Андрей Костин - Предупреждение путешествующим в тумане

его уважать стал... Слушай... Только держись за кровать, чтобы не

упасть. Ты ведь тоже знаешь Барина!

- Откуда? Кто он? - я нахмурился.

- Не пойму пока. Но он уверен, что ты его вычислил.

Видимо, он чересчур хорошего мнения о твоих умственных способностях, Эдгар улыбнулся. - Ну-ка, припомни. Случайную встречу, может... Слушай, тот парень, что вышел от Громовой за несколько минут до ее гибели, сел в твою машину? Кто это сказал?

- Видел приятель соседки. Лопаткин его фамилия. Но там, в машине, должна была быть еще и женщина.

- Откуда ты взял?

- Сама соседка слышала женские шаги на лестнице.

Женщина вышла из квартиры Громовой. Ее приятель видел, правда, только парня.

- Приятель стоял близко от машины?

- Судя по рассказу, да.

- Удивительно, верно? В "жигуленке" довольно трудно спрятаться.

- Но ведь еще пудреница. Понимаешь, она, я в этом уверен, именно она, забыла пудреницу в моей машине. На полочке, знаешь, под "бардачком".

- Эта полочка - гиблое место... Меня знакомые иногда на работу подвозят, так я на этой полочке постоянно сигареты забываю. И не я один. Тут у всех есть опыт... Только... - Эдгар присвистнул. - Только чтобы забыть пудреницу на этой полочке, она должна была сидеть на месте водителя...

- За руль сел парень.

- Или рядом с водителем. Но тогда приятель соседки ее наверняка бы заметил. Уж там-то точно спрятаться негде. И вообще, женщины обычно прячут косметику в сумочку, как только ею попользуются. Но тогда почему пудреница оказалась на полочке в машине?

- Значит, женщина была без сумочки. А если вы встретите женщину без сумочки, можете быть уверены, что это переодетый мужчина, - я рассмеялся. Только во всей истории, кроме Веры Громовой, нет ни одной особы женского пола. В кого же тогда переодеваться владельцу пудреницы?

- Этак мы в такие дебри залезем... Надо искать паренька. Чувствую, с паренька все начинается, им и окончится, - говорит Эдгар как бы про себя.

Я скинулся назад, пока не уткнулся затылком в стену. Глаза слипались, и мне стоило больших усилий держать их открытыми. Ломило суставы, бухало сердце, а голова была дурнее некуда.

- Все-таки ты скверно выглядишь, - снова сказал Эдгар, - надо показаться врачу, специалисту.

- Эти типы мне что-то кололи, чтобы я маленько взбодрился.

- Тем более.

- Больница отпадает. Наркологический диспансер - тоже. Слушай, а ведь Бессонова - нарколог. Если мне кололи наркотики, она должна в этом понимать...

- Поедем к ней?

- Ага...

Не знаю, что тут сыграло роль. Скорее, мне просто захотелось снова увидеть эту женщину. Не скажу отчего, но я испытывал перед ней некое чувство вины. Нет, не вины. Наверное, так ощущает себя спаниель, вернувшийся к охотнику без утки в зубах. Хотя, в общем, утка в меню не предусматривалась с самого начала...

* * *

- Только машину поведу я, - сказал Эдгар.

Небеса разверзлись. Дождь лил как из ведра. Дворники только размазывали водяную муть по стеклу. Эд припарковался за золотистой иномаркой, и мы вышли. Дорожка от калитки до крыльца напоминала душ Шарко, потому что струи ливня, вопреки закону земного тяготения, хлестали не только сверху, но и с боков, и даже, кажется, снизу. Непередаваемое ощущение.

Дверь открыла Нина. Она ласково кивнула Эдгару, потом посмотрела на меня, и брови у нее поползли вверх.

- Кто это вас отделал? - спросила она.

Скрипнули половицы, и в коридор из гостиной вышла

Марина. Я вспомнил, она часто бывает в этом доме. Значит, нам вновь суждено встретиться.

- Привет, - сказал ей Эдгар. - По-моему, вам пора бы уже быть в лаборатории, а? Рабочий день начался.

- Не стройте из себя деспота, Эдгар, - Нина улыбнулась. - Это я попросила Марину переночевать здесь. Последнее время боюсь оставаться в этом доме одна. Мы просто заболтались за завтраком... Но все же, - она обернулась ко мне, - что с вашим лицом?

- Я ухожу, - Марина взяла со столика под вешалкой сумочку, - не волнуйтесь.

- На улице ливень, - сказал я, - подождите немного, подбросим вас на машине.

- У меня есть зонтик, - она уже открыла дверь. - Зонтик защищает от разных напастей. Даже от ретивого начальника. Повернулась и вышла, затворив дверь.

- Не очень получилось, - качаю головой. - В том смысле, что не очень здорово получилось.

- Так и будем стоять в коридоре? - раздраженно спросила Нина.

* * *

- Значит, вы не знаете, что вам кололи? - сказала Бессонова, когда я кончил рассказывать. - Без необходимых анализов я не могу вам помочь...

