Олег Агранянц - Валютный извозчик

— Когда Колосов попросил тебя дать мне информацию, ты, конечно, не позвонил своим ребятам и не поинтересовался насчет фамилии этого менеджера из Лугано.

— А мне и звонить не надо. Я и так помню. Фамилия у него запоминающаяся: Моска. У тебя итальянский первый, и ты понимаешь, Моска — это не Москва, а по-итальянски муха. Так вот фамилия его Моска, Руджеро Моска.

Парилка превратилась в настоящее пекло, и теперь не только взмах веником, но и каждый жест Вербина обдавал жаром.

— Есть еще вопросы?

В конце концов, с этим Моска иметь дела я не собирался. А в то, что мне всучат для перевоза наркоту, не очень верил: это можно сделать проще и не из Конго. Да и мне все равно что перевозить: у меня не только диппа-спорт, но и курьерский лист.

— Вопросов больше нет.

Вернулись в предбанник. Я начал одеваться.

Я был уже у двери, когда Вербин снова подошел ко мне. Подошел, торопясь, волоча ногу, кутаясь в простыню:

— И еще. Раньше были одни дела, теперь другие. Не только банки, люди меняются. — Он мялся. — Не совался бы ты туда. Конечно, ребята из Международного отдела теперь не те… Но все равно лучше от них подальше, уж больно они…

Он не мог найти слова. Я подсказал:

— Шустрые.

— Скорее, скользкие.

— Спасибо за напутствие.

— А это не напутствие. Это предостережение.

Я и сам себя звал «валютным извозчиком». Хотя, точнее, меня следовало бы звать «валютным перевозчиком». Вот и сейчас я должен перевезти большую сумму из Браззавиля в Женеву.

Несколько лет назад французы начали разработку уранового рудника в Габоне на границе с Конго. Тогда у них возникли проблемы с обеспечением техники безопасности. Опыт работы на подобного рода рудниках был у чехов, в начале пятидесятых годов активно разрабатывались их урановые рудники в Татрах. Тогда все находилось под контролем наших, и все документы и оборудование оказались потом в СССР. Продать французам нужную им документацию официально не представлялось возможным и не только потому, что она принадлежала чехам, но и с политической точки зрения: не вооружать же потенциального противника! Однако искушение было велико.

Тогда в Габоне объявился человек, который заявил французам, что действует по поручению своих друзей, которые, якобы тайком от советского правительства, готовы продать не только разработки и чертежи, но и оборудование. Неизвестно, поверили ему французы или нет, но согласились. И началась операция, которой было присвоено название «Габонский рудник». Как и было договорено, большую часть оплаты за «Габонский рудник» французы производили наличными. Теперь эта операция закончилась, и в советском посольстве скопилась огромная сумма денег. Я должен буду доставить эти деньги в Женеву и положить на номерной счет в банке, с которым имею дело уже лет пять. Потом я должен буду проконтролировать получение этих денег моим агентом в Онфлёре. Этот агент должен будет положить деньги на счет компании, владельцем которой он является, и через шесть — семь месяцев переправить в банк West Atlantic Bank в Лондоне. Дальнейшее передвижение денег — не моя забота. Иногда, в особых случаях, которых при Горбачеве стало много, деньги, попавшие на счета моих агентов, в Лондон не переводились, а тратились по приказу из Москвы, как правило, на покупку лекарств или медицинского оборудования для Четвертого главного управления Минздрава. Конечно, теперь, в эпоху электронных переводов, можно придумать что-нибудь посовременнее, но этой системой пользовались уже лет двадцать, сбоев она не давала, и отказываться от нее не собирались.

В самолете рядом со мной оказалась женщина лет сорока в строгом темно-сером костюме. Уверенные жесты человека, привыкшего летать первым классом, выдавали в ней жену советника посольства или выше. Выпив лимонаду, она сразу перешла к вопросам:

— Вы в Браззу?

Да, в Браззу.

— В торгпредство? В посольство?

В посольство.

— И я в посольство. Я посольская.

И доложила, что она жена советника, летала в Москву на две недели на свадьбу дочери.

— Вы бывали ранее в Браззе?

Да, бывал. Но давно, последний раз три года назад.

