Джесси Келлерман - Зной

И вошла в здание.

Свет на лестнице не горел. Глория поднималась на ощупь, вслушиваясь, не потрескивает ли где что, предвещая, что здание того и гляди обвалится.

Прийти в офис, собрать статуэтки и мотать оттуда. Таким был ее план. Сейчас ее присутствие здесь выходило за рамки служебного долга, оправдывая, впрочем, — так она считала — множество карточек с надписью «Лучшая секретарша мира», которые Карл преподнес ей за годы их совместной работы. Подразумевая карточку совсем иного рода. Правда, нет у них карточек, которые точно описывали бы их отношения: десять лет работы один на один, близость, переходящая в интимность, никогда ими не обсуждавшаяся, но и не отрицавшаяся. Карл ни разу не упомянул об этом, и все же Глория надеялась, а пока существует надежда, существует и причина оставаться с ним рядом.

«Ох, я тебя умоляю», — услышала она голос Барб.

И ответила:

— Заткнись. — И голос ее отдался эхом в пустом лестничном колодце.

Она отыскала вход в коридор и пошла по нему, нащупывая двери офисов. 205-й принадлежал обвешанному драгоценностями израильтянину по имени Одед, торговавшему драгоценными же камнями и металлами; следом шли двери продавца коллекционных афиш и плакатов (207) и Джеральда Голдблюма, сертифицированного аудитора (209–213). Других обитателей этажа Глория видела приходившими и уходившими, она видела, как на стены коридора накладывается один слой краски за другим — управляющий домом называл это, курам на смех, «восстановительным ремонтом», — слышала постоянный топоток людей, разгуливавших по неторопливо ветшавшей крикливо-пурпурной ковровой дорожке. Продавцов афиш она не встречала ни разу; зато Голдблюм или кто-нибудь из его друзей-приятелей иногда заглядывал в офис Карла, чтобы позаимствовать упаковку резинок-колечек.

Сейчас никого из них здесь не наблюдалось. А ведь каждый был владельцем своего бизнеса. Только она рисковала руками-ногами, да и вообще жизнью, ради того, чтобы забрать…

Не счета-фактуры. Не налоговые декларации. Статуэтки.

Потому что Карл любил их, и если она знала его — а как она могла не знать? — именно их он бросился бы спасать в первую очередь.

Темнота угнетала ее, нагоняла чувство одиночества.

Глория добралась до своего офиса, вошла и оглядела царивший там хаос.

Книжный шкаф обморочно повалился на край письменного стола, не дотянув до компьютера всего четыре дюйма. Коробки дугой разлеглись на полу комнаты, предварительно выблевав кучу стикеров, колокольчиков, психоделических волчков, палочек для запуска огромных мыльных пузырей, браслетов с замочками, компасов на часовых цепочках, «наборов маленького волшебника» по 99 центов штука, разлетевшихся по всей комнате «тематических» ластиков и карандашей. Здесь словно бы выпал град из безделушек, которые Карл относил к категории ПППД — пластмассовые прибамбасы и прочая дребедень. Крошечные паралитичные солдатики из дешевого пластика с волосатыми от несовершенства штамповки винтовками сражались, окружив «попрыгучие мячики».

А были еще и маски. Посрывавшиеся со своих крючков, они валялись повсюду. Главы государств, монстры, киношные кумиры, великие спортсмены, герои мультфильмов. Нагроможденные оргиастическими грудами, соединенные в немыслимые и совершенно непристойные пары. Иисус, покусывающий за ухо Мэрилин Монро. Уильям Джефферсон Клинтон и Человек-паук плюс алчно взирающий на них Буш рèге[3]. А за драконовым деревом — целующиеся взасос Мэджик Джонсон[4] и безымянный вампир.

Однако наибольший, на взгляд Глории, беспорядок создавал «лизун». Зеленая жидкость липла к охладителю воды. Красная пузырилась, как битумная яма. Струя желтой, преодолев каучуковую физиономию «Жирного Элвиса», капала с нее и, когда Глория приблизилась к ней, комкая в ладони бумажный носовой платок, уже приступила к пересечению ковра. Пытаясь стереть ее, Глория сумела лишь глубже вдавить эту дрянь в коверный ворс. Смысл некоторых из продаваемых Карлом игрушек всегда оставался для нее загадкой. «Лизун» же доставлял ей столько же удовольствия, сколько пролитый клюквенный соус.

Каковой, понимала она, как раз и доставляет удовольствие большинству детей. Она уже несколько раз просила Карла убрать из офиса образцы игрушек, однако ему нравилось держать их под рукой. Образцы напоминали ему о радости, неотделимой от их работы, радости, нередко заслоняемой тем обстоятельством, что оба они проводили рабочий день, перекладывая бумажки, посылая факсы, организуя отгрузку товара, позабавиться коим у них самих ни единой возможности не имелось.