Голос у нее становится официальным, она входит в привычную профессиональную струю.

- Наверняка наркотики, - говорит Эдгар. Чем вы там лечите, когда травятся наркотиками?

- Помогает налорфин, - говорит она задумчиво, - когда морфийное отравление. Тут антидот - это налорфин, но если что-то другое...

- Значит, вы морфинистов налорфином лечите? - спросил я.

- Ни в коем случае.

- Почему?

- Потому что налорфин - конкурентный антагонист морфина, - она взглянула на меня и улыбнулась, - ну, чтобы вы поняли: налорфин как бы замещает наркотик в организме. Когда у морфиниста снижается содержание морфина...

- А, абстиненция, похмельный синдром, это я слышал от Эда.

- Так вот, синдром абстиненции, или ломка, как говорят в той среде, страшная штука. В этом состоянии наркоман способен на что угодно...

- Может даже пойти на самоубийство?

- И это тоже. Лишая, в лечебных целях, наркомана привычной дозы, мы вызываем абстиненцию. Она нарастает постепенно и достигает максимума, как правило, на пятый день. При этом мы помогаем организму привыкнуть к отсутствию наркотика другими препаратами. Если же ввести налорфин - абстиненция достигнет максимума в считанные минуты. С этим ни организм, ни психика не справятся.

- Теперь ты понял, Эд? - спросил я, - ты понял, почему твоя крыса подыхала не по правилам? Громовой перед смертью ввели налорфин. Это было убийство.

- Не думаю. Помнишь, соседка говорила тебе, что "скорая" подъехала к дому раньше, чем они ее вызвали. Знаешь почему? Ее вызвал тот, кто делал Громовой. укол. Искусственно вызвав состояние абстиненции, ее хотели спровадить в лечебницу. Подальше от тебя.

- Нет, старик. Это было убийство. Громова смертельно боялась лечебницы. Панически. И они это знали.

- Вы говорите о той женщине... - Нина покачала головой, - с которой мой муж... Что ж, теоретически... А практически - ампулы очень отличаются. Морфин в прозрачных, длинненьких, а налорфин в оранжевых и пузатых. Нет, опытный наркоман не ошибется.

- Скорее всего она не видела, чем наполняют шприц.

- Но и достать налорфин крайне сложно. Правда, у каждого уважающего себя анестезиолога найдется пара ампул...

- И у вас есть? - спросил я.

- По правде говоря, есть, - она улыбнулась. - Дома в аптечке.

- Вы не могли бы мне их показать?

- Пожалуйста. Только не выдавайте меня, нельзя так хранить эти препараты.

Бессонова вышла, а Эдгар подмигнул:

- А ты быстро соображаешь...

Я подошел к журнальному столику возле кресел, взял с него потрепанную книжку в сером переплете. Оказалось, комедии Шекспира. Никогда бы не подумал, что в этом доме, набитом одной специальной литературой, читают произведения "нежного лебедя Звона". Хотя, наверное, я необъективен. Погода влияет.

- Где-то я уже видел эту книжку... - Эд заглянул через плечо.

Вернулась Нина. Вид у нее растерянный.

- Что случилось? - спросил Эдгар.

Я-то уже догадывался.

- Дело в том... - она замялась. - Налорфин пропал. И еще несколько ампул. Вполне возможно, того самого препарата, который вам вводили... Это кошмар... Но кто-?.. Зачем?.. Нет, не может быть...

- А я вспомнил, чья это книга, - неожиданно сказал Эдгар. - Что? А... - я посмотрел на томик Шекспира, который вертел в руках.

И тут вдруг все стало на свои места.

- Стоп, старик, - говорю. - Я все понял. Надо читать классиков. "Двенадцатая ночь". Брат и сестра, которых все путают. Обе роли играет, как правило, одна актриса. Как мне все это раньше в голову не пришло!

Нина опустилась в кресло и сжала виски.

- Ты знаешь адрес? - спросил я.

Эдгар кивнул. Потом сказал:

- Надо позвонить в милицию. Пусть перекроют выезд из города.

- Успеем еще.

- Ладно. Едем, - бросает Эдгар, и мы снова под дождем бежим к машине. Мостовая блестела, словно ее натерли воском. За руль сажусь я.

Люблю ездить в дождь. Не знаю почему, но мне доставляет удовольствие вести машину в ненастье. Даже скользкий асфальт не может испортить общего впечатления.

- Притормози, - говорит Эдгар, - вот этот дом.

Я вышел, прошел под деревьями и остановился в, нерешительности. У подъезда был припаркован золотистый "мерседес"...

Дело в том, что я вспомнил - мы уже сталкивались с ним. В прямом смысле слова. В самом начале этой истории, на шоссе. Вмятины на нем были выправлены, но еще не закрашены, только загрунтованы...

Сломанная ветка липы скрывала меня, и я стоял, никем не видимый. Вот хлопнула дверь подъезда... Она!