Лейф Перссон - Другие времена, другая жизнь

Ярнебринг уехал одним из последних, в начале третьего. На месте оставались только несколько человек из полиции правопорядка — они должны были обеспечить охрану и следить за оцеплением, — а также группа замерзших криминалистов, дожидающихся, пока закончат работу пожарники. Дома его ждала совершенно обессиленная тревогой жена. Трое малышей уже спали, старший заснул прямо перед телевизором: он с интересом следил за развитием событий, но, как потом рассказывала жена, нисколько не волновался.

Чувствовал себя Ярнебринг совершенно опустошенным. Когда жена сказала, что его лучший друг и напарник Ларс Мартин звонил не меньше десяти раз, он молча кивнул и вытащил телефонный шнур из розетки. Спал он крепко, без сновидений, проснулся через шесть часов со свежей головой и странным чувством, что события накануне происходили не с ним. Правда, он все еще ощущал запах жженого бакелита. Пройдет, подумал он. Пройдет.

Во время Второй мировой войны Уинстон Черчилль не раз повторял: «Тот, кто предупрежден об опасности, тот к ней уже подготовлен». Он повторял эти слова в самые трудные годы в парламенте, в частных беседах и в обращениях к измученному населению: «Не who is forewarned, is also forearmed». И мы теперь знаем, что Черчилль был прав: все кончилось благополучно, несмотря на минимальные поначалу шансы. Однако вчерашний инцидент свалился на них как снег на голову, хотя предупреждения сыпались градом уже много лет.

Первым в правительстве, кто узнал о случившемся, был вовсе не министр юстиции, как полагалось бы по протоколу, а сам премьер-министр. Произошло это случайно и, кстати, не повлекло за собой никаких последствий.

Как только дежурный в полицейском центре связи понял, что дело серьезное и это не обычная ложная тревога, он немедленно достал из ящика стола памятку — как положено действовать в таких случаях. Первым делом следовало позвонить начальнику отдела тяжких уголовных преступлений Центрального полицейского управления Стокгольма. Начальник взял трубку сразу, пробормотал что-то невнятное и попросил держать его в курсе. После этого последовал звонок в полицию безопасности, тамошний дежурный в соответствии с инструкциями набрал номер чиновника в Министерстве юстиции, отвечавшего за практические контакты правительства со службой безопасности.

Но телефон этого чиновника был занят, и в ожидании, пока линия освободится, время шло, а на том конце провода продолжали болтать, наверняка о какой-то чепухе. Дежурный, держа трубку в левой руке, потянулся свободной правой к другому телефону и набрал номер государственного секретаря — заместителя премьер-министра. Этот ответил моментально. Как только дежурный положил трубку, в первом телефоне послышались раздраженные крики «алло, алло», и далее все шло в соответствии с протоколом.

Эта накладка так и не была обнаружена, а если и была, то никто об этом не сказал, поскольку она не оказала никакого влияния ни на шведскую, ни на немецкую современную историю. Так что все это полная ерунда. Сам дежурный иногда рассказывал эту историю как анекдот, чаще всего после хорошего обеда в качестве аккомпанемента ко второй рюмке коньяка и кофе.

Вот почему премьер-министр и его заместитель узнали о происшествии первыми, хотя министр юстиции, по-видимому, так и унесет с собой в могилу убеждение, что первым был он. К середине дня в кабинете премьер-министра собралась довольно приличная толпа членов правительства, полицейских начальников и сотрудников правительственной канцелярии. Настроение было отвратительным: жизнь казалась тяжкой и несправедливой, поскольку все происходило явно не в той Швеции, которой они привыкли управлять в соответствии с принципами демократии.

Сначала убийство посла Югославии, потом хорватские экстремисты и сепаратисты, убийство сербского посла — но вины Швеции в этом не было.

Потом еще одна группа хорватских террористов, захвативших самолет компании SAS с целью добиться освобождения посолоубийц и попутно рисковавших жизнью сотни обычных шведов, и все это ради того, чтобы потом оказаться в Испании и без лишних слов отдать себя в руки полиции. А теперь еще и это — полдюжины сумасшедших студентов, называющих себя «Социалистический коллектив пациентов».[3] Они хотят насильственно изменить немецкое общество, но выбрали для этого почему-то Стокгольм, других, что ли, мест не нашлось… Это было несправедливо, это было не по-шведски, ладно еще когда традиционно криминальный пролетариат захватил заложников в банке на Норрмальмской площади, с этим приходится жить, уголовники есть уголовники.

