Владимир Безымянный - Смерть отбрасывает тень

- Как же я раньше не догадалась об этом? Какая мерзость!.. - Ольга медленно, с отрешенным видом, словно автомат, начала снимать с себя украшения - цепочку с кулоном, серьги, перстень. Потом брезгливо ссыпала их в карман его пиджака. Борисов был близок к шоковому состоянию. Комнату заполнила вязкая, невыносимая тишина. Первой нарушила ее Ольга.

- Убирайся отсюда, слышишь... Убирайся и никогда больше не приходи ко мне. Считай, что я для тебя умерла, - хрипло прошептала она.

- Хорошо. Я уйду. Но ты не торопись решать. Помни, Оля, что я люблю тебя, и мне нужна только ты. И больше никто, - голос Борисова был едва слышен.

Как вышел из квартиры и что делал потом - он помнил довольно смутно...

...Туман воспоминаний постепенно рассеивался, и с ним отступали мучительные видения, нахлынувшие под впечатлением письма Березина. Борисов уже полностью очнулся, а Голиков тем временем продолжал:

"...После того, как Валентин ушел, я отчетливо слышал, что Петрова ходила по квартире. При этом могу с большой степенью достоверности сообщить, что в квартиру к ней больше никто не заходил. То есть, другими словами, я утверждаю, что Петрова Ольга Степановна покончила жизнь самоубийством. Конечно, в ее смерти больше всех виновен Борисов, фамилию которого я узнал позже. Но доказать это невозможно, и поэтому я принял решение наказать его своим судом, дав заведомо ложные показания. Когда я услышал крик жены и вошел в квартиру Петровой, то мне стало сразу ясно, что Ольга мертва. (Вы допустили некоторую оплошность, не выяснив, что в свое время я работал судмедэкспертом). Правда, мои первые действия были продиктованы надеждой на чудо, однако узел я развязал уже умышленно, чтобы осложнить расследование, что в конце концов и произошло. И домой вам звонил также я, потому что видел, перейдя на другой балкон моей квартиры, как Борисов уехал на своих "Жигулях". Я знаю, что дни мои сочтены, и письмо, которое я пишу, в случае моей смерти, отправит жена. Надеюсь, что к тому времени Борисов понесет хоть какое-то наказание. Я ни на секунду не раскаиваюсь в своем поступке и вручаю дальнейшую судьбу негодяя Борисова в ваши руки. Если моего письма окажется недостаточно, то в скором времени вы получите еще один неопровержимый документ. Надеюсь, он окажется для вас сюрпризом. С глубоким уважением, Березин.

Объяснительная написана собственноручно и верно

Подпись (Березин) 15 сентября 1974 г.

P. S. Взялся писать, узнав об аресте Борисова".

Голиков закончил читать и передал письмо председателю суда.

После долгого напряжения в зале пронесся легкий шумок, а со скамьи подсудимых раздались глухие рыдания Борисова. Потрясенный услышанным, он не скрывал слез, а на лицах присутствующих блуждало пока еще не вполне осознанное изумление.

* * *

Валентин сидел в кухне за столом, до боли сжимая виски ладонями: "Жалкий исход... Свобода... Зачем она мне?.. Как жить дальше? И стоит ли вообще - жить?.. - мрачные мысли томили его, иссушали мозг. Домой его сопровождала одна Татьяна. Попозже он попросил ее сходить в магазин за спиртным. Минутная радость обретенной свободы померкла, едва Борисов переступил порог своего дома. Стремление отомстить бывшим друзьям ушло, уступив место безразличию. Он постепенно погружался в депрессию.

Вскоре вернулась Татьяна. Понимая состояние мужа, она молча стала возиться на кухне. Но и это молчание вызвало у Валентина всплеск раздражения: "Что ей!.. Наверное, она была бы рада, если б я совсем не вернулся... Молчит... Господи, кому я нужен? - он тяжело, со всхлипом вздохнул. Запах пота, исходящий от его одежды, напомнил тюремную камеру, и Борисов содрогнулся. - Кошмарный сон!.. Человек - букашка на этой земле! Раздавить - раз плюнуть, унизить еще проще!.. Ну, чего она молчит?.." - он повернулся и в упор начал рассматривать жену. Заметив это, Татьяна вдруг остановилась и, всплеснув руками, сказала:

- Ой, чуть не забыла! Тебе же письмо, давно уже лежит. - Она быстро пошла в комнату, порылась на столе и принесла запечатанный конверт. Извини, забыла.

Валентин равнодушно махнул рукой и не спеша оторвал кромку. В конверте оказалась фотография. Борисов на секунду застыл, затем резко вскочил со стула, - пробегая глазами подпись на обороте, в которой без труда узнал руку Ольги. На фотографии были они оба - смеющиеся, счастливые.

