Самбук - Жаркий июль

- Оля Верещака, - представил он. - Подруга Щепанской.

Проц придвинул девушке стул, она присела на краешек, настороженно посмотрев исподлобья.

- Ну и чудесно! - широко улыбнулся Крушельницкий, как старой знакомой. - Вы, Олечка, давно дружите с Марией?

- Год уже или чуть больше. Работаем вместе.

- Подруги?

- Да.

- Давно виделись?

- В пятницу, она расчет взяла.

- Почему уволилась?

- Лучшую работу нашла. Тут девяносто рублей, а там сто десять и прогрессивка.

- Где?

- В гастрономе.

- В каком?

- А я не спрашивала.

- Бывали у Марии дома?

- Конечно.

- Где живет?

- На Пекарской.

Крушельницкий невольно посмотрел на меня и удовлетворенно улыбнулся.

- Номер дома и квартиры?

- А я не знаю.

- Как же так? Ходили к подруге и не знаете?

- А зачем мне? Дом знаю и квартиру, на втором этаже справа. А дом, кажется, третий от Чкалова.

Маша у старушки комнату сняла: сорок рублей в месяц.

- Поехали, - встал Крушельницкий, - покажете нам квартиру Щепанской.

- Для чего она вам?

- Говорят, красивая женщина. Познакомите?

Оля смерила Крушельницкого оценивающим взглядом.

- Вы серьезно?

- Куда серьезнее.

- Опоздали, у Марички уже есть...

- Это тот, лысый?

- Откуда знаете?

- Мы, дорогуша, все знаем.

- Он вас с лестницы спустит. Ревнивый и злой.

- Ревнивый - это хорошо. И давно он у Марии?

- С неделю.

- Хорошо лысым: девушки их любят.

Оля хохотнула.

- Скажете...

- Неправда?

- У вас такие красивые волосы...

Это был прямой намек, и Крушельницкий тут же перефутболил девушку мне:

- Вот у кого шевелюра - на десятерых хватит.

Оля посмотрела на меня, но я, видно, не произвел на нее впечатления, снова повернулась к Толе и поправила прическу.

- Зачем вам Маричка? Милиция - и вдруг Маричка!

- Поехали... - Крушельницкий осторожно взял ее за локоть и повернул к дверям. - Поехали, дорогуша, потому что мне иногда бывает очень трудно ответить на такие вот прямо поставленные вопросы.

Мы приехали на Пекарскую, и Оля указала на ворота в старом, почерневшем доме. Объяснила, что квартира старушки - первая в коридоре справа.

Девушка осталась в машине с шофером, а мы втроем поднялись по лестнице. Коридор - длинный и темный, двери высокие, тяжелые, обитые железными полосами, будто их обитатели собирались отражать вражеское нападение.

Мы с Толей стали по обеим сторонам двери, а Проц позвонил, резко и требовательно. Никто не отозвался, и лейтенант позвонил еще раз, наконец за дверью послышалось шарканье, и тонкий голос спросил:

- Кто?

- Из домоуправления.

Лязгнул замок, потом еще один, дверь открылась удивительно плавно и тихо, и маленькая высохшая старушка в платочке выглянула в коридор. Я легонько отстранил ее и проскользнул в прихожую. Знал, что вход в комнату Щепанской справа, неслышно сделал несколько шагов и остановился на пороге.

Комната была пуста.

Крушельницкий уже исчез за дверью старухиной комнаты, а Проц заглянул в кухню. Старушка, как остановилась на пороге прихожей, так и стояла, испуганно глядя на странных гостей.

Я вошел в комнату, открыл дверцы гардероба, заглянул под кровать, хотя уже знал, что ни Щепанской, ни Пашкевича нет, что мы опять опоздали: ни в гардеробе, ни в старомодном комоде не было ни одной вещи, которая могла бы принадлежать красавице Марусе или ее лысому любовнику.

Вышел в прихожую и столкнулся нос к носу с Крушельницким. Он покачал головой, я зло выругался сквозь зубы, но Толя не воспринял моего возмущения, улыбнулся и сказал:

- Теперь они уже никуда не денутся. - Повернулся к старушке, объяснил: - Мы из милиции, бабушка, извините, что так вот ворвались. Где ваши квартиранты?

- А съехали.

- Когда?

- В субботу.

Это было любопытно: съехали за день до аферы с коврами. Ночь где-то провели, а потом, собрав деньги возле универмага, сразу скрылись.

Крушельницкий вынул из кармана бумажку.

- Вы, бабушка, читать умеете?

- Почему же не умею, только вижу...

- Вот постановление на обыск в вашей квартире. - Проставил данные и расписался на бумажке. - Согласно закону в экстренных случаях можем и без разрешения прокурора. Сейчас лейтенант позовет понятых, - кивнул в сторону Проца. - Кстати, Игорь, скажи Оле, пусть зайдет сюда.

- За какие это грехи? Живу мирно и ничего не украла, - обиделась старуха.

