Анатолий Семенов - Преступление не будет раскрыто

В маленьком мешке оказалась одноместная палатка. Большой мешок не могла развязать, туго был затянут шнур. Подошёл Олег, уже одетый, и развязал шнур. Пока он вытряхивал из чехла что-то туго скрученное в рулон, Марина пошла за черёмуховый куст, стоявший неподалёку, и там разделась. Когда подошла к Олегу в купальнике и со свёртком в руке, он спросил, показывая на развёрнутый рулон:

— Что это?

— Боже мой! — воскликнула Марина, бросая на землю свёрток. — Спальный мешок! — Она опустилась на колени и стала его щупать. — Совсем сухой. Только с краешку немного… И простыня сухая. Чудо! Чудо! Наконец-то я согреюсь. Знаете что, — сказала она, поднимаясь. — Я залезу в мешок, а вы пока отойдите и выжмите хорошенько мой костюм, вот это одеяло и кофту. Отвернитесь, разумеется, и пока я не скажу, стойте смирно.

Олег сообразил, что она хочет совсем раздеться. Окинул её взглядом. Все тело её покрылось пупырышками от. холода.

— Здесь скоро не согреешься, — сказал он и улыбнулся. — Река близко.

— А если вон туда, к берёзам, — Марина повернулась лицом к распадку, заросшему березняком и кустарником.

Распадок находился метрах в ста ниже по течению. Умытый дождём лес на фоне вечерней зари Олег видел не раз, но почти всегда, как правило, первые сильные впечатления сменялись необъяснимым чувством щемящей тоски, словно не хватало кого-то, с кем можно было бы поделиться счастьем видеть природу в такие минуты. Сегодня же, взглянув следом за Мариной в сторону распадка, он понял: будет не одинок на этом лучшем клочке сибирской земли.

На фоне зари особенно выделялась одна большая берёза. Она росла над самой водой, наклонившись к ней и опустив густые ветви в Ангару и вдруг услышала лесную симфонию, да так и замерла, слушая, как свистел на все лады певчий дрозд и вторила ему, заполняя в основном паузы, неуёмная горихвостка. Вокруг берёзы росли черёмуховые кусты и высокая трава.

— Я пойду туда, — сказала Марина. — К той берёзе с наклоном. Всё-таки лесок, а не открытое место.

— Конечно, — ответил Олег, хотя был уверен, что тот лесок не спасёт от ангарской прохлады. Он рос на мысу и с трёх сторон омывался водой. От него начинался черёмушник, который тянулся узкой полосой по всему распадку.

Олег прислушался к пению птиц и вдруг услышал отдалённый звук колокольчика. Это его озадачило. Не мог понять, откуда раздаётся звон.

— Слышишь? — спросил Олег. — Колокольчик звенит.

— Вам, наверно, почудилось, — ответила Марина, поднимая с земли свою мокрую одежду. — Чего ради он тут взялся?

Она попросила Олега, чтобы отнёс спальный мешок туда, а сама побежала со свёртком по дороге, стараясь согреться. Дорога была скользкая, глинистая, и на тапочки быстро налипла грязь. Марина свернула на обочину и побежала по траве. Путь ей преградил ручей. Он вытекал из бетонной трубы, уложенной под дорогой и засыпанной гравием. Марина остановилась перед мутным дождевым потоком. Поток ещё бурлил и пенился, и по нему плыли пузыри. Густая осока, буйно разросшаяся на дне ручья, под напором воды извивалась змеёй. Марина хотела прыгнуть через препятствие, и уже решилась, наклонившись вперёд, но в последний момент раздумала. Побоялась, что не осилит. Вернулась на дорогу. Там, на самой кромке, где было много гравия, остановилась и, боясь как бы не соскользнуть в колею, полную воды, пошла по кромке. На другой стороне ручья прыгнула на траву и снова побежала. У самой берёзы обернулась и махнула Олегу рукой, чтобы скорее нёс мешок. Олег всё время наблюдал за ней и теперь стоял, будто просьба касалась не его. Марина ещё раз помахала ему рукой.

«Привыкла, чтобы за ней ухаживали», — подумал Олег, сгребая мешок в охапку, и пошёл напрямик.

Она уже подыскала себе место. Между черёмуховых кустов была крошечная полянка в несколько квадратных метров, заросшая высокой травой и цветами, в основном лютиками, луговой геранью и кровохлёбкой. Середину полянки она старательно «высушивала», ползая на коленях и приминая траву.

— Воды сколько тут! Ужас! Как в болоте, — сказала Марина. — Сюда кладите. И, пожалуйста, принесите остальные мешки.

Олег бросил спальный мешок на примятое место и вновь услышал звон колокольчика. Он посмотрел в просвет между кустами на ту сторону распадка, которую раньше не видно было из-за черёмушника. Там паслись лошади. Их было немного, голов семь-восемь. Они разбрелись по лугу и ели сочную траву. Ближе всех к черёмушнику была караковая кобыла с колокольчиком на шее.

