Александра Маринина - Имя потерпевшего - никто

Бабка правильная была. Год назад объявилась. Позвонила и сказала, чтоб на почту сходил, взял письмо "до востребования". Больше ничего объяснять не стала, даже не представилась. Он и не знал, кто это звонил, сходил, взял письмо. В письме все было. И про расстрелянного отца-валютчика, и про золото-бриллианты.

И про бабушку, отцову мать, которая в Питере живет на одну пенсию и страдает от общей несправедливости жизни. В письме и номер телефона был указан, дескать, ежели захочешь с бабушкой-то родной поговорить, звони, не стесняйся, но только днем и в будни, а то в другое время в квартире уши посторонние. Поговорить он, конечно, захотел, особенно про деньги. Ну и поговорил. Потом съездил в Питер, лично со старушкой познакомился.

Ну и пошло с тех пор. У него в голове одна мысль: как ценностями завладеть. Бабка долго его расспрашивала, как они там, в Москве, живут, какая квартира, какая машина, какая мебель, какие украшения на матери, куда в отпуск ездят. Прикидывала что-то, в уме считала, а потом и выдала мол, из тех денег, что папаша его заныкал, только, может, десятая часть за все годы потрачена. А остальное где-то у матери с отчимом лежит. Ты, говорит, внучек, ни о чем не беспокойся пока, живи, как жил, овцой прикидывайся, родителей слушайся, а я уж придумаю, что нам с тобой дальше-то делать. И придумала. Да так, что Виталий только диву давался.

Да, сильна была старуха, что и говорить. Только делиться с ней Виталию не хотелось. Целое - оно всетаки в два раза больше половины, это уж как ни крути. Боялся он бабку смертельно. Знал, что не посмеет не отдать ее долю, если она потребует. Он ей вообще слово поперек сказать не смел, такую власть она над ним забрала.

Рабам, как показывает история, не приходит в голову устраивать забастовки и демонстрировать неповиновение. Они поднимают бунт и убивают хозяев. Наверное, именно этим отличается рабская психология от психологии свободного человека...

Он снова мучился в своем кошмарном сне и проснулся весь в поту. Часы показывали половину седьмого утра. Нет смысла пытаться уснуть снова, все равно через полчаса зазвенит будильник и придется вставать, готовить себе завтрак и тащиться на ненавистную, давно опостылевшую работу. Ничего, он еще помучается несколько месяцев, а потом рванет когти в свободную богатую жизнь.

Виталий уже вышел из душа и жарил на кухне яичницу, когда раздался звонок в дверь. Кого принесло в такую рань?

- Кто там? - осторожно спросил он.

- Шкарбуль Виталий Юрьевич?

Откройте, пожалуйста, милиция.

Опять небось вопросы задавать будут. Все никак преступника не найдут, который мать с отчимом грохнул. Ну пусть ищут, это их обязанность.

Он щелкнул замком, открыл дверь и сразу понял, что на этот раз вопросов задавать ему не будут.

Миновали новогодние праздники и Рождество, все приказы были подписаны, и майор Образцова приступила к работе в следственном комитете в Москве. В конце января кто-то из новых коллег остановил ее в коридоре.

- Татьяна Григорьевна, вы ведь раньше в Петербурге работали?

- Да.

- Новость знаете? У вас там против группы сотрудников дело возбудили. Там, оказывается, целая организация была с участием работников милиции и судмедэкспертов. Втирались в доверие к одиноким старикам, убивали их, эксперты давали заключение о естественной смерти, а соучастники из нотариата делали генеральные доверенности с поддельными подписями владельцев квартир. Лихо, да?

- Да, - согласилась Татьяна, - лихо.

Действительно, лихо. Не зря слушок был, что эту банду никому не поймать. Как тут поймаешь, когда свои же милиционеры прикрывают. И не вскрылось бы, если бы жадность не одолела, если бы не позарились на легкую добычу. Был бы Суриков похитрее, не путался в показаниях - и все сошло бы гладко.

От такой банды ноги не унесешь. И Суриков не уберегся бы, если бы она оставила его в Питере. Так что же все-таки важнее, интересы правосудия и справедливости или человеческая жизнь?

Нет ответа...

Декабрь 1996 г.