Рут Ренделл - Дремлющая жизнь

Ладно, так он ни к чему не придет. Пожалуй, можно и возвращаться. Часы показывали пять, наверняка Берден что-нибудь да раскопал. Вексфорд покинул кладбище, когда сторож уже собирался запирать ворота на ночь, причем инспектор удостоился от последнего подозрительного взгляда: похоже, тому не понравилось, что кто-то бродил среди могил.

Проходя мимо библиотеки, инспектор вновь подумал о том слове. Когда-то в юности у него был большой толковый словарь, и выработалась привычка проверять значение каждого незнакомого слова. Привычка, кстати, полезная не только для молодежи. А ведь именно в эту библиотеку записан был Гренвиль Уэст, а сам Вексфорд впервые познакомился здесь с его книгами. Зайдя в читальный зал, он мельком взглянул на ту самую полку. Все четыре тома были на месте, в том числе «Обезьяны в аду», со столь невинным на первый взгляд посвящением Роде Комфри.

В библиотеке нашелся только Краткий Оксфордский словарь в двух объемистых томах. Первым делом Вексфорд проверил варианты «аэолизм», но таковой отсутствовал, нашелся лишь «аэд» – древнегреческий поэт и исполнитель эпических песен, бриттское королевство «Аэрон» и множество слов, начинающихся с «аэро». И никаких «аэонизмов». Может, Сильвия просто выдумала его? Или, что более вероятно, непонятный аэонизм – детище столь почитаемых ею феминистских писательниц? Но как тогда быть с собственной уверенностью, что он уже слышал где-то этот термин? Вексфорд поставил на место тяжелый том и понуро отправился в полицейский участок.

Когда он вошел в кабинет, то застал Бейкера говорящим по телефону. По выражению нежности на его лице и полной отрешенности от мира инспектор догадался, что разговаривает Бейкер с женой. Темой беседы оказалась животрепещущая проблема: выбор между картошкой вареной и жареной картошкой на ужин, а также то, вернется ли Майкл домой ровно к 18.00 или успеет к 17.45. Вексфорд улыбнулся. Оказалось, Берден еще не звонил и Лоринг не возвращался, посему, по мнению Бейкера, они вполне могут наведаться вдвоем в «Гранд-Дюк» при условии, конечно, что это не помешает ему в пять пятьдесят явиться домой.

– Нет, Майкл, я бы предпочел подождать здесь, – смущенно пробормотал Вексфорд. – Если ты, конечно, не против.

– Без проблем, чувствуй себя как дома. О! А вот и твой юный помощник, легок на помине.

Вошли Клементс и Лоринг.

– Мисс Флиндерс вернулась домой в половине пятого, сэр. Я сказал ей, что вы зайдете к ним после шести тридцати.

Инспектор пока не знал, о чем будет там беседовать, это целиком зависело от того, что удастся разведать Бердену. Да, и еще нужно было узнать значение того слова.

– Майкл, не возражаешь, если я от тебя позвоню? – спросил он. Его очень забавляла новая, «угодливая» модификация Бейкера.

– Я же сказал, Редж, ты – мой гость, делай все, что тебе требуется, а я, пожалуй, двину домой.

Похоже, молодая жена и тарелка жареного картофеля неудержимо влекли коллегу. Бейкер немного замялся, а потом добавил на прощание:

– Полагаю, в ближайшие несколько дней все так или иначе разрешится.

Вексфорд набрал номер Сильвии. Трубку снял Робин.

– А папа повез маму в театр смотреть тетю Шейлу, – сказал мальчик.

Точно! У нее же спектакль в Национальном, «Венецианский купец». Шейла играет Джессику. Он сам ходил туда месяц назад. Все тот же назойливый внутренний голос произнес: «Но ведь любовь слепа, и тот, кто любит, не видит сам своих безумств прелестных»[13].

– Кто же за вами приглядывает? Бабушка? – спросил он у мальчика.

– Не, у нас теперь нянька, – ответил внук и тут же уточнил: – Но это только для Бена!

– Ладно, увидимся, – произнес Вексфорд и повесил трубку.

Клементс все еще находился здесь и глядел на инспектора до отвращения слащаво.

– Сержант, – попросил Вексфорд, – вы не раздобудете мне словарь?

– Любой, какой только захотите. Урду, бенгальский, хинди… Понимаете, сейчас столько иммигрантов развелось, что приходится вот держать. Вы не подумайте, сэр, у нас есть и переводчики, но даже они не всегда знают все их слова. Еще у нас есть французский, немецкий, итальянский. Это для наших, так сказать, клиентов из Общего рынка, образование у них тоже довольно общее, доложу я вам. Ах да! И добрый старый «всезнайка Вебстер», как говаривал мой папаша, но это внизу, в библиотеке.