Я тогда впервые оказался в Африке. Первую ночь после прилета переночевал в гостинице, а на следующий день тогдашний резидент повез меня «на водопады»: посмотреть Африку. Я ожидал по дороге лицезреть обезьян, слонов, зебр. А лицезрел кур и коров, правда, коров не европейских, а каких-то особенных, с большими рогами. Зато на водопаде увидел настоящего туземца, в набедренной повязке и с копьем. Его за деньги фотографировали. Потом туземец заявил, что у него обеденный перерыв, оделся в европейский костюм, сел в «Мерседес» и уехал. «Отличный бизнес!» — сказал мне тогда оказавшийся рядом торгпред.

— У нас посол старый, а посланник новый, — продолжала моя спутница.

— И секретарь парткома новый? — подсказал я.

— Да. Пичугин, Андрей Иванович. Знаете его?

Нет, не знаю.

— Очень скрытный человек. Для секретаря парткома это не плюс. Но часто бывает в коллективах. И очень идейный. А вот жена у него… я вам скажу… Да вы сами узнаете.

Так обычно говорят о женщинах, не ведущих монашеский образ жизни. Впрочем, мне было все равно. И о Пичугине я спросил для проформы. Скрытный, не скрытный, бывает в коллективах или нет — какая разница? Илья Муромец, как назвал его Кузякин. Получу коробку, отдам в резидентуру, ее упакуют вместе с деньгами.

— Надолго к нам?

— На неделю.

— Температура воздуха в Браззавиле двадцать четыре градуса, — объявила стюардесса.

Самолет пошел на снижение.

«Сейчас расскажет, — подумал я, — что во время войны резиденция де Голля находилась в Браззе, и по личному указанию Гитлера два пилота Люфтваффе были направлены ее разбомбить, но найти Браззавиль не смогли».

Она начала:

— Посмотрите, внизу высокие здания — это Киншаса. А Браззавиль не виден, он весь в зелени.

— Мне рассказывали, что Гитлер… — я опередил ее.

Самолет пошел на снижение.

«Валерка уже ждет», — думал я.

С Валеркой Болтовским, резидентом в Конго, я учился вместе. В центральном ведомстве я быстро дошел до полковника, а Валерка мотался по африкам и только подполковник.

— До полной остановки самолета просьба не отстегивать ремней.

Все будет, как обычно. Валерка предложит остановиться у него дома. Я откажусь. Меня отвезут в гостиницу. Помоюсь, отдохну. Потом в резидентуру, и вечером обед дома у Валерки. Завтра упаковка груза, беседа с коллективом, и потом в гости или к послу или к посланнику. А, может, к этому Пичугину. Интересно, кого выделит Валерка лететь со мной в Женеву. На такое выделяют любимчиков. В Москве я просмотрел список сотрудников резидентуры, прочел характеристики. В особых любимчиках у резидента, скорее всего, Папонин. Стало быть, со мной полетит он.

Сначала пригласили выходить пассажиров первого класса. Я спускался по трапу и искал глазами серый тропический костюм Валерки.

Но у трапа никто меня не встречал. Такое бывает редко.

Полицейский контроль, никакой таможни. Какие-то люди встречают мою попутчицу.

Ко мне никто не подходит. Странно.

У журнального киоска я начал рассматривать газеты. Африка она, конечно, Африка, но газеты парижские, свежие. На меня обратила внимание моя спутница по самолету. Сейчас она подойдет и спросит, встречает ли меня кто-нибудь.

В этот момент рядом со мной оказался запыхавшийся парень.

— Евгений Николаевич?

— Я.

— Извините. Валерий Анатольевич не смог вас встретить. Поручил мне. Моя фамилия Папонин.

Конечно, Папонин.

— У вас есть багаж?

Багажа у меня не было.

— Тогда в машину?

У Папонина был взволнованный вид, он суетился.

— У вас что-нибудь случилось?

— Валерий Анатольевич расскажет.

— Говори.

— У нас такое!

— Выкладывай!

— Такое случилось!

— Что?!

— Вчера один… Сбежал.

— Как сбежал?

— А просто. Сел с женой в самолет — и в Париж.

— Кто такой?

— Секретарь парткома. Пичугин.

Болтовский, естественно, был мрачнее тучи.

— Понимаешь, просто сел в самолет и улетел.

— С багажом?

— С багажом.

— В Москве у него семья?

— Вроде бы. Сын, что ли. Где остановишься?

— В гостинице.

— Она у нас старая.

— Знаю. Зато близко к посольству.

Сейчас скажет, чтобы ходил в посольство осторожней. В каком-то справочнике написано, что в парке, на территории которого располагается посольство, водится сорок четыре породы змей, из них тридцать три ядовитых.