Эдуард Тополь - Упреждение

В этой обстановке нервозности и постоянного напряжения мы на своем телевидении днем по-прежнему лепили умиротворяющие телепрограммы со старыми советскими комедиями и мелодрамами вроде «Москва слезам не верит» и «Любовь и голуби», а по вечерам монтировали свой документальный шедевр «2024». Только не спешите обвинять меня в хвастовстве. Архивного драматического и даже трагического киноматериала было такое количество, что даже самый тупой и бесстрастный робот всё равно смонтировал бы потрясающий душу шедевр, и зачастую мы часами спорили: включать или не включать те или другие кровавые кадры, или как смягчить впечатление от тех или иных убийственных эпизодов.

И вот в один из вечеров, как раз в разгар наших споров у меня на столе зазвонил рабочий телефон. Не ожидая ничего экстраординарного, я ответил:

– Алло, майор Пашин.

– Салам! – сказал знакомый голос. – Чем занимаешься?

– Тимур? Ты здесь? В Киеве?

– Нет. Я, слава Аллаху, у себя в кабинете. Мне только что мой ассистент по кинохронике принес твой сюжет про спасение русских пленных. Так я тебя нашел. Паздравляю – ты теперь президент киевского телевидения! Но у меня к тебе дело. Очень важное.

– Слушаю…

– Твой друг развязал.

– В каком смысле?

– Ну, в каком? – Голос Тимура стал раздраженным, все-таки минута этого разговора стоила ему десять тысяч долларов. – В каком завязал, в таком и развязал! Третий раз после запоя под капельницей лежит. Не знаю, что делать.

– А он уже смонтировал фильм для Сафонова?

– Нет! Говорит, без тебя ничего не может, и потому запил. А тебя даже в Интернете нет…

И я тут же понял подоплеку этого звонка. Серега из оператора стал режиссером, но без сценария никакой режиссер работать не может, и Серега сорвался, ушел в запой, а Закоев приказал своим ассистентам искать меня там, где он и Акимов меня оставили, – в 2024-м. Мой сюжет по Первому каналу об операции в Полесье вывел их на меня. Я усмехнулся и сказал в телефон:

– А ты можешь прислать Серегу сюда?

– Нет. Но могу отправить в две тысячи четырнадцатый. А уйдет он там снова в запой или прилетит к тебе…

– Скажи ему, он мне нужен – я заканчиваю монтаж фильма «Двадцать двадцать четыре».

– Правда? – обрадовался Тимур, забыв, мне кажется, даже о секундомере на своих часах. – Заканчиваешь? Скажи: клянусь!

«Так вот в чем корень! – тут же понял я. – Закоева беспокоит вовсе не запой Сереги, а необходимость, если фильма не будет, вернуть деньги генералу Сафонову!»

– Тимур, у тебя осталось шестнадцать секунд. Акимову и мне в две тыщи четырнадцатый год появляться без фильма нельзя – тут же загребут за побег из СИЗО! А здесь мы с ним через неделю закончим фильм. И кто-то же должен вытащить меня отсюда назад, в Прошлое. Пусть он захватит мой телепортатор.

– Слушай, Антон, ты – гений!

– Это ты мне уже говорил…

– Нет, клянусь Аллахом, мне еще во ВГИКе гаворили, что ты гений! Но…

– Но ты не знал, что до такой степени, – сказал я, и Тимур дал отбой. Я даже не успел спросить его об Алене…

«Действительно, – подумал я, – а почему меня нет в Интернете? С тех пор как украинские “неуловимые” лишили меня айфона, я не заходил в свой почтовый ящик ни в Интернете, ни в скайпе. Хотя, с другой стороны, кто здесь, в 2024 году, будет писать мне по Интернету?»

И все-таки…

Недолго думая, я включил свой редакционный моноблок, зашел в Yahoo, набрал свой адрес [email protected] и – обомлел! Три десятка писем от [email protected]просто хлынули на меня с экрана!

ПЕРВОЕ ПИСЬМО

Мужчина! Ты принес мне самую прекрасную и самую жестокую боль! И я разрушила в себе целые цивилизации, прежде чем смогла это принять. Ты лучший учитель: столько боли в таком спрессованном виде и в такой сентиментальный момент! Но я простила тебя. Чего это стоило, не скажу.

Сегодня ночью опять было чудо: я поставила DVD c Б. Г. в формате 3D, и мы общались. Сколько он мне сказал!!! «Такое маленькое сердце и так много любви!» Это общение было незабываемым, я пьяна своей свободой и этим миром.

И теперь мне искренне жаль, что ты принял мой Свет, как угрозу своей жизни и деятельности. Угрозу несли как раз другие, а я это чистила, как могла. А когда ты заставил меня исчезнуть, вот тут-то и появилась Угроза. Так зачем ты убрал меня из своей жизни, если ты сам говорил, что я послана тебе Свыше, если ты благодарил Его за это и говорил Ему, что заслужил меня?

