Мойры сплели свои нити - Татьяна Юрьевна Степанова

– А мы, Катя, знак пропустили, – сказал Гектор. – И тромбонист Зарецкий несведущ в здешних местах, кажется, тоже.

На экране монитора не происходило ничего – все та же серая картинка. Катя подумала: нет, они ничего не узнают путного на автозаправке.

Как вдруг…

Гектор что-то заметил, а она, растяпа, как всегда, нет – он потянулся сам к компьютеру и, не спрашивая разрешения, быстро, профессионально переключился на дальний обзор, одновременно укрупняя кадры.

Все размыто, нечетко. Ливень.

Катя увидела на экране монитора машину – светлую, ту самую. «Рено». Она въехала в кадр и остановилась.

Гектор еще больше укрупнил кадр. Видимость ухудшилась, картинку размыло, однако можно было различить, как…

Из машины со стороны водителя вышел человек. Он неловко тянул что-то за собой.

Зонт. Он пытался раскрыть большой черный зонт под проливным дождем в сполохах молний. Раскрыл и… засуетился. Сунулся было к лобовому стеклу, к дворникам…

Зонт… Я пытался поправить дворники…

Катя вспомнила слова тромбониста.

С зонтом в руках ему было это делать сложно, и он водрузил его наверх, уперев в дверь и в крышу машины. Нагнулся, начал поправлять дворник.

Вспышка.

То была молния!

Человек в кадре замер, затем, хромая, торопясь изо всех сил, обошел капот и начал поправлять второй дворник. Повернулся и распахнул заднюю дверь «Рено» – возможно, хотел что-то достать – куртку или плащ…

И в этот момент серый кадр разорвал яркий ослепительный сполох. Зигзаг! Вспыхнуло над самой машиной, над укрепленным на двери зонтом, который сыграл роль…

– Черт, молния ударила прямо в зонт, он стал проводником! – воскликнул Гектор. – Я так и думал, но…

На экране шли помехи. Уже нельзя было ничего различить.

А потом экран погас и таймер отключился, запись оборвалась.

– Зонт сгорел и расплавился, колесо обуглилось, мотор вырубился, тоже, возможно, сгорел. Как только бензобак не взорвался. – Гектор покачал головой. – Ну и ну! Случай на грани фантастики. А тромбонист, куда он делся после попадания молнии в машину?

Он стал сам перематывать запись с камеры вперед – ничего, никаких изображений. Затем снова возникла серая картинка, пошли помехи.

– Зарецкий при ударе молнии находился с другой стороны от зонта, да? – уточнила Катя.

Она все еще с трудом верила в то, что могло произойти. Однако снова вспомнила тромбониста – запах гари от него, пятна копоти на концертной рубашке.

– Здесь временной пробел в час двадцать, – сказал Гектор, сверяясь с таймером. – А еще примерно через четверть часа он возник перед нами на шоссе. Где он был все это время? Что он делал? И что он видел?

– Разве человек, переживший удар молнии, может что-то делать или видеть? – усомнилась Катя.

– Непосредственно в него молния не попала. Речь может идти о контузии. Или о посттравматическом шоке, судя по его состоянию. Но передвигался он сам – мы с вами свидетели. – Гектор обернулся к притихшему оператору автозаправки, который вообще не понимал, что происходит. – Так, запись эту скопируйте прямо сейчас, при мне. Может понадобиться для будущего расследования. Давайте, давайте, шевелитесь, флешка есть чистая? Нет? Нате, скопируйте на мою, – он протянул оператору флешку, которую достал из кармана черного пиджака. – Быстро, быстро, без лишних разговоров. Не пререкаться.

– При расследовании чего, Гек? – тихонько спросила Катя.

– Тромбонист… что-то видел, – так же тихо в тон ей ответил Гектор.

Он забрал флешку с записью, покровительственно поблагодарил работников «за содействие», и они вернулись к внедорожнику, выехали с автозаправки и направились к брошенной машине.

На перекрестке возле нее уже стояли два полицейских авто – патрульная и «УАЗ» подполковника Александра Веригина, временно исполнявшего обязанности начальника Кашинского УВД после столь неожиданной для всех гибели в ДТП прежнего начальника полиции.

Веригина, одетого по гражданке, в темный костюм, Катя видела на поминках в шатрах, установленных на территории загородного комплекса. Когда все приехавшие на похороны начали вечером разъезжаться, он отправился сопровождать до границ Кашина высокое министерское начальство. И вот, видимо, его вернули с полдороги подчиненные.

– Александр Павлович, фамилия водителя машины Зарецкий, он музыкант – тромбонист из джаза, что играл сегодня на поминках. Мы считаем, что в его зонт попала молния. – Катя сама обратилась к подполковнику Веригину, быстро рассказала, что они узнали и увидели на дорожной камере автозаправки.

– Он постоянно бубнил о каком-то убийстве, когда мои сотрудники вызвали меня. Я сначала, как и они, решил, что он наркоман и все выдумывает. Однако он заладил свое, завелся как механический апельсин – «она привязана к креслу, топор отрубил ей пол-лица, вонзился в мозг». Необходимо, конечно, проверить такое. – Веригин глянул на высокого Гектора Борщова, тот молча протянул ему документы, взятые из бардачка.

– А вы кто, собственно? – поинтересовался Веригин.

– Полковник Гектор Борщов.

– Слышал о вас. Как вы в Староказарменске разруливали непростую ситуацию. Кто не знает полковника Гектора Игоревича Борщова. – Веригин криво усмехнулся. – Быстро же сюда вас ветром попутным принесло. Когда такие фигуранты вырисовываются – вы моментально являетесь.

– Какие еще фигуранты? – спокойно спросил Гектор.

– Знаете, кто в той хате живет? – Веригин указал в сторону перекрестка, откуда бетонка уводила направо, в темноту, где скрывалось какое-то строение за забором. – Мамаша Кривошеева с сиделкой.

– Тележурналиста Кривошеева? – переспросил Гектор.

– Его самого. Полгода назад он купил здесь по дешевке дом. Сейчас много собственности на продажу выставлено. Он и подсуетился. В чудного джазиста с похорон шарахнула молния, но не убила. Вызвала этот его ступор – не ступор. Уж и не знаю, что это. Он вроде видел, как кого-то зарубили топором, причем сначала связали. А «Рено» его здесь брошен на перекрестке. Я парня лично осмотрел, когда на место приехал. На нем нет ни следов крови, ни ран, никаких внешних повреждений. Одежда вся мокрая и грязная. От перекрестка до дома Кривошеевых не более трехсот метров. Если музыкант после удара молнии куда-то отправился – что, в общем-то, невероятно, то только в этом направлении. И если что-то и видел, то у кривошеевских старух.

– Давайте сейчас вместе и проверим, – командирским тоном распорядился Гектор Борщов.

Патрульные остались возле «Рено» Зарецкого, подполковник Веригин сел за руль «УАЗа», Катя и Гектор в свой внедорожник, и через пять минут они затормозили возле сплошного высокого забора, в ворота которого упиралась бетонка.

Тележурналист Кривошеев, селебрити… В памяти Кати сразу явился образ – смесь истеричности, хамства, вседозволенности и бешеной озлобленности, почти граничащей с бесноватостью. Странно лишь, что мать столь обеспеченного, известного представителя массмедиа живет в кашинской глухомани, а не в его поместье на Рублевке.