- Вы - ничего, а ваши квартиранты...

- Почему я должна за них отвечать?

- Ваши жильцы - опасные преступники, и мы ищем их.

- Марийка - преступница? - не поверила та. - Тихая и смирная, год жила, и ничего.

- В тихом омуте черти водятся. Не говорила вам, что в колонии была?

- Это как же понимать - в тюрьме?

- Точно, бабушка, по-вашему - в тюрьме.

- А что сейчас украла? - Тусклые старческие глаза вдруг блеснули любопытством.

- А это, бабушка, пока что секрет. - Крушельницкий разложил на столе, покрытом льняной скатертью, фотографии. Дождался, пока Проц приведет понятых, и предложил старухе: - Взгляните, кто из них ваш квартирант?

Бабка приладила очки, долго и с интересом разглядывала снимки, наконец уверенно ткнула пальцем в фото Пашкевича. Опознала его и Оля.

Приехала оперативная группа, и, пока ребята производили обыск, Крушельницкий начал допрос старухи. Выяснилось, что зовут ее Катериной Спиридоновной. Приехала во Львов сразу после войны с мужем, который работал на заводе "Львовсельмаш". Пять лет назад он умер, и старуха решила сдавать комнату. Во-первых, прибавка к пенсии; во-вторых, не так тоскливо, есть с кем словом перемолвиться.

- Почему не прописали Щепанскую? - строго спросил Крушельницкий.

- Да неужели надо прописывать? - всплеснула руками старуха, однако в ее водянистых глазах мелькнула искорка. - Я так думаю: деньги платят, и все.

- По вашей вине, бабушка, - сказал Крушельницкий, - милиция своевременно не задержала опасных преступников.

- А я тут при чем! - огрызнулась вдруг: она вовсе не была такой простой и забитой, как казалось. - Это ваше дело - преступников ловить!

- Конечно, наше, - легко согласился Крушельницкий. - Но ведь и за укрывательство...

- Не знала, ей-богу, не знала! Я бы им, проклятым!..

- Ладно, - смягчился Толя. - Когда приехал к вам этот лысый? И как назвался?

- Неделя прошла. А назвался Борисом Борисовичем. И фамилия такая чудная: Крутигора.

- Документы смотрели?

- Так ведь муж же Марийкин - зачем?

- Так и запишем, что документов не видели.

- Нет.

- Какие у него были вещи?

- Чемодан. Большой чемодан, желтый, с ремнями.

- Откуда приехали?

- А с шахт... Шахтер он, заработал денег и сейчас отдыхает. Богатый. Когда съезжали, он мне пятьдесят рублей дал.

- А куда поехали?

- Я Марийку спросила: вроде бы на Черное море, а потом к Борису Борисовичу на шахту. Снова деньги зарабатывать.

- Может, слышали какие-нибудь разговоры между ними: куда и как едут, поездом или самолетом?

Старуха покачала головой.

- Не подслушиваю.

- А случайно?

- И случайно.

- Много было вещей у Щепанской?

- Три чемодана упаковали.

- Не много ли? Четыре чемодана - и на курорт?

- Я предлагала: оставьте, ничего не пропадет, но Марийка не захотела. Говорит: "Как-нибудь управимся, а возвращаться не хочется".

- На такси поехали?

- Нет, у них такая машина - маленький автобус.

- "Рафик"?

- Не разбираюсь в этом. Машина, и все.

- Номер? Может, запомнили номер?

- Так я же в окно смотрела. Машину видела и как вещи выносили, а вот номер... Глаза у меня...

- Шофер был?

- А как же без шофера? - спросила та. - Без шоферов машины не ездят.

- Может, сам Борис Борисович сел за руль?

- Может быть, - согласилась она, - не видела.

Со старушкой все было ясно, Крушельницкий отправил ее в кухню и пригласил в комнату Олю.

Девушка выглядела растерянной. Она уже поняла, что к чему, и это поразило ее.

- Ваша подруга Щепанская и ее любовник обвиняются в тяжком преступлении, - начал Крушельницкий, пристально глядя на нее. - Я хочу, чтобы вы осознали это и помогли нам.

Девушка облизала пересохшие губы.

- Как?

- Вот мы сейчас и решим это. В последний раз вы виделись со Щепанской в пятницу, когда она брала расчет. Мария сказала вам, что переходит на работу в какой-то гастроном, бабке - что едет на курорт. Вы - подруги, должны же были договориться о встрече...

- Да, договорились... - запнулась она, бросив на Крушельницкого тревожный взгляд, - но ведь...

- Смелее, Оля!

- Но ведь теперь вы...

- Хотите сказать: арестуем ее?

Девушка кивнула.

- Маричка - преступница? Не верю!

- И все же факт остается фактом: Мария Щепанская обвиняется в тяжком преступлении. И ваш долг - помочь следствию.

- Конечно, - согласилась она, но не очень уверенно. - Мы договорились встретиться в четверг у кинотеатра "Орбита" перед последним сеансом.

- В девять?