Елена Миронова - В паутине южной ночи

— Она мне заплатила за две недели, — с вызовом сказала женщина. — И дала сверху 500 рублей. Я знаю, что это означает: чтобы ее никто не беспокоил и никаких документов. Так многие делают! А что случилось-то?

— Много чего, — туманно пояснил Куропаткин. — Лика, значит? Ну-ну…

Он еще раз осмотрел домик и, не найдя в нем других предметов, принадлежавших Анжеле, понял, что эта Анжела — Лика решила поиграть с ним. Он не сомневался, что она намеренно оставила духи. Зачем же ей оставлять едва начатый, даже не ополовиненный флакон? Это для него, Куропаткина. Дескать, видел, как я тебя провела, стреляного воробья, на мякине?

Он уже собирался уходить, как вдруг вспомнил кое-что и повернулся к хозяйке.

— Она что, оплатила проживание до сегодняшнего дня?

— Нет, у нее еще три дня было, — сказала та. — Просто Лика позвонила мне сегодня в шесть утра и сказала, что вынуждена срочно уехать. Да что случилось-то? Она в порядке?

— В полнейшем, — ровно ответил Куро-паткин и вышел из домика, в котором вчера еще проводил время с самой удивительной женщиной на свете. Как это ни странно, теперь она была еще более притягательной для капитана. Он оборвал себя. Она была преступницей, убийцей. А он — следователем, который должен найти ее и наказать.

Он вспомнил еще кое-что и вернулся в дом.

— Скажите, а когда она приехала?

— Восьмого июля, — отозвалась хозяйка, запирая дверь. Она уже все убрала.

Куропаткин молча дошел до той злополучной лавочки в зарослях, на которой впервые встретил Анжелу, и закурил. Пальцы у него дрожали. Убийства курортников начались девятого числа. На следующий день после приезда этой женщины. Теперь у него не было абсолютно никаких сомнений.

Он поднялся со скамьи и почувствовал, что у него сильно кружится голова. Чтобы не упасть, ему пришлось схватиться за ветви олеандра. Куст покачнулся, что-то прошуршало по листьям, и Куропаткин, отскочив, изумленно обнаружил, что оттуда выпал металлический прут. Теперь все встало на свои места.

Владимир Сергеевич Куропаткин гулял по Гостиному двору вместе со своей женой Натальей. Лето подходило к концу, деревья уже начинали понемногу сбрасывать листву, но погода была еще теплой. Куропаткин отчетливо ощущал осеннюю «золотистость» и старался запечатлеть ее в памяти. Он обожал Петербург и с нескрываемым удовольствием приехал к родителям жены сразу же, как только закрыл это дело. Ему удалось раскрыть все убийства. Правда, убийцу еще не нашли, но это дело времени.

Он обнимал Наташку за хрупкие плечи и радовался, что смог вырваться на недельку из жаркого Сочи в прохладный Питер. Спасибо вечно болеющему Маркину, который вдруг неожиданно выздоровел, да еще так вовремя, что у Куропаткина осталось время до Вовкиной школы отдохнуть с семьей.

— Я еще тебя не простила, — сказала вдруг жена, отодвинувшись от капитана.

— В смысле? — не понял он. — И как же я должен заслужить твое прощение?

— А ты должен развлекать меня, — кокетливо захихикала жена, словно юная девчонка на свидании, — на протяжении последних дней нашего отпуска. И тогда я, может быть, смягчусь…

— Развлекать?

Следователь нахмурился. Он же не клоун, чтобы развлекать публику, пусть та и состоит из единственной женщины! К тому же у него и опыта никакого нет, никогда он не был душой компании, весельчаком и балагуром.

— Боюсь, что не смогу, — сокрушенно вздохнул он.

— Так уж и не сможешь? — жена прищурилась и потащила его на лавочку. — Я устала, давай присядем. Расскажи что-нибудь…

— Что? — не понял Куропаткин. Наташка никогда не интересовалась его расследованиями. Разве что в самом начале их семейной жизни. А потом родился сын, и ей стало не до того. Так почему же она сейчас вдруг захотела услышать милицейскую историю? Это было по меньшей мере странно.

— Я хочу написать рассказ, — сияя, проговорила вдруг Наталья и заправила за ухо золотистую прядку. — Мне предложили…

Куропаткин во все глаза уставился на жену. Он знал, что она пробовала себя в журналистике, но ей вечно не хватало либо усердия, либо времени, чтобы довести свои начинания до конца. А тут, пожалуйста, просит материал для рассказа.

— Буду печататься в «Невских вестях», — обрадованно сообщила она.