Лицо Борисова побелело, превратившись в гипсовую маску, губы беззвучно подрагивали. Наконец он обрел дар речи и, протянув руки, неведомо к кому обращаясь, с мукой и отчаянием закричал: - Ты ошибаешься!.. Я познал это!.. А-а-а!.. Убийцы!.. Проклятая жизнь!.. О-о... - он замотал головой и невидящими глазами уставился на перепуганную жену. - И я, и я тоже убийца!.. Ох-ха-ха... А-а-а-а!.. - безумный хохот звучал, словно рев затравленного, издыхающего зверя...

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

ИСТИНА В СУМЕРКАХ

- Да, Лева. Печальный конец, - Голиков давно хотел поговорить с Чижминым, но за неделю, минувшую со дня окончания суда по делу о самоубийстве Петровой, все не мог найти подходящего времени. - Скверно и другое - главные виновники пока недосягаемы. И это вопрос чести. Думаю, ты поможешь мне в этом.

- Спасибо, Александр Яковлевич, за доверие. Можете полностью на меня положиться, - старший лейтенант тоже ждал этого разговора, но сам не решался его начать, так как считал себя отчасти виновным в судьбе Борисова, находящегося сейчас на лечении в психиатрической клинике.

- Ладно, об этом позже. Сейчас меня интересуют детали дела Петровой. Из прокуратуры потребовали отчет. Вспомни все моменты, связанные с воспроизведением событий на месте происшествия. Особенно те, где фигурирует полотенце.

Чижмин, скорее по привычке, поправил очки подпер левой рукой подбородок и, пристально глядя мимо Голикова в окно, сказал:

- Что касается полотенца, то здесь все просто. За эту неделю я успел проделать полный эксперимент. Задним числом легко быть умником... Но я хочу быть последовательным. Если что не так - поправите. - Лева взял лист бумаги и начертил схему квартиры Петровой. - Так вот - в то утро, как я и предполагал, Борисов позвонил Ольге на работу и предложил встретиться. До этого он действительно успел заехать в суд и в кафе. После их разговора, окончившегося ссорой, Петрова, находясь в стрессовом состоянии, бросается в ванную, открывает кран, умывается, так как от слез наверняка тушь попала в глаза. Этот момент мы упустили, когда осматривали труп. Затем она берет полотенце, вытирается и замечает бельевую веревку. Бессознательным движением она кладет полотенце на край умывальника, завороженная возникшей мыслью покончить с собой, затем направляется в комнату. Ну, остальное понятно...

- Позволю маленькое дополнение, - прервал его Голиков. - Это она могла сделать и в ванной, в комнату же она пошла лишь для того, чтобы сделать надпись на фотографии. Не знаю, стремилась ли она этим оградить Борисова от неприятностей, но нам эта фотография ответила бы на все вопросы, - майор положил перед Чижминым фотографию, принесенную накануне женой Борисова. Надпись на обороте гласила: "Я не виню тебя ни в чем. Об одном лишь прошу - стань таким, каким я тебя считала. И не дай тебе Бог оказаться в моем положении. Тяжко быть без вины виноватым! Прощай!.. 8 сентября 1974 года".

- Да, Березин удружил и нам, и Борисову. Продолжай.

- Действительно. Я как-то не догадался, зачем она все же пошла в комнату. Решил, что всему виной шоковое состояние. Теперь все сходится. Идем дальше. Дома я еще несколько раз проверял - даже если кран открыт не полностью, то брызги летят во все стороны, а лежащее на краю полотенце быстро намокает и под тяжестью намокшего края сползает в раковину. Результаты мы видели... Не исключено, что кран был открыт полностью, и вода не успевала уйти, остальное по той же схеме. Многое сейчас кажется простым... если бы не Березин...

- Ладно, Лева. У Березина свой счет, а вот мы сплоховали, решительно оборвал его майор. - Петрова, Никулин идут на крайнюю меру жертвуют самым ценным, что дано человеку, - жизнью. И не верю я врачам, которые утверждают, что на это способны только люди с расстроенной психикой, при особых условиях. Вранье - мы, люди, создаем такие условия. Возьми эти два случая, похожих, по сути, как близнецы. Но корни разные, и в обоих случаях глубокие. И поразительная получается вещь... Мы, общество, поставившее принципы свободы и справедливости выше всего на земле, вынуждены пробиваться к ним наощупь, словно в густом тумане... - Голиков махнул рукой и замолчал, потянувшись за очередной папиросой. Сделав несколько затяжек, он со злостью потушил ее и, поднявшись с кресла, тихо сказал:

- Ничего, Левушка, прорвемся! Мы же с тобою есть...