Шарль Эксбрайя - Овернские влюбленные

— А что там был за яд?

— Понятия не имею.

— В самом деле?

— Мне его принесли всего за несколько минут до этого.

— Значит, вы его заказывали?

— Нет.

— Странный подарок, вы не находите?

— Я забрал пузырек у одного человека, который собирался покончить с собой.

— Здесь?

— Да.

Немного помолчав, Лакоссад заметил:

— Как нарочно, припомнилась одна мысль Дидро: «Недоверчивость бывает пороком глупца, а доверчивость — недостатком умного человека…» Тем хуже! Я согласен прослыть дураком, но уж слишком ваш рассказ неправдоподобен. Мсье Лепито, я попрошу вас следовать за мной в комиссариат.

Вдова вскочила.

— Вы не имеете права тащить его в участок как какого-то злоумышленника!

— Да нет, что вы, пока мсье Лепито просто подозреваемый.

— Но вы не имеете права!

— Вы так думаете? Идемте, Лепито.

— Я готов, инспектор.

Софи вцепилась в молодого человека.

— Нет-нет! Не ходите! Этот человек вас ненавидит! Он служит вашим врагам!

Когда Франсуа вышел, Лакоссад шепнул мадам Шерминьяк:

— Я не стану сердиться на вас за эти глупые и обидные слова, ибо еще Демокрит писал: «Подобно тому как облака скрывают солнце, страсть помрачает человеческий разум».

Набивая трубку, комиссар Шаллан признался своему подчиненному:

— Эта семейка Парнак начинает здорово действовать мне на нервы: сомнительное самоубийство, непонятное нападение, покушение без всякой видимой причины и в довершение всего — совершенно бредовая попытка отравления. Это уже слишком. Вы не находите?

— Да, вне всякого сомнения, вы правы.

— И больше всего в этой истории раздражает полная бессмысленность всех этих действий.

— Да, комиссар, полная… Разве что нам удастся все же найти логику, которая движет этой, на первый взгляд более чем странной, чередой событий.

— Возможно! Но черт меня побери, если я вижу хоть какую-то связь между настоящим или мнимым самоубийством мсье Дезире и попыткой пылкого воздыхателя отравить Соню Парнак!

— Или тем, кто лишь притворяется воздыхателем. Как говорят в Будапеште, «торговец ядом рисует на вывеске цветы».

— Теперь уже вы обернулись против Лепито, а?

— Сейчас я не вижу другого объяснения.

— Ну-ка выкладывайте, что у вас на уме!

— Предположим, Франсуа Лепито прикидывается порядочным человеком, но на самом деле это не имеющий ни крупицы совести честолюбец. Нужны доказательства? Пожалуйста, кто б иной сумел одновременно тронуть сердце дочери хозяина, очаровать домовладелицу и при этом осаждать еще Соню Парнак?

— А вдруг по каким-то непонятным для нас причинам этот молодой человек просто-напросто неотразим?

— Почему в таком случае он не разуверит вдову Шерминьяк? Почему не скажет правды Мишель Парнак? Зачем увивается за Соней?

— Не исключено, что просто ради забавы. Конечно, это довольно цинично, но такие вещи стары как мир.

— Цинизм, доходящий до покушения на жизнь?..

— Так-так, интересный поворот, продолжайте.

— Итак (естественно, это только предположение), наш Лепито, если можно так выразиться, хладнокровный соблазнитель. В таком случае он никогда не теряет голову и никакая страсть не нарушает его расчетов. Оставим в стороне нежные чувства, которые питает к Лепито домовладелица, хотя это наверняка приносит ему кое-какие материальные выгоды… Зато я уверен, что крошка Мишель очень и очень нравится молодому человеку. Она молода, свежа, недурна собой и, скорее всего, получит немалое приданое. Наш Лепито собаку съел в искусстве обольщения, а потому делает вид, будто девушка ему безразлична. И чем больше он изображает равнодушие, тем больше влюбляется Мишель. Она не может допустить, что ею, богатой наследницей, пренебрегает какой-то нищий клерк. Может быть, Лепито ухаживает за мачехой как раз для того, чтобы вызвать ревность у ее падчерицы? Но вообще-то я склонен считать, что наш честолюбец хочет получить все сразу, и немедленно. Ему известно, что мсье Дезире завещал все имущество брату. Он знает и то, что мсье Альбер все оставит жене и дочери. Нетрудно предположить, что после смерти одной из женщин другая станет единственной наследницей состояния Парнаков. Стало быть, задача Лепито проста: сделать так, чтобы в живых осталась одна Мишель, которая его любит и ни о чем не мечтает, кроме как выйти за него замуж. Ну, остальное, как говорится, дело техники. Помните, как все началось? Вначале произошла ссора между мсье Дезире и Лепито, потом, через несколько часов смерть старика. По-видимому, Парнак-старший вывел предприимчивого клерка на чистую воду, и Франсуа вынужден был в целях самозащиты убить «Мсье Старшего». Затем он пытался прикончить Соню, назначив ей свидание в ночном саду, подсунул взрывчатку в машину мсье Альбера. Но тут у него произошли две осечки подряд. В темноте он не заметил, что в тот вечер на Соне был пышный шиньон, значительно смягчивший удар. Не знал он и о том, что нотариус выедет несколько раньше против прежнего. И наконец, Франсуа совершает повторную попытку отправить Соню на тот свет: под видом микстуры он подсовывает несчастной женщине яд. Такова, на мой взгляд, логика событий, если я прав, конечно. Вот так вот, а вы еще сетовали на их бессвязность, господин комиссар. В сущности все это лишь подтверждает замечание Эсхила: «Из нарушения меры произрастает безумие, а жатву приходится пожинать слезами».

