Эдуард Хруцкий - Четвертый эшелон