Алексей Макеев - Нежная улыбка смерти

Драматизм этой ночи трудно переоценить. До полуночи проблемы обходили стороной. Охотничий азарт взывал к бдительности. С часа начались мучения. Закрывались глаза, рождались видения – преимущественно в виде голых теток с оскаленными ртами и выпущенными коготками. Барак превращался в кособокую многоэтажку, контролировать которую не было сил. Приходилось безостановочно курить. Долгое моргание вызывало сонные образы, потеря контроля – клацание челюсти о кирпич и болезненные ощущения. Максимов вертелся, как филин, широко отворял глаза и сосал сигарету за сигаретой. Минутная стрелка в открытую издевалась – по ощущениям проходил час, на деле – десять минут. Он дважды менял позиции и в итоге возвращался к кирпичам – наиболее оборудованному для перекура месту.

В три часа пятнадцать минут (Максимов как раз оторвал глаза от циферблата) в кустах на восточной стороне вспыхнула зажигалка.

И погасла. И опять вспыхнула. И так неоднократно, пока Максимов не спохватился – условный знак! Сам же позаимствовал для напарника у Ольги Юрьевны… Сон пропал. Его подбросило, пригнувшись, он пробежал назад, дал солидный полукруг мимо домика со спящим Валентином, на корточках пробуравил кусты и распластался рядом с Демаковым.

– Есть контакт… – давясь от возбуждения, шептал Демаков. – Через окно выбралась, плутовка… Ты посмотри, но сильно не высовывайся…

– Умница, Демаков, – восхищенно бормотал Максимов.

Азарт стучал в висках, как пионерский барабанщик. Он вылез из-за кочки.

Фигурантка явно не суетилась. В момент, когда она скользила с подоконника, Демаков и послал условный сигнал. Максимов объявился по скончании минуты. За это время особой активности со стороны объекта не проявлялось. Серая тень притворила окно. Стояла неподвижно, прислонившись к фундаменту, слушала. Затем тронулась в дорогу – прошла немного по стеночке, оторвалась… и словно бы растворилась в воздухе. Мелькнуло что-то дымчатое за кустами. Детективы крались следом. Серое пятно натуральным призраком – оставляя бледный шлейф – пересекло дорогу, выскользнуло за врата…

Когда они рассредоточились за подстанцией, девица спускалась с холма, явственно смещаясь в восточном направлении, к туманному осиннику. Добравшись до леса, она пошла медленнее, превратилась в едва различимую кляксу, перетекающую бугорки.

– Да она же лунатичка… – расстроенно шептал востроглазый Демаков. – Посмотри, как она движется – зомби ходячая…

– Сам ты лунатичка, Демаков, – прошипел Максимов. – Лунатички, к твоему сведению, окнами не ходят. Дуру гонит. Страхуется. Давай-ка лучше думать, как следить за ней будем. На открытое пространство я высовываться не стану.

– По кромке, – потянул за рукав участковый. – Если что, в лесу отсидимся…

Но менять планы приходилось на бегу. Зыбкое пятно спускалось краем осинника на трассу, проявлялось в бледном свете – и вдруг совсем пропало! В лес свернуло! Голая опушка! Максимов сел на корточки и начал всматриваться. Черт! Не выходит.

– Демаков, а ну застынь…

Варианты, в сущности, имелись. Либо их заметили, либо в планы убийцы не входило спускаться к дороге. А зачем ей спускаться к дороге?

– Хреново, Константин, – расстроился сопровождающий. – Меняем планы на переправе?

– И очень быстро, Демаков. Надеюсь, нас не вычислили… Скажи, приятель, на кой ляд нам надо знать, куда она забросила этот гребаный разводной ключ? Пойдет же обратно, никуда не денется. Минут двадцать в запасе… А ну, давай по-шустрому в лагерь!

Запыхавшись, они пробежали символические врата. Трудно рассчитать траекторию возвращения убийцы, но сквозь столбы с отсутствующей волейбольной сеткой она, по-видимому, должна пройти. Кратчайшая дорога от кустов к бараку.

– Демаков, под сосну! – шикнул Максимов. – Сиди и ни гугу. – А сам, выравнивая по мере сил дыхание, зашагал к бараку.

– Девчата, подъем! – объявил он свистящим шепотом, вваливаясь в спальное помещение. Ничего не произошло. Спала спортивная публика. Четыре часа утра – организм отключается и не бузит. Пришлось дублировать команду. Кровати заскрипели. Чьи-то ноги шмякнулись на пол.

– Какого надо?.. Опять этот сыщик… Девчата, от него одни беды, так он еще и спать не дает…

– Дайте ему по башне, я разрешаю, – проворчали из дальнего угла.

– Да заткнитесь вы, идиотки, – рявкнула самая сообразительная. – Чего хотите, Константин?

– Девчата, тревога не учебная, – объявил Максимов. – Потом доспите. Не вздумайте шуметь и свет включать. Одной из вас в бараке нет – она убийца. Все расслышали? Путает следы преступления. Надеюсь, скоро вернется. От вас потребуется поддержка. Услышите крик: «Девчата!» – хватайте руки в ноги и на улицу, а там по обстановке. До сигнала никому не выходить – загубите все дело. Я нормально выражаюсь?

