Андрей Константинов - Дело о «Белой стреле»

Я курила сигарету за сигаретой и пила уже девятую чашку кофе.

— Ну, как? — я вскочила ему навстречу, когда Паша появился в дверях.

— Порядок. Интересная была задачка. — Паша прикрыл за собой дверь, сел за компьютер, запустил программу электронной почты.

— Прежде всего, как получилось, что послания к вам попали? — Паша говорил и, одновременно набирал какие-то команды на клавиатуре. — На одном из серверов, через которые шли эти файлы, произошел сбой. Вот они и попали к вам вместе с другой почтой. А шли они вот на этот адрес, — он показал на экран, где высветилось:

[email protected] com.

— Белая… — я мучительно пыталась вспомнить, что значит «arrow».

— Стрела. Белая стрела.

— А отправитель? — осторожно спросила я. — Ты знаешь, кто он?

— Нет. Только номер телефона, с которого он посылал сообщения. — Паша записал семь цифр на листочке.

— Спасибо.

— Не за что. Мне самому было интересно. Пока.

Я знала, что дальше делать.

Набрала домашний номер Зудинцева из отдела расследований, бывшего оперативника уголовного розыска.

— Георгий Михайлович, — попросила я, — вы не могли бы выяснить, кому принадлежит один номер телефона?

Зудинцев не стал задавать вопросов. Я продиктовала ему цифры. Он пообещал перезвонить в течение получаса.

Звонок раздался через двадцать минут:

— Записывайте, Анна Владимировна. Принадлежит этот телефончик Комарову Александру Петровичу. Двадцать восемь лет. Живет вместе с супругой. Детей нет. Адрес: проспект Стачек. Судя по номеру дома — где-то в сталинских кварталах…

Не густо, подумала я. Ну, и что я узнала: какой-то Комаров — и все.

Неожиданно мне вдруг стало страшно. Это был совершенно иррациональный страх. Как в детстве: идешь по темному коридору и внезапно тебе мерещится, что сзади кто-то есть.

Может, рассказать обо всем Повзло?

Похоже, Коля редко сомневался, как поступить правильно. Или, по крайней мере, хорошо скрывал свои сомнения. Пожалуй, только в постели он иногда позволял себе приподнять свою маску. За ней проглядывал человек с комплексами. Сильный и решительный на людях, Коля, как и многие занятые мужчины, нуждался в ласке и нежности. А уже утром он снова был «на коне»…

Зазвонил телефон на моем столе. Я вздрогнула от резкого перехода к действительности. Сняла трубку. Это был Соболин.

— Я звонил домой, но там никто не ответил, — сказал он.

— Что-то стряслось?

— Знаешь, тут ребята из Центрального РУВД на операцию пригласили. Они притон один раскрыли. Работа на всю ночь…

Я знала, что Володя врет. Что никакой операции нет. А если даже есть, то он не будет всю ночь болтаться в каком-то притоне, пока опера занимаются писаниной и опрашивают еще теплых задержанных.

Но ловить мужа на лжи я не собиралась.

Я знала, что сейчас, когда Соболин мне солгал, я могу поехать к Повзло и впервые за последние недели остаться у него на всю ночь.

— Не жди меня, — сказал Володя. — Увидимся завтра утром.

— Конечно. Будь осторожен.

— Нет проблем. — Я почти увидела, как Соболин облегченно вздохнул. — Увидимся утром.

На меня опять навалился страх — теперь вполне понятный: а вдруг с Повзло ничего не получится? Вдруг мне придется ехать домой в одиночестве? Перспектива была самая безрадостная: ужин, немного телевизора, сон. Утром будильник меня поднимет на ноги в пустой квартире. Начнется новый безрадостный день…

— Ты чего так поздно? — Повзло, уже в куртке, остановился в дверях моего кабинета. Я посмотрела на большие настенные часы: начало десятого. В редкие вечера я засиживалась так долго.

— Работы было много, — ответила я. Нашла в себе силы посмотреть Коле в глаза. — Поедем к тебе?

Повзло молчал почти минуту:

— А Соболин?

— Володя сегодня занят. Ему не до меня.

— Поехали.

Я торопливо засобиралась, выключила компьютер, дрожащими руками натянула плащ.

Уже далеко за полночь, когда мы — обессиленные — лежали рядом, я спросила Колю о «Белой стреле».

— Почему ты спрашиваешь? — Он приподнялся на локте, дотянулся до пачки сигарет на полу, рядом с кроватью. Коля раскурил две сигареты, протянул одну мне.

— В интернете наткнулась на название, — неопределенно ответила я. — Зацепило…

— Это легенда, — сказал Коля. Он тщательно подбирал слова и подбирал паузы по своему усмотрению. — Помнишь 1991? Месяц-другой после путча. Когда уже запретили КПСС, а Союз еще не развалился. Из КГБ уволилось много народу. Кто-то сейчас бизнесом занимается, кто-то в политику ушел.

