Александр Чернобровкин - Наезд

Ловок — не отнимешь! Знает, что предложи он награду за спасение, я откажусь. А так — попробуй не возьми! И в то же время, жест широкий, все, что было, отдал. Все, конечно, но рублевое, лучше бы другое отделение бумажника опустошил, где «зеленые» лежат.

В приемной мне перегородила дорогу секретарша — крашеная блондинка тридцати четырех лет, разведенная, сыну двенадцать. Шеф для нее — еще один сын, но очень непослушный. Жену, пользуясь напряженкой, шеф отправил во Францию, где у него особняк на морском берегу, как утверждает, на Лазурном. Я уверен, что не совсем особняк и совсем не на Лазурном берегу, а где-нибудь рядом, где недвижимость подешевле. Шеф время от времени летает туда, а остальные невзгоды выплакивает в объемную грудь секретарши.

— В кого стреляли? — встав грудью на моем пути, спросила она.

Я повторил версию про петарду.

— И мой позавчера притащил какую-то гадость и взорвал на балконе. Я думала, весь дом сожжет…

О сыне и шефе она может болтать часами, поэтому я перебил:

— Ты чего сегодня такая нарядная?

Она запнулась, минуты две поосмысливала вопрос, ответила очень серьезно:

— Весна.

— И у тебя тоже?!

Еще три минуты — и заулыбалась. Уверен, что мою шутку она прокрутит со всеми знакомыми, выдавая ее за свою.

На улице я прошелся по местам боевой славы, нашел гильзу от ТТ. В милицию заявлять, конечно же, не буду, хотя бы потому, что не прописан в Москве. Мой бывший однокурсник, который тоже «московский мексиканец», возвращался вечером с рынка, где торгует турецким барахлом. Ему дали трубой по балде, забрали товар и деньги, а он отлежался дома (в больницу только по «скорой» попадешь или в платную, где семью семь шкур сдерут), не заявив в милицию, чтобы не потратиться еще больше, занял у меня денег и начал подниматься снова. Те, кто его гробанул, подождут, когда он встанет попрочнее, и снова сшибут трубой.

Я спрятал трофейный пистолет в тайник за задним сиденьем, написал на листке бумаги номер белых «жигулей» и поехал в спорткомплекс «Олимпийский», где три раза в неделю тренируюсь. У первого же гаишника, довольно зажравшегося на вид, я остановился. В деньгах, врученных мне шефом на бензин, были лишние сто пятьдесят тысяч. Треть этой суммы я потратил на его благо — сунул гаишнику вместе с листком, на котором был номер белой «пятерки».

— Слышь, командир, пробей, чья это машина, — предложил я ему, — а то помял меня стоячего и чухнул, думал, никто не видел!

Крыло, действительно, было помято, но случилось это вчера возле ресторана, и виновник, знакомый шефа, щедро заплатил за нанесенный ущерб.

Мусор внимательно посмотрел на цифры на купюре, потом — на листке. Связавшись по рации с центральным пультом, попросил пробить номер киллера. Минуты через три ему ответили, что машина в угоне.

— Где он тебя стукнул? — наехал на меня гаишник.

Я назвал переулок, где машина поджидала наемного убийцу.

— С полчаса назад это случилось.

Гаишник передал сведения на центральный и напал на меня:

— Давай права и техталон.

— Пожалуйста, — я дал ему и то, и другое. — Но ведь это он меня стукнул, а не наоборот!

— Разберемся. — Он проверил документы. — Машина фирмы?

— Ну да! Что я теперь шефу скажу?! Придется за свои ремонтировать!

— А-а… — разочарованно потянул гаишник, поняв, что больше с меня ничего не слупит. — Ладно, ехай.

Два раза в год, обычно ранней весной и в конце лета, у меня случаются полосы невезения. И в остальное время бывали неприятности, но отдельные и не крупные. Зато в эти два периода ко мне так и тянутся женщины. Подозреваю, что начинаю изучать флюиды, которые вызывают у женщин чувство жалости, сострадания. И у шефа так же, и наши периоды в этом году совпали.

Он сидит на заднем сиденьи машины рядом с очень личной секретаршей и делает вид, что внимательно слушает ее, а она прямо топит его в потоке жалости, выплескивающемся из ее коровьих глаз, и заодно рассказывает мне об очередном милицейском беспределе.

— …Представляешь, повзламывали двери в квартиры, забрали всех, кто был дома, затолкали интеллигентных людей, как бандитов, в эту их машину с решетками и повезли в участок. Ужас, что творится!

— Долго продержали? — спрашиваю я, довольный тем, что облаву проводили в обед, когда я уже был на работе.

— Часа полтора. Составили протоколы, собрали с них по десять тысяч — без квитанций, просто так!