Вот карма и пнула их в зад. Как бы весело ни было им друг с другом, предстоявшая сегодня уборка офиса до божеского вида будет нечто совершенно противоположным: круто спадающей вниз кривой на графике веселья.

Ошеломленная масштабами беспорядка, Глория принялась подбирать вещь за вещью, мгновенно забыв, ради чего пришла сюда. Один из легких поклонов, отвешенных Карлом условностям, — обрамленный диплом Университета Пеппердайна — попытался отправиться в свободный полет и закончил тем, что обратился в кучку битого стекла. Глория извлекла из нее собственно диплом, стряхнула с него в ладонь осколки и ссыпала их в пластиковый пакет, что пристроила на дверной ручке.

Тишина вскоре наскучила ей. В ящике ее стола лежал мертвым грузом транзисторный приемник, которым она пользовалась, пока Карл не заменил его дорогим «Боуз Вэйвз» (в настоящий момент бесполезным по причине отсутствия электричества). Глория решила, что станция KFWB сможет составить ей неплохую компанию. Радиокомментаторы, обычно говорившие коротко и по делу, распоясались сегодня до того, что постоянно перебивали друг дружку, заразившись, по-видимому, воцарившимся повсюду хаосом.

А знаешь, Лайза, многие говорят, что последствия землетрясения опаснее его самого, потому что как раз в это время системы жизнеобеспечения доходят до критической точки, а люди не думают как следует, куда они лезут.

Точно, Дик. Дома же могут начать обваливаться. И еще, знаешь…

Глория узнала, что в Пико вышла из строя линия электропередач, обесточив западную часть штата. Управление полиции Лос-Анджелеса приказало всем неаварийным машинам на улицы не выезжать и закрыло для пешеходов тротуары в радиусе двух миль от дома Карла. А также предупредило население о неисправности воздушных кондиционеров и опасности теплового удара, порекомендовав людям не выходить из квартир, пока те еще остаются прохладными. В Энсино уже скончалась одна пожилая женщина…

Странное дело, но слушать новости осмысленные Глории было приятно. Она давно отказалась от привычки включать по утрам радиоприемник — как правило, он предлагал только голливудские сплетни. Список сегодняшних бракосочетаний, за каждым из которых минут через пять последует развод; перечень учиненных во время последнего уик-энда бесчинств; шквал скорбных репортажей, посвященных состоянию грудей, имплантированных пожилой, но все еще восходящей кинозвезде.

За следующие полтора часа Глория израсходовала три рулона бумажных полотенец и девяносто процентов своего терпения, а порядка в офисе так и не прибавилось. Но, по крайней мере, беспорядок стал управляемым: Глория расчистила проходы и отвела отдельные участки пола для складирования вещей неповрежденных, допускавших починку и обреченных на помойку. Она подошла к стопке старых каталогов «Каперко», обвалившейся так, что их одинаковые черные обложки образовали веер из портретов Карла. Он был сфотографирован в парике, с накрашенным лицом, высунутым до отказа языком и закрытыми глазами. К губам Карла был пририсован пузырь со словами внутри:

КАРЛ ПЕРРЕЙРА, ДОКТОР ДУРОЛОГИИ:

Я ГАРАНТИРУЮ…

БЕСПЛАТНУЮ ОТГРУЗКУ

И БАХ! ТРАХ! ТРАНС!

ТРАНСПОРТИРОВКУ!

Эта картинка всегда вызывала у Глории улыбку, поскольку ничего общего с Карлом не имела.

Она ухватилась за плечевую кость скелета, стоявшего в углу комнаты, и почесала себе спину его локтем.

— Спасибо, Билл.

Только-только разжившись скелетом, Карл устроил его в коридорном стенном шкафу, рассчитывая, что кто-нибудь полезет туда за предохранителем и сначала взвизгнет, а потом поймет, что перед ним просто-напросто каламбур. Никто не полез и не понял, и Карл перенес скелет в офис, насадил на ручку от швабры и пристроил к трубе с горячей водой, где он на следующее утро и перепугал до икоты парня из транспортной службы.

«Как ты его назовешь?» — спросила тогда Глория.

«Анни О'Рексик».

Без тени улыбки. Если Карл шутил, у него всегда было такое лицо — серьезнее некуда.

«По-моему, это мужчина. Посмотри на его бедра. Так какое ты дашь ему имя?»

Она потрепала скелет за нижнюю челюсть.