Ответом было долгое, испуганное молчание. Кровати не скрипели, даже дыхание затаили.

– Золотые вы девчонки, – похвалил Максимов, на ощупь отыскивая выход. А что имелось в виду – неуместный комплимент или избитое: молчание – золото, пояснять не стал.

На выходе его спросили:

– А кто убийца, Константин?

Он тихо засмеялся:

– А это проверка на сообразительность, дорогие. Даю подсказку – тихая перекличка, а дальше сами вычисляйте…

Выйдя из барака, он поежился, не доходя волейбольной площадки, свернул направо и впрыгнул в лесок из трех сосенок. Сходить бы по-некрупному перед делом…

– Демаков, не спишь?

Худая тень обрисовалась по соседству с деревом.

– Т-тута я… – он заикался от волнения.

– Фонарь не выронил? Давай сюда… Хотя ну тебя, держи. Я сейчас один долг исполню…

В трепетном волнении, когда зуб на зуб не попадает и тетки голые уже мерещатся не во сне, а наяву, прошло минут двадцать. Что-то призрачное скользнуло по дорожке… «Хорошо, что долг выполнил, – не к месту подумал Максимов. – Прыгал бы сейчас от нетерпения…»

Качнулись кусты, и что-то легкое, незначительное, на вид безвредное, обрисовалось на пустыре. Возможно, она предчувствовала неладное – на то и интуиция с внутренними голосами, – но отступать ей было некуда. Одна во всем мире… Движения девушки становились вялыми, шаткими, расслабленными. «Халтурно притворяется, – с жалостью думал Максимов. – Не так играют лунатичку».

– Демаков, за мной… Пистоль к пузу…

Он включил фонарь и уверенно вышел из укрытия. Направил свет в лицо. Рассеянный луч расплылся грязно-желтым пятном по бледной, обмякшей мордашке. Курносый носик, остановившиеся глаза…

Из последних сил девушка изобразила из себя проснувшуюся. Глаза забегали. Попятилась.

– Кто вы такие?..

Тихая девочка с одуванчиками. Катя. Три убийства в активе.

– Что вам надо? – прошептала убийца.

– А вот не надо притворяться, Катя, – вкрадчиво сказал Максимов. – Лунатизмом страдаете не вы, а Алина. Но и та уже не страдает. Отстрадалась. Удивили ее ваши слова памятной ночью: «А я об Алинку споткнулась, развернулась…» Алина стояла в простыне посреди прохода, не могли вы об нее споткнуться. И перепутать с кем-то другим не могли – не думаю, что с кровати Алины прыгнула посторонняя девушка. Вас вообще в данную минуту в бараке не было. А Алина восстановила в памяти бледную картину и задумалась. На свою беду. И решила обмолвиться с вами словечком. Помните – на крылечке? Вы рассказывали. Только слова при этом произносились другие. Не сумели переубедить Алину, Катя? Зубы заговорили, но поняли, что это ненадолго? А досадная оговорка у тренажерного зала: «Послушай, Костя…»? Не оговорка это. Трудно так оговориться перед незнакомым мужчиной, который старше вас почти вдвое. Зухра вот не оговорилась… Вы привыкли так обращаться к убиенному вами же Косте Печорскому. И внутренний голос подсказывал – сыщик на верном пути, недолго вам осталось мучиться. Проследили, как я в лес пошел, и за мной – да только не срослось, ловчее оказался сыщик, нежели Алина Скобцева, Костя Печорский и некто гражданин Сайдуллин, которому вы треснули разводным ключом по голове, добежали до опушки и по дури зашвырнули его в осинник… Хорошо перепрятали ключ, Катя? Стерли «пальчики»? А полицию не видели? А вот полиция вас видела…

Бессовестная и наглая ложь, которая расставила все по своим местам, устранив нужду в толковом адвокате, способном вытянуть преступницу из кутузки за смехотворностью улик…

– Вы арестованы, Катя Буевич, – надул щеки и сделал шаг вперед Демаков.

– А пошли вы все… – как-то грустно произнесла девушка. А за этим начался кровавый цирк. Предчувствуя беду, Максимов успел попятиться. Демаков же твердо веровал, что звездочки на погонах – это вроде депутатского иммунитета, даже не почесался. Шипение змеи вырвалось из овального ротика. Мелькнули точеные ножки, взметнулся в небо пистолет, а Демаков, пронзительно визжа, схватился за интимное место.

– Девчата!!! – взревел Максимов. И словно при замедленном воспроизведении увидел, как отрываются от земли точеные ножки и тельце Кати складывается пополам. Острые ножницы разрезали застоялый воздух. Спасла многолетняя выучка – он успел отклонить корпус и провернуться по оси: удар, способный разорвать грудину, дважды потерял в мощности и пришелся под левую лопатку. Все двенадцать ребер дружно ахнули. Максимова отбросило в объятия податливого моха…