Эдуард Тополь - Упреждение

люблю смотреть, как ты ешь

люблю просто идти с тобой за руку

люблю ловить на себе твой нескрываемо восхищенный взгляд

люблю гладить тебя по волосам, плечам, лицу, всего…

люблю тебя удивлять

люблю лететь к тебе с цветами

люблю, когда ты собираешься и все-все разбрасываешь

люблю предвкушение твоего голоса, когда мой телефон звонит твоим звонком

люблю слышать твои шаги

люблю распахивать тебе дверь

люблю держать тебя ночью за руку

люблю касаться твоих книг

люблю слушать твое спокойное дыхание

люблю заваривать тебе крепкий чай

люблю, когда ты смеешься

люблю…

Тут я услышал, как дверь за моей спиной распахнулась, и знакомый бас сказал:

– Блин! А ты тут ништяк устроился! Пиво найдется?

Это был Серега Акимов.

Вы никогда не догадаетесь, куда мы прителепортировались в 2014 год!

На свои же шконки в камере № 72 в СИЗО, вот куда!

При этом я первым делом ощупал свои карманы, но флэшка с нашим фильмом «Упреждение 2024» была на месте, в левом брючном кармане, и я успокоился – мое путешествие сначала в 2034-й, а потом в 2024-й не было сном.

Я огляделся. Вокруг, в розовой полутьме от красной лампочки, убранной на потолке под выпуклую решетку, спали на двухэтажных, вмурованных в пол шконках все те же два доктора физико-математических наук, три бизнесмена и рыжий «позор еврейского народа» Гольдман, а подо мной храпел на нижней шконке Акимов. В камере было жарко от высокой чугунной батареи под зарешеченным окном, и все они, кроме Акимова и меня, спали без одеял, в одних трусах.

То, что мы с Акимовым были одеты: я – в свою армейскую форму майора сухопутных войск, а Серега – в то самое х/б танкиста, в каком он был в 2024 году, – тоже подтверждало наше с ним путешествие.

Я осторожно спрыгнул со своей верхней шконки. Внизу, на полу стояли наши с Акимовым туфли, но я не стал их надевать, а, как был в носках, прошел в туалет. Как я вам уже докладывал, наше СИЗО образцово-показательное, и никаких параш, описанных в тюремной литературе, у нас нет, при каждой камере имеется нормальный санузел – унитаз, раковина с умывальником и небьющимся зеркалом над ним, крючки для полотенец. В отличие от камеры, где ночью горит дежурная красная лампочка, в туалете свет горит постоянно, и в зеркале я увидел гладко выбритого майора сорока семи лет с испуганными глазами. Все-таки, когда мы с Акимовым телепортировались из 2024-го в Прошлое, я мог предполагать мое возвращение куда угодно – «Мосфильм», моя квартира, кабинет генерала Сафонова, даже парк «Сокольники» – но только не на свою шконку в СИЗО.

«Блин!» – сказал я сам себе. Но времени на дальнейшие причитания не было, и я, сидя на унитазе, правой рукой стал усиленно, как спросонья, тереть глаза, а левой украдкой провел сбоку под сиденьем унитаза – там у нас был так называемый схрон – прилепленная жевательная резинка. Объясняю несведущим: 1) мы почти не сомневались в том, что наша камера и туалет оборудованы скрытыми телекамерами; 2) в тюрьмах и следственных изоляторах идет постоянное соревнование между зэками и вохрой на выдумывание и обнаружение схронов. Спрятанная под сиденьем унитаза жвачка была нашим изобретением и теперь пригодилась: я отлепил ее, зажал меж пальцами и прошел к умывальнику. Здесь я включил горячую воду и стал долго и старательно мыть руки до тех пор, пока жвачка не размягчилась. Тогда я, утершись своим полотенцем, вернулся к унитазу и, снова спуская штаны, сунул левую руку в карман, наклеил жвачку на флэшку. А потом, уже сидя на унитазе и вновь протирая глаза правой рукой, левой так же украдкой быстро приклеил флэшку под сиденье унитаза. На что я рассчитывал? Во-первых, на свою ловкость и хитрость, а во-вторых, на то, что никакие, даже самые рьяные охранники не зырятся двадцать четыре часа в сутки на экраны видеокамер нашей камеры № 72. И даже если из всех ста двадцати камер нашего четырехэтажного СИЗО только десяток оборудованы видеонаблюдением, у охраны на панели видеонаблюдения должно быть как минимум, двадцать экранов плюс еще столько же от видеокамер, установленных в тюремной проходной, коридорах, кабинетах следователей, в санчасти и в тюремном дворе. Уследить за каждым экраном практически невозможно.