Капитан с удивлением взглянул на жену. Похоже, за то время, пока он работал, она тоже времени даром не теряла. Но все-таки Наташка наверняка лукавит: ее отец — известный журналист, и это он, вероятно, поспособствовал дочке. Впрочем, какая разница, он или не он… Главное — что жена наконец-то определилась с выбором профессии. Мальчишка подрос, и кто знает, может быть, она всерьез займется журналистикой? Или даже станет писателем… Наталья Куропаткина — так будет написано на обложке книги.

Золотыми буквами по черной обложке… Следователь даже прищурился от гордости и от того, что эти золотые буквы вдруг ослепили его. Надо же, его жена может стать писательницей!

А обложка будет черной, потому что события в той истории, которую он собирался рассказать, — черные. Поэтому вполне естественно, если издатель задумается о целесообразности черной обложки. С мертвыми мужчинами на заднем плане. Или нет, это будет слишком… Скорее на переднем плане должна быть потрясающе красивая женщина. Красивая, но несчастная. Ее красота не принесла ей никакой пользы, никакого удовольствия, никакой радости. А у ног этой красотки будет лежать металлический прут… Но если следовать этой логике, то должны лежать еще и подушка, пепельница, нож… А, какая разница, что будет нарисовано на обложке! Жена ведь еще не написала роман, и неизвестно, захочет ли и напишет ли его. Тем более что про роман она и не заговаривала. Только про статью в «Невских вестях».

Он посмотрел на Наташку и увидел разочарование в ее глазах.

Жена наверняка рассчитывала, что муж после долгой разлуки начнет с ней заигрывать, а на деле вышло так, что он и вправду собрался ей что-то рассказать.

Куропаткину же необходимо было выговориться. Прошло больше месяца с тех самых памятных событий. Почти каждую ночь ему являлась Анжела. Иногда она улыбалась, иногда плакала. Смотрела на него с невыразимой грустью и уходила прочь. Куропаткин надеялся, что, когда он окажется рядом с женой, Анжела не посмеет прийти. Так и случилось. Он был рядом с женой уже третий день, и за это время Анжела ни разу не появилась.

— Начинай, — предложила со вздохом жена.

Куропаткин взглянул на нее, улыбнулся и начал рассказывать все, что знал об этом деле, то, что выяснил при помощи московских оперативников, о чем догадался, при помощи психолога, к которому он обращался за помощью…

— А как ты понял, что она маскировалась? — спросила жена.

— Ну, потому что, во-первых, ее никто не видел. Значит, она планировала убийство и раз уничтожала улики, значит, не хотела попасться, верно? И естественно, должна была что-то придумать, чтобы отвлечь от себя внимание. А во-вторых, когда я шел к Корнилову по коридору, то обратил внимание на горничную, и она мне показалась знакомой. Я подумал, что мы с ней уже виделись. Потому что в этом же санатории неделей раньше произошло убийство Марика Седова, и я опрашивал персонал.

И только потом, позже, мой мозг выдал мне информацию. Сосед Седова, Максим, заявил, что в тот вечер, когда был убит Седов, он привел к себе девушку, а потом вышел за бутылкой вина в бар. И встретил в коридоре горничную в дурацком синем фартуке, как он выразился. Понимаешь?

— Нет, — честно кивнула Наталья. — Не понимаю.

— Горничные в этом санатории ходят в зеленых платьях и белых передниках, а не в синих, — торжествующе заключил Куропаткин. — В синих передниках горничные ходят в гостинице «Ласточка», в которой остановился еще один убитый, Федор Краснов.

— Значит, она украла форменную одежду горничной в «Ласточке», а потом воспользовалась ею в санатории «Янтарь», — ахнула Наталья. — Какая же хладнокровная эта женщина! Получается, что ей надо было всегда носить с собой форму горничной! Но ведь в каждой гостинице и каждом санатории форма разная!

— Почти нет, — печально сообщил Куропаткин, — этим она и воспользовалась. Платья шили на одном предприятии все одинаковые. И только фартуки, наколки в гостиницах и санаториях разные. Но кто обращает внимание на то, какого цвета у горничных фартук. Главное — это форменное платье, вот что всегда бросается в глаза. И потом, она же не торчала в коридоре на виду у всех. В двух других местах — гостинице и пансионате ее даже не заметили.

— А как ты догадался, что это Эленберг хотел убить Корнилова?

— Прут, который я нашел в зарослях, был обследован на отпечатки пальцев. На нем нашли отпечатки Эленберга и еще незнакомые пальчики. Получалось, что Эленберг, убитый этим прутом, держал его в руках!

— Но ведь он мог схватиться за него, чтобы защититься от убийцы, — возразила жена, внимательно слушавшая Куропаткина.