Повзло потушил сигарету и достал из пачки новую, чиркнул зажигалкой.

— Обнорский только что пришел в «Молодежку». Как-то он услышал, что бывшие офицеры КГБ создали свою организацию. Нечто вроде клуба. И назвали ее «Белая стрела».

— Так и было? — спросила я.

— Может быть. Мы искали «Белую стрелу» не сколько лет. Но не нашли. Хотя кто-то и говорил, что именно «Белая стрела» стоит за рядом громких убийств в стране. Не только в Питере. Мы собрали большую коллекцию слухов и мифов-версий, но дальше не пошли — да и некогда было этим заниматься. Правда, недавно я слышал, что Макс Ленский из «Газеты» что-то про эту стрелу копал. В общем, не забивай себе голову. — Коля губами легко коснулся моих губы, едва слышно прошептал мне в лицо: «Белая стрела» — это легенда.

— Хорошо, — ответила я таким же шепотом.

Я проснулась, когда рассвет только-только заглянул в окно. Коля спал рядом, во сне его лицо становилось детским.

Осторожно, стараясь не разбудить Повзло, я выбралась из-под одеяла, накинула рубашку, которую Коля выдал мне вместо халата. Прошла на кухню, села у маленького стола, закурила. Я знала, что мне нужно делать.

Утром, уже с работы, я позвонила Максиму Ленскому.

— Привет, беспокоит Аня Соболина из «Золотой пули». Нас Володя познакомил на Рождественском балу прессы в Доме журналиста…

— Я помню.

На Рождество в Домжуре был сначала капустник, потом дартс, много пива и пьяных разговоров.

— Макс, мне нужна помощь. Но я не хотела бы говорить об этом по телефону. Мы можем встретиться?

— Можем, — сказал он удивленно. — В три часа в бистро на Малой Садовой подойдет?

— Вполне.

Ленский работал старшим репортером в отделе новостей «Газеты». По словам Соболина, Ленский не пропускал ни одной симпатичной женщины и постоянно искал приключений. Но, главное, имел выходы на спецслужбы.

В бистро Макс опоздал на пять минут.

— Хорошо выглядишь, — сказал он. — Как дела у Володи? — спросил Макс.

— Как всегда в бегах.

Я еще колебалась. Хотя за пятнадцать минут до встречи, когда я выходила из агентства, мне казалось, что все уже решено. Я приду в бистро и сразу попрошу помощи у Макса. Но когда он появился, моя решимость куда-то делась. Может быть, потому, что Макс пришел на встречу не в костюме, а в полинялых джинсах и свободном джемпере. Он словно помолодел лет на пять и выглядел скорее как студент, чем репортер солидного издания.

— Проблемы? — вдруг спросил Макс. Его лицо стало серьезным.

— Не то чтобы проблемы… — Я наконец решилась: — Говорят, ты что-то раскопал о «Белой стреле».

— Слухами земля полнится. Не верь, Аня, всему, что говорят.

— Я серьезно. Это очень валено.

— Важно? — переспросил Макс.

— Да.

— Почему?

Вопрос поставил меня в тупик.

— Просто у меня появилась — впервые появилась — возможность сделать кое-что самой. И для этого мне нужно знать о «Белой стреле» как можно больше.

— Аргумент, — пробормотал Макс.

Я рассказала ему, опуская подробности, о странных файлах, о том, как несколько часов пробивалась через ложные «ящики». Добавила кое-что из рассказа Коли Повзло.

— Почему ты занимаешься этим? — спросил Макс.

Макс снова заставил меня задуматься. Наверное, дня за три до нашей встречи я могла бы повторить слова Обнорского об общем доме, сказала бы, что хочу вложиться в это строительство. Но уже не была уверена в этом. Действительно — почему я хочу добраться до этой «Белой стрелы», зачем мне она?

— Я хочу сделать что-то сама, — ответила я Ленскому и себе. — Сейчас в агентстве я работаю кем-то вроде справочника на все случаи жизни. Помнишь, как в рассказе «Справочник Гименея». По-моему, его О. Генри написал. — Макс кивнул. — Я не самая плохая мать. Может быть, не лучшая жена для Соболина. Но я хочу знать, способна ли на что-то большее. Я смотрю на тебя, на Соболина, на Колю Повзло — у вас настоящая работа, настоящая жизнь. Вы живете. Я тоже хочу попробовать «жить».

— Странная это жизнь… — пробормотал Макс. — Журналисты же ничего реально не делают. Информация — это такая абстрактная штука. Кто-то совершает какие-то реальные действия, а мы их только описываем.

— Все не так, Макс, — решила поспорить я, испугавшись, что в итоге этого разговора Ленский мне ничего не расскажет. — Именно журналисты создают ту реальность, в которой живут люди. И никакой другой реальности, кроме той, о которой рассказали в новостях, нет.