Вексфорд с трудом подавил желание запустить в сержанта телефоном.

– У вас есть обычный толковый словарь?

Он был уверен, что Клементс теперь пустится в разглагольствования о ненужности подобных словарей, поскольку все полицейские, включая выходцев отдаленных графств, прекрасно говорят на английском. Но, к его величайшему удивлению, тот просто ответил, что есть и он сейчас же его принесет. Не прошло и полминуты, как позвонил Берден. Судя по голосу, он был расстроен.

– Извини, что так поздно, но все оказалось сложнее, чем я думал. Господи, Редж, если бы ты только видел это место! Короче, Джон Гренвиль Уэст покинул приют Эбботс-Палмер в двадцать лет.

– Правда?

– Не гони, – устало произнес Берден. – Дело в том, что они ничем не могли ему помочь. Уэст не был просто умственно отсталым, как тебе сказала твоя миссис Паркер. Он родился с тяжелым дефектом головного мозга, к тому же одна нога у него была короче другой. Если я правильно понял их намеки, все это явилось следствием попытки матери сделать подпольный аборт.

В голосе Бердена явственно звучал ужас. Вексфорд молчал.

– Никому больше не позволю болтать, что легализация абортов была ошибкой, – свирепо прорычал Берден. Вексфорд не стал уточнять, что именно Берден как раз всегда это и утверждал.

– Где он сейчас?

– В другом приюте недалеко от Истбурна. Я там тоже побывал. Он уже лет восемнадцать как полный «овощ». Наверное, миссис Краун просто постыдилась тебе об этом рассказать. Я и с ней встречался. Она ответила, что это все ужасно грустно, и предложила мне джину.

Вернулся, сгибаясь под тяжестью словарей, Клементс. Он притащил Краткий Оксфордский словарь, на сей раз в одном, совершенно необъятном и потрепанном томе, а также Вебстеровский двухтомник.

– В них ужас сколько слов, сэр. Хотя, честно говоря, я сомневаюсь, что кто-нибудь заглядывал в эти книжищи после того самого жуткого дела о черной магии на кладбище, которое вы расследовали у нас два года назад. Зато теперь я никогда не забуду, как пишется слово «медиевизм».

Итак, по мнению Бердена, Рода назвала доктору Ломонду адрес Принсвейл-роуд, дом номер шесть только по ассоциации, подобно тому, как Вексфорд сам вспомнил о Сильвии и ее странном слове.

– Медиевизм? Вы хотите сказать, сержант, что не были вполне уверены, присутствует ли там дифтонг? – переспросил он, листая словарь, но, заметив озадаченное выражение на лице Клементса, поправился: – Я хотел сказать, вы не знали, пишется оно через «и», через «е» или «ие»?

– Именно, сэр. – Критический настрой Клементса распространялся даже на лингвистику. – Не знаю, сэр, кому нужны эти лишние буквы? Почему бы не упростить правописание, отменив их все подчистую? Подобные сложности, смею заметить, только морочат голову бедным деткам, уж я-то знаю, что говорю. Как вспомню себя в двенадцать лет, сэр…

Но Вексфорд его уже не слушал. Клементс был из тех, кто никогда не перебьет говорящего человека, но не видит большого греха в том, чтобы насиловать уши того, кто читает.

– … Я как сейчас помню путаницу между всякими «кора» и «кара», «края» и «кроя», если вы понимаете, о чем я, сэр…

Значит, дифтонги. Ну, конечно! Дифтонг «аэ», встречающийся в латыни и греческом, может передаваться и как «э», особенно в современном языке, с его стремлением упрощать всю эту медиевистскую грамматику. Следовательно, то словечко Сильвии могло начинаться не с «аэ», а с «э». Посмотрим: «эозин – ярко-красный краситель»; «эол – ветер, воздушный поток»; «эолист», означавший именно то, что и подумал Вексфорд, то есть «многословный». Оказалось, слово было изобретено Джонатаном Свифтом. «Эон» тоже был: «жизненный век, вечность, отрезок времени геологической истории». Еще «эонический» и «эониум». Опять ничего. Может быть, слово не греко-латинского происхождения, а образовано от имени или географического названия? Но тогда это ему ничем не поможет. Слова, похоже, просто нет в словаре. Вексфорду пришла на ум безумная идея вызвать такси, метнуться в Национальный театр, дождаться антракта и спросить у самой Сильвии. Хотя у него же есть еще один словарь.

– …А возьмем такое слово, как «беспокойство», я его никогда не мог правильно написать, сэр. Или, к примеру, такое словечко, как «стрессоустойчивость», оно просто выводит меня из себя. Целых пять «с»! Пять, сэр!..

Что же, остается надеяться, что старина Вебстер оправдывает прозвище «всезнайки». Эозин, эол… Эонизм!