Вернувшись на свою шконку, я уставился в зарешеченное окно, пытаясь по слабому рассвету за ним угадать, который сейчас час. Акимов продолжал богатырски храпеть на нижней шконке, и теперь к нему присоединились здоровяк Гольдман и доктор физико-математических наук Иван Сильвестрович N. Чередуясь ритмичными всхрапываниями с присвистом, они втроем работали как орган в Концертном зале Чайковского. Подъем в СИЗО в семь утра (не знаю зачем), и я ждал его с минуты на минуту. Однако ошибся – громыхнула, открываясь, стальная дверь, полусонный охранник, не входя в камеру, объявил прокуренным голосом:

– Антон Пашин на выход с вещами!

Все зашевелились, кроме Акимова, я спрыгнул со шконки, сунул ноги в туфли и вышел из камеры.

– Вещи? – сказал охранник.

– У меня нет, – так же кратко ответил я, покосившись на второго охранника в глубине коридора.

– Лицом к стене, ноги врозь, руки за голову, – буднично приказал мой конвоир.

Я повиновался, он своими жесткими, как грабли, ладонями ощупал меня всего и, ничего не нащупав, сказал:

– Руки за спину и – вперед.

И мы пошли – я впереди, он сзади – по коридору, а потом вниз по лестнице, с третьего этажа на первый, в кабинет следователя. Это был тот же кабинет, что и в прошлый раз, с тем же портретом В.В. Путина на стене. И там, конечно, уже сидел генерал Илья Валерьевич Сафонов. У него было заспанное лицо, сразу выдавшее его истинный возраст. Я мысленно посчитал: с момента моего телепортирования на шконку прошло минут двенадцать, не больше. Неужели Сафонов живет так близко от СИЗО? Или он выбрал СИЗО, ближайшее к своей даче? Или мы с Акимовым прителепортировались давно, сонными (ведь Акимов продолжает спать), а я просто раньше проснулся?

– Доброе утро, – сказал я.

Но вместо ответа Сафонов молча протянул правую руку ладонью вверх.

Я сделал вид, что не понимаю жеста.

– Фильм! – произнес он спокойно, достал из кармана короткую темно-вишневую трубку и кисет с красивой вышивкой «STEVENSON CHERRY CAVENDISH». Тремя пальцами умело набил эту трубку пахучим табаком, примял указательным, чиркнул зажигалкой и с явным наслаждением сделал первую затяжку.

По киношной привычке я подумал, что, если бы я делал фильм по сюжету этой истории, Сафонова мог бы, с небольшой накладкой на лысину, сыграть наш киноклассик Станислав Говорухин.

– Фильм, – повторил он, пыхтя своей трубкой. – Он снят?

– Илья Валерьевич, фильм снят. Но мы его отдадим, когда выйдем на волю. Наше дело должно быть закрыто.

Он помолчал, пыхтя трубкой и глядя в рассветное окно – обдумывал мой ультиматум. Потом также молча нажал кнопку под крышкой письменного стола. Дверь тут же распахнулась, на пороге стоял мой конвоир.

– Обыскать, – вяло сказал ему Сафонов.

– Товарищ генерал, я уже…

– Обыскать! – повторил Сафонов.

Охранник своими граблями снова прощупал на мне каждый сантиметр, даже заставил снять туфли. Потом выпрямился:

– Чисто, товарищ генерал.

Сафонов пыхнул трубкой, потом сказал:

– Ясно… Обыскать второго и всю камеру. Срочно.

– А как же?.. – Конвоир показал на меня глазами.

– Оставь его мне. Если что, я справлюсь. Выполняй.

– Слушаюсь! – И охранник выскочил из кабинета.

– Так… – произнес Сафонов тем же спокойным тоном, словно мы с ним сидели не в СИЗО, а в ресторане «Village Kitchen». – Значит, фильм снят. Кстати, снят или смонтирован из тамошней хроники?

– Илья Валерьевич, сначала наше дело должно быть закрыто за отсутствием доказательств…

Он снова пыхнул трубкой, рассматривая меня своими уже проснувшимися и ясными голубыми глазами.

– Между прочим, зэки обычно не ставят ультиматумы своим адвокатам. И какой метраж фильма?

Я молчал. Или он выполнит мое условие, или… Впрочем, что «или», я, если честно, не знал.

– Ладно, подождем, – сказал Сафонов и выбил докуренную трубку в привинченную к столу металлическую пепельницу. Потом стал чистить трубку красивым тонким шампуром с ершиком.

Тут из коридора донеслись громкие бегущие шаги, дверь снова распахнулась, и конвоир, вбегая, протянул Сафонову мою флэшку с налипшей на ней жвачкой.

– Вот, товарищ генерал!

– Молодцы, – сказал ему Сафонов и стал крошечным – маникюрным, что ли, – ножиком брезгливо счищать жвачку с пластикового корпуса флэшки. – Кто нашел?