— На опохмелку, — уточняю я.

— А на что же еще?! В милиции только пьянь и работает, нормальный человек туда не пойдет! — сообщила секретарша и начала пересказывать впечатления одной из пострадавших, театральной режиссерши из четвертой квартиры.

Слушать было забавно. Но когда сам оказываешься в подобной ситуации, понимаешь, что ты — никто, даже ничто, с тобой могут сделать все, что захотят, и управы на них не найдешь. Бандиты снизу, бандиты сверху — отбивайся, как умеешь! С нижними я почти наравных, кто из нас окажется умнее, смелее и точнее, тот и победит, а от верхних пистолетом не отобьешься: на их стороне закон.

— Снова дань требовали? — спросил я шефа.

— Да, но уменьшили до сотни.

Я остановился у ворот элитного поселка. Из будки вышел охранник с АКМС на плече, заглянул в салон через опущенное мною стекло, посмотрел на меня. Я кивнул: все в порядке. Он махнул рукой, чтобы напарник открывал ворота. Я проехал по чистой широкой улице между двух-трехэтажными коттеджами, окруженными молодыми деревцами, лишь изредка попадались старые сосны, не вырубленные при застройке. Около коттеджа шефа я вышел из машины, осмотрелся. После налета прошла неделя, но шеф до сих пор не расплатился с кредитором. Значит, будет повторение: деньги заряжены, должны выстрелить. Я осмотрел зарешеченные окна и стальную дверь. Они были в порядке. Такой защиты хватит минут на двадцать, не больше, но за это время должна подоспеть охрана. Их тут много и платят им хорошо. Я проводил шефа и секретаршу в дом, попрощался с ними. На выезде из поселка охранник лениво помахал мне рукой. Я помахал в ответ.

Проехав с километр, я увидел голосующую девушку. Впереди идущий «мерс» остановился, но она отрицательно покачала головой и шагнула к моей машине. Фигурка у девоньки на загляденье, а походка — будто по подиуму дефилирует. Я опустил стекло на правой двери. В окно заглянуло красивое личико, узкое, с длинными прямыми каштановыми волосами и темно-карими, почти черными глазами, даже казалось, что нет радужных оболочек, одни зрачки.

— До ВДНХ подвезете?

Голосок у нее милый и с крючочками, которые зацепили что-то в моей душе и заставили это что-то запеть.

— Садись, — пригласил я.

— А сколько возьмете?

— Два раза улыбнешься — и хватит.

Она улыбнулась в первый раз и села на переднее сиденье. Салон машины, как мне показалось, девушка осмотрела с явным снисхождением.

— В «мерс» бы села, он роскошнее, — не удержался я. Завтра же снова напомню шефу, что пора менять машину.

— Водитель не понравился, на маньяка похож, — сообщила она.

— Я, значит, не похож?

— Нет.

Врет, боится и меня, я чувствую напряженность, исходящую от нее. Если посоветую успокоиться, заведется еще больше. Поэтому пытаюсь отвлечь разговором.

— Работаешь, учишься?

— И то и другое.

— Где?

— Учусь на экономиста, — отвечает она неохотно, давая понять, что будущая профессия ее не сильно волнует, — а работаю… работала фотомоделью.

— И не пошла навстречу хозяину?

— Он педик. Его заказчику. Еле отбилась.

Она смотрит на запястья, показывает и мне синяки на них, затем открывает сумочку, ищет что-то, как я догадываюсь, сигареты. Я достаю из бардачка початую пачку дамских. Мы с шефом не курим, держим их для секретарши, которая время от времени вспоминает, что современная женщина должна пускать в глаза не только пыль, но и дым.

Попутчица закуривает, делает несколько быстрых затяжек, немного успокаивается.

— Пригласили поужинать, обсудить планы на весну, а на самом деле… — она швыряет недокуренную сигарету в окно.

— Как тебя зовут?

— Вера.

— Редкое теперь имя, — говорю я и называю свое, очень распространенное.

Мы подъезжаем к ресторану, который принадлежит шефу. Подозреваю, что кабак был куплен, чтобы меньше тратиться на застолья. Шеф здесь проводит почти все деловые встречи и ужинает, когда возвращается домой один. Мне здесь открыт неограниченный кредит, официанты не шибко рады мне, но боятся и, значит, уважают. Был среди них один слишком борзый. Был, да сплыл, стоило мне заикнуться шефу.

— Я тоже не успел поужинать, правда, по другой причине, — сообщаю Вере и киваю на ресторан: — Зайдем?

Вера смотрит на меня с подозрением.

— Угощаю. Просто так. Потом отвезу тебя на ВДНХ — и больше не встретимся.