Я всегда знала твои хорошие и плохие качества, и я тебя любила такого, какой ты есть: и небесного, каким ты был, когда любил меня, и земного, когда выставлял меня на кухню и писал сценарий «Их было восемь». Я дышала тобой – телом, волосами, губами, глазами, я просыпалась и засыпала с Ним, целуя, нежа и лаская.

Разве я требовала верности? Денег? Обязательств?

Замри! Остановись и ответь: что надо было этому Свету от тебя? Всего лишь твое дыхание в темноте…

Когда ты хотел меня, я появлялась, хотя нам запрещено заводить романы с мужчинами из Ближнего Прошлого. Секс-туры в Дальнее Прошлое – пожалуйста. Но только – в Дальнее! Однако если по ночам ты кричал: «Где ты?!», я была тут как тут! Тут как тут… Эх, видимо, я была не права, надо было быть стервой, требовательной и недоступной!

Но ты не знаешь и не представляешь, как лежалось на твоем плече и слушалось биение твоего Сердца! Если бы ты мог это услышать! И когда ты касался моей шеи, все теряло земной смысл, вообще – всё. А теперь… Эх…

Да, вокруг меня море секса, рук и губ – только расслабься. Но мне не надо! И от тебя мне уже ничего не нужно. Хотя… Зачем я вру? Я хочу, чтобы ты был! А еще я хотела бы когда-нибудь поговорить с тобой об этом. Или прочесть в твоем романе…

Впрочем, хватит, я благодарю тебя за невыносимую боль и за то, что каждый раз мы прощались с тобой навсегда, и я каждый раз отрывала себя от тебя, как мясо от кости! Но, оказывается, это была еще не боль! А вот сейчас, когда я здесь, а ты там, на войне – это БОЛЬ…

Ну вот и всё. Мой дорогой, мой милый, ответь: как можно было закрыть дверь Свету? Зачем?

Твоя вопрошающая.

ВТОРОЕ ПИСЬМО

Я хочу, чтоб Вы знали: нам категорически запрещено звонить и писать в Прошлое. За это лишают всех средств связи – Интернета, телефона, телевидения, водительских прав. То есть изолируют. А при повторной попытке ссылают в Прошлое.

Но я все равно пишу, потому что мне нужно срочно получить ответ на два вопроса:

1. Нужны ли Вам наши отношения?

2. Важна ли Вам моя верность?

ТРЕТЬЕ ПИСЬМО

Мужчина! Странное ощущение: тебя как будто нет на связи…

У нас ужасная жара – 38 градусов, просто пекло! Но дела не отложишь, и приходится по такой жаре мотаться по всему городу в перегретом левитаторе.

Да, я уже не та девочка, которая прилетала к Вам из Будущего с букетом георгин. Той девочки уже нет, дорогой патологоанатом. Вы сделали ей вскрытие, а сколько времени может протянуть живой человечек после вскрытия? Даже самый выносливый, стойкий и терпеливый…

Болевой шок, ничего не поделаешь, ведет к летальному исходу.

Я провела соцопрос среди местного населения: «Кто хочет повстречаться со своим патологоанатомом при жизни, лицом к лицу?» Ни один человек не дал положительного ответа.

Теперь есть другая – молодая, красивая, мудрая и дико сексуальная женщина, но Вы ее не знаете. Я сама-то ее еще толком не знаю, но я ее обожаю. И все вокруг обожают. Мое отношение изменилось ко всему, и никто не посмеет меня больше приручать, НИКТО!

Но я обожаю Вас и прошу ответить на два вопроса, которые я задала в предыдущем письме. Это все, что мне надо сейчас.

С уважением,

Своя собственная.

ЧЕТВЕРТОЕ ПИСЬМО

Мужчина! Я Земная женщина 2034 года, которая не умеет без тебя жить, дышать, ходить, быть!

Но тебя нет, и когда мама ушла в церковь, я выпила упаковку снотворного, запила ее коньяком, вином и шампанским.

Маша Климова получила телепатический сигнал, прилетела на своем левитаторе и стала биться в дверь.

Мне было плохо, я молила Ангелов, чтобы они остановили все, что возможно остановить. Они остановили – меня не пробрало ничего, всё вышло тремя тазиками всякой дряни и чистейших слез. Маша уложила меня спать и сказала, что такой красивой и чистой я не была никогда.

Земная женщина умерла.

А помнишь, после Дома музыки, мы тогда слушали Бутмана, мы поехали в гости к издателям журнала «Миллионер». Помнишь эту огромную квартиру, и как мы пили там за любовь из огромных бокалов, а потом танцевали под «Темная ночь, только пули свистят по степи», и я зажигала свечи. Боже, как было хорошо! А потом мы принеслись к тебе домой, ты растирал мои щеки снегом, а потом…