— Смотри, — сказал Олег. — Вон кто звонит. Побрякивая боталом, кобыла щипала траву. Возле неё стоял вороной жеребёнок. Сосунок вдруг оживился, взбрыкнул тонкими, как прутики ногами и, задрав коротенький кудрявый хвостик, стал носиться по лугу. Чуть поодаль от кустов пасся серый мерин, осыпанный гречкой. Он был высокий, широкогрудый и костлявый, бока с выпирающими рёбрами походили на стиральные доски. На белой гриве и хвосте сплошь сидели репьи, налипли один за другой и скатились с волосами. Передние ноги его были спутаны, и он двигался прыжками, при этом поднимал весь корпус и тяжело кряхтел, сгибая в коленях и выбрасывая вперёд ноги. Остальные лошади были тёмно-бурой масти с подпалинами.

Марина стояла рядом с Олегом и всё смотрела на жеребёнка. Вообще же сейчас ей было не до лошадей.

— Я замёрзла, — сказала она.

Олег спохватился, вспомнив, что надо оставить её одну, и пошёл за остальными вещами.

Когда он вернулся, Марина уже залезла в спальный мешок. Олег освободился от ноши и почувствовал, что сам начинает мёрзнуть.

— Что будем делать? — спросил он. — Искать жилье надо.

Ответа не дождался.

«Скверно, — подумал Олег, ёжась от холода. — Костёрчик бы разжечь». Он вынул из кармана намокший коробок спичек, смял его в руке и бросил в кусты. «Авось кто-нибудь из рыбаков поплывёт мимо, крикну насчёт спичек. Усольские должны плыть с ночёвкой, — рассуждал он. — Тогда будет совсем рай». Настроение у Олега, несмотря на неприятные ощущения от холодной одежды, было хорошее. Остались живы — это главное.

Садясь на скомканную палатку и пустые брезентовые чехлы, снова подумал об усольских рыбаках, которые обычно плавают в этих местах, ловят ленка и тайменя. Прислушался не тарахтит ли где, но не услышал ничего, кроме ботала на шее караковой кобылы и горихвостки, которая сидела где-то близко в кустах и сотый раз повторяла одну и ту же мелодию, неизменно заканчивая её скрипящим росчерком. Олег убил на щеке комара и снова пустился в рассуждения: «Однако, если никого долго не будет, то дрянь дело. Придётся искать жилье на ночь глядя». Он хорошо знал места вдоль реки, знал, что тут недалеко раньше была деревня Ольховка. Если идти берегом вниз по течению, километра три-четыре, не больше. Только не был уверен, остался ли в ней кто-нибудь. Нынче ещё не плавал в том месте, а деревня попала в зону затопления Братской ГЭС, и Олег слышал, что её уже снесли. Но откуда здесь лошади? Спутанный серый конь далеко от жилья уйти не мог. Вряд ли бы проскакал за табуном больше километра. Значит он и, пожалуй, все остальные лошади не Ольховские. Где-то ещё ближе в стороне от реки, за лесом, должна была деревня или полевой стан.

Так думая и сожалея, что не знал местности в стороне от реки, Олег подтащил к себе рюкзак.

— Можно взять одну банку молока?

— Возьмите хоть все, — донеслось из мешка.

— Мне одной хватит.

Он взял банку и пошёл искать острый камень. Начинало темнеть, и найти такой камень было нелегко. Зато среди мусора в заливе быстро нашёл прочную и острую палку. Он поставил банку на попа, на неё остриём палку и, тихонько стукая сверху большим плоским камнем, пробил жесть. Облизал вытекшее наружу молоко и, решив, что орудия могут пригодиться, захватил их с собой.

— Пей, потом я.

— Не хочу — сказала Марина и закуталась с головой ещё больше.

Олег примостился на палатке, приложился губами к отверстию банки и, запрокинув голову, начал глотать сладкую тягучую жидкость. На небе он увидел тонкий серп народившегося месяца и рядом большую звезду. Это напоминало эмблему общества Красного креста и полумесяца. Олег поставил порожнюю банку на землю и подумал, что такая вот штука на небе могла для Марины уже не светить. И сказать бы надо — смотри, живи, радуйся и будь в следующий раз умнее, да только махнул рукой: «Ещё подумает, что привязываюсь».

Умолкла горихвостка, стало холоднее, сумерки начали сгущаться, но из ожидаемых рыбаков так никто и не проплыл мимо. Олег несколько раз выходил на дорогу. И по ней, как назло, не шла и не ехала ни одна душа. Страдая от усталости и холода, он сел на палатку. Марина заворочалась в спальном мешке. Она устраивалась поудобнее и, видимо, надолго, в спокойной уверенности что её охраняют.

Олег энергично встал и подошёл к мешку.

— Хватит греться, — сказал он. — Пошли в деревню.

— В какую?