— Дорогой мой Лакоссад, вы всегда призываете на помощь столь великие авторитеты, что с вами почти невозможно спорить. Из ваших логических построений я могу вынести по крайней мере одну, но глубокую мысль: все эти несчастья отнюдь не случайны. За каждым из них стоит чья-то злая воля, наметившая вполне определенный план, осуществлению которого могли частично помешать лишь непредвиденные обстоятельства: шиньон на затылке Сони Парнак или решение нотариуса выехать из дому раньше, чем обычно. Я согласен с вами, главный побудительный мотив убийцы — деньги. Вместе с тем я отнюдь не испытываю вашей уверенности в том, что касается личности преступника. Во-первых, Лепито до сих пор не привлекал нашего внимания и ни разу ни в чем не проявил какого-то особого честолюбия. Так что все, что вы поставили ему в вину, можно толковать совершенно иначе. А что, если Франсуа любит Соню Парнак больше, чем Мишель со всем ее приданым? Ведь неопытные молодые люди довольно часто влюбляются в красивых и зрелых женщин! На домовладелицу вообще не стоит обращать внимания. Она напоминает мне мадам Потифар, готовую проглотить бедняжку Иосифа. А вдруг убийца, зная о страсти Лепито к Соне, решил воспользоваться этим, чтобы свалить на молодого человека собственные преступления? Услышав о ссоре между Франсуа и «Мсье Старшим», он решил, что это прекрасная возможность избавиться от старика. Скандала он не хотел, поскольку это могло бы насторожить будущие жертвы, предпочел сымитировать самоубийство, отлично понимая, что, если полиция заподозрит неладное, расплачиваться придется Лепито. И вы действительно сочли его виновным, Лакоссад. А кроме того, мой дорогой Ансельм, позвольте заметить, что Соня Парнак наверняка отправилась к клерку своего мужа вовсе не для того, чтобы потолковать о Кодексе. Ну как, убедительно? Вот так вот, дорогой! Между нами говоря, ваша версия страдает довольно крупным изъяном.

— В чем же?

— В основном, дружище Лакоссад! Вы приписываете Франсуа Лепито какое-то совершенно дьявольское коварство, и если ваши предположения верны, то он хитер как змей. Но тогда чем вы объясните, что он как последний дурак отравил Соню у себя дома? Действуя таким образом, он выдал себя с головой мужу, потерял работу и утратил всякую надежду жениться на Мишель!

— Да… вы правы, получается ужасная чепуха. Но если не он, то кто же?

— Давайте честно признаем, что не имеем об этом ни малейшего представления.

— И что в таком случае нам делать с Лепито?

— Допрошу его, как полагается, а потом подождем, не подаст ли Соня Парнак жалобу, хотя, по правде сказать, меня бы это очень удивило. Не думаю, чтобы он просидел тут больше чем до завтрашнего утра. А теперь приведите-ка мне этого молодого человека, за чье сердце, на его беду, сражается так много дам.

Франсуа больше походил на мальчишку, пойманного с поличным за кражей варенья, чем на матерого преступника. Глядя, как молодой человек смущенно переминается с ноги на ногу, не зная, куда деть руки, Шаллан вдруг подумал, что он отчаянно напоминает пингвина. Лакоссад усадил Франсуа напротив комиссара и тоже остался в комнате.

— Вы причиняете нам слишком много хлопот, мсье Лепито, а мы, полицейские, не особенно любим возмутителей покоя, — сказал Шаллан.

— Поверьте, господин комиссар, я…

— Не перебивайте. Так вот, пока вам не предъявлено никаких официальных обвинений и я не собираюсь держать вас под арестом. Сейчас вы просто свидетель, от которого я надеюсь получить кое-какие разъяснения насчет того, что творится у Парнаков. А поэтому вам придется ответить на все мои вопросы.