В кабинете премьер-министра долго обсуждался вопрос, как освободить заложников и при этом избежать дальнейшего кровопролития, хватало уже и того, что случилось. С идеями было плохо, и в конце концов премьер-министр, в прошлом кавалерийский офицер, предложил штурм здания силами полиции, на что последовали бурные и единогласные возражения всего полицейского начальства. У шведской полиции нет ни необходимого оборудования, ни подготовки к такого рода операциям, а ведь мы, не упустил случая ввернуть начальник Центрального полицейского управления, в течение многих лет не раз предлагали выделить средства на такую подготовку, но так ничего и не получили, вот и результат — ни кадров, ни оборудования. Одним словом, желание-то у нас есть, но…

— Чистое самоубийство, — подвел итог начальник полицейского управления на сконском картавом диалекте, после чего в кабинете воцарилось еще большее уныние.

Последней каплей было заявление правительства Германии о категорическом отказе выполнить какие-либо требования террористов. За неимением лучшего согласились, наконец, попробовать забросить в здание гранаты со слезоточивым газом. Начали было тщательно планировать детали операции, но тут все разрешилось само собой — верхний этаж посольства буквально взлетел на воздух. Совершенно непонятно почему, но поиски ответа на этот вопрос отложили на потом. Были и другие неотложные дела, а на вопрос, что послужило причиной взрыва, пусть отвечают специалисты.

В этот момент, за несколько минут до полуночи, решили продолжить заседание в правительственном конференц-зале. Теперь важно было обдумать, как побыстрее избавиться от пятерки выживших террористов. Сама мысль, что их придется содержать в шведской тюрьме, — кто знает, до чего додумаются их приятели? — была совершенно неприемлемой. Это был едва ли не худший вариант — постоянные попытки освобождения: захват самолетов, похищение заложников и прочая чертовщина.

— Как можно скорее от них избавиться! Тут даже и обсуждать нечего, — заявил пожилой министр еще до начала дискуссии.

Единственный, кто возражал, был заместитель министра юстиции, единственный настоящий юрист в правительстве и к тому же автор законопроекта о терроризме — того самого, что должен был лечь в основу решения о немедленной экстрадиции. Он заметил, что, если поступать в рамках этого закона, никаких оснований для высылки террористов нет, но правительству было не до юридического крючкотворства — решение о высылке было принято единогласно (в том числе и юристом), причем, как ни удивительно, на основе именно этого закона. Кстати, закон касался только иностранных граждан, и Министерство юстиции было здесь совершенно ни при чем. В таких ситуациях нельзя ходить со сводом законов под мышкой, элегантно заключила министр по делам иммиграции.

Она была женщиной и к тому же самым молодым министром за время существования шведского государства, но ее решительности могли позавидовать и старшие, более опытные коллеги. Для нее эта пятница, 25 апреля, оказалась невероятно хлопотным днем — с рассвета и за полночь. Сначала пришлось на скорую руку сводить концы с концами в юридических мотивировках, а потом решать тысячи практических проблем, связанных с высылкой. Немцы, например, обещали прислать за своими соотечественниками самолет, но он так и не появился, что, впрочем, большой роли не играло: уже с утра в аэропорту Арланда на всякий случай стоял заправленный борт с отдохнувшим экипажем и медицинским персоналом. Появятся немцы или нет, свой самолет на всякий случай не помешает.

Террористы были не в самой лучшей форме, тем не менее троим врачи дали добро на перевозку. С четвертым сложнее: он получил настолько тяжелые ожоги, что ни о каком полете речи быть не могло, врачи боялись даже подвинуть его койку. Решили выждать неделю, пока его состояние более или менее стабилизируется и он сможет перенести дорогу. Дать ему умереть в пути — неосмотрительно, за это точно отомстят. Дней через семь он будет транспортабельным, его можно отвезти домой, а там пусть наслаждается жизнью в какой-нибудь немецкой больнице, пока не умрет.

Самой сложной была ситуация с пятым террористом, вернее, террористкой, поскольку мнения медицинских авторитетов разошлись. Палатный врач не видел никаких проблем с ее перевозкой, но, когда ответственный за депортацию министр в сопровождении большой группы полицейских и медицинского персонала появился в больнице, заведующий отделением заупрямился. Под конец разговора он заявил, что отказывается выписать ее из больницы. Если к его мнению не прислушаются, он снимает с себя всякую медицинскую ответственность. Мало этого, он потребовал письменно зафиксировать свой отказ.