Анна Малышева - Коралловый браслет

– Хочешь, обойдемся без лишних объяснений? Возьмем такси и поедем ко мне. Ночевать тоже можешь у меня, если хочешь. Купим пирожков… А можешь и вообще переехать. Теперь…

Она запнулась, не договорив, но они поняли друг друга без слов. Теперь освободилась мамина спальня, и в маленькой двухкомнатной квартирке вполне могли разместиться и брат, и сестра. «Там никогда еще не было так просторно! – поежилась девушка, впервые как следует осознав, что ей придется жить одной. – Сперва от нас ушел папа, потом Андрей съехал, а теперь не стало мамы. Места все больше…»

– Машка, прости меня. – Брат притянул ее к себе и, обняв за плечи, слегка похлопал по спине. – Я позвоню вечером.

– Значит, поедешь к ней? – сдавленно выговорила она, снова глотая подступающие слезы. – А там, глядишь, через неделю сыграете свадьбу?!

– Я сделаю все, чтобы этого не было, – пообещал он, озираясь на синий «Пежо», который снова подал голос. – Просто сегодня не мог с ней это обсуждать. Зря вообще с тобой об этом заговорил…

– Андрюш, я боюсь, что ты так и не сможешь с ней ничего обсудить. – Отступив на шаг, Маша глубоко вдохнула воздух и повыше подняла подбородок – еще один верный способ удержаться от слез. – Ни сегодня, ни завтра. А через неделю будет поздно, и ты себе скажешь, что ничью память это не оскорбляет, мама сама бы этого хотела. Так вот, на будущее, хочу тебя предупредить: ЭТОГО мама не хотела бы ни за что!

– Вы что, обсуждали с ней такую возможность? – Глаза брата сделались вдруг большими и испуганными, как у сбитого с толку ребенка, но Маша не дала себя разжалобить и продолжала еще более жестким тоном:

– Мы с ней обсуждали не свадьбу и похороны, конечно, а саму Зою. И мама сказала одну вещь, которую я не должна бы тебе передавать… Но все-таки скажу! – И обвинительно ткнув пальцем брату в грудь, девушка процедила: – Вот ее слова: «Сперва растишь сына, а потом смотришь, как кто-то делает из него коврик перед входной дверью. А он еще и радуется…»

– Я не знаю, как выглядят наши отношения с Зоей со стороны, – после минутного молчания произнес Андрей, упорно разглядывая носки своих ботинок. Создавалось впечатление, будто он с ними и говорит. – Но я не чувствую, будто меня кто-то использует. Она меня уважает и любит. Только мама этого не увидела.

– Мама увидела бы все, было бы что видеть! – запальчиво возразила Маша. – Господи, да что я с тобой спорю! Любовь зла, известно! Ты просто не понимаешь, что связался с бездушной, безмозглой куклой!

– Ну да, ты же у нас эксперт по куклам, – бросил тот уже через плечо, поворачиваясь к вновь посигналившему «Пежо». – Знаешь, мой тебе совет – занимайся ими и дальше! В людях ты ни черта не понимаешь! – И быстрым шагом подойдя к машине, хлопнул дверцей и скрылся.

«Пежо» рванулся с места почти сразу, будто асфальт жег ему покрышки. Раздраженно просигналив напоследок, машина лихо вписалась в поток транспорта и спустя минуту пропала из поля зрения. Маша проводила ее взглядом, бессознательно шевеля губами, словно все еще подбирая аргументы в неоконченном споре. Осознав, наконец, что она потерпела полное поражение, девушка горько улыбнулась. «Я сваляла дурака… Ни в коем случае нельзя было оскорблять Зою. Надо было упирать на то, что мне одиноко, страшно одной, надо было заплакать… Но как это трудно – управлять людьми, которых любишь! Все время кажется, что с ними эти военные хитрости не нужны!»

Порывшись в сумке, Маша пересчитала оставшиеся деньги и задумалась. Мысли привычно пустились по проторенной дорожке – «купить лекарства, конфеты медсестрам, коньяк маминому врачу, у него скоро юбилей…» Девушка поймала себя на том, что все еще мыслит так, будто мама жива. «А ведь ей уже ничего, совсем ничего от меня не нужно! Будь у меня даже миллион в кармане, я ничего не смогу для нее сделать!» У нее мурашки побежали по коже, она содрогнулась, плотнее запахивая полы холодной куртки. Мать болела последние полтора года, и Маша настолько привыкла не располагать собой, что теперь ей стало попросту жутко от внезапно наступившей свободы. Уже не надо спешить в больницу, доставать очередную порцию денег на лекарства, платную операцию, консультацию у медицинского светила, на мелкие подарки медперсоналу… Не надо ничего бояться, ни на что надеяться, рассчитывать шансы и верить в чудеса хирургии. То, что длилось полтора года, поглощая все ее время, силы и мысли, закончилось внезапно и ошеломляюще – будто с грохотом захлопнулась дверь, отрезав целый кусок жизни. Надо было начинать жить заново, в буквальном смысле придумывая себе дела и заботы. Попытка залучить к себе брата кончилась ничем, и теперь Маша ощущала возникший вакуум, как нечто почти материальное. Ей становилось трудно дышать, будто в груди засел посторонний предмет. Нарастала глухая паника, выражавшаяся прежде всего в нежелании ехать домой. «Что я там буду делать?!»

Она достала мобильный телефон и пролистала записную книжку. За время маминой болезни Маша совсем забросила прежних друзей, ей было некогда им звонить, и потом, она прекрасно сознавала, что стала неинтересной собеседницей. Человек, у которого в семье кто-то болен, отчасти превращается в маньяка. Он способен говорить только о врачах, больницах, диагнозах и лекарствах, и если сперва ему сочувствуют, то потом начинают его избегать. «Да и что толку жаловаться людям, которые не в состоянии тебе помочь? – говорила себе Маша, в очередной раз не позвонив очередной подруге. – Только ставишь их в неловкое положение. Лучше как-нибудь потом позвоню, когда мама поправится!» Другой вариант, а именно возможную смерть, Маша даже наедине с собой никогда не обсуждала.

Прочитав список имен в телефонной книжке, девушка с ужасом поняла, что ей по-прежнему не хочется звонить никому. Совершенно никому! «Как же я одичала! Не с кем поговорить! Одни врачи, да кое-кто по работе, и все! О маминой смерти я больше не могу говорить, хватило вчерашнего дня, кладбища, поминок… А не говорить об этом как-то дико. И потом, сразу же спросят, как у нее дела!»

Она уже собиралась сунуть телефон обратно в сумку и ловить такси, когда аппарат внезапно завибрировал. В последнее время Маша отключала мелодии звонков, так как они беспокоили мать. Взглянув на номер, высветившийся на табло, девушка иронически улыбнулась: «Ну конечно, а кто же еще? Все-таки как хорошо я ее знаю!»

– Уже здоровались, – ответила она на бодрое приветствие Зои. – Что случилось? Десяти минут не прошло!

– Андрей сказал, ты обиделась из-за того, что я говорила в банке! – одним духом выпалила та. – А ты меня просто не поняла! Я хотела сказать…

– Да я не слушала, что ты там говорила, – оборвала ее Маша. Она решила отбросить деликатность, как излишнюю роскошь. – Не извиняйся.

– А я не извиняюсь, – удивленно возразила Зоя. – Просто не успела сказать, что с точки зрения здравого смысла эта ячейка – полный абсурд! Я понимаю кое-что в украшениях, навскидку могу сказать, что такой браслет никак больше пятисот баксов не стоит! Это при условии, что там чистое серебро и натуральные кораллы! А ячейку оплачивали целый год! Аренда стоила в месяц около сорока долларов с хвостиком… За год набежало как раз пятьсот! И вот ты скажи, стоило оно того?! За эти деньги можно было купить еще один такой браслет!

– Тебе-то что? – по-прежнему резко ответила Маша, неприятно озадаченная таким вниманием к своему маленькому наследству, о котором почти успела забыть. Она невольно забеспокоилась и, запустив руку в карман куртки, нащупала браслет. Свернувшись змейкой, он пристроился на самом дне, среди оберток от леденцов – приятно тяжелый, уже нагревшийся от тепла ее бедра. – Не ты деньги платила!

– Если б я, тогда хоть что-то было бы понятно, – с некоторым вызовом заявила Зоя. – Для меня заплатить пятьсот баксов за фу-фу – не проблема. Но за что платила ваша мама? Насколько я знаю, у вас лишних денег не водилось. Мне Андрей так и сказал: «Не понимаю, что значит вся эта история!»

– Она значит то, что у нас в стране даже человек с небольшим достатком имеет право арендовать банковскую ячейку, – процедила Маша, борясь с желанием немедленно оборвать разговор. – И держать там то, что считает нужным.

– Так-то оно так! – нехотя согласилась та. – А все же странно. Я вот думаю, не могли ее обокрасть, а? Оставили для вида браслет, и привет! Описи-то не было!

– И кто же это сделал, по-твоему? – поморщилась девушка. Она уже не первый раз слышала от Зои заявления, что ее обсчитали или обокрали, все равно где – на рынке, в турагентстве, в ресторане… По мнению Маши, это был верный признак, что ее брат связался с яркой представительницей того типа людей, которые могут существовать, лишь отравляя жизнь всем окружающим. – Служащая, у которой вторые ключи от ячеек? То-то я заметила, ты ее прямо прожигала взглядом!

– Ничего не докажешь, – вздохнула Зоя. – Вот если бы была опись… Или хотя бы намек, что там не одна вещь… Я абсолютно убеждена, Андрею тоже что-то оставили, иначе зачем посылать вас туда вдвоем?! И зачем оплачивать ячейку, если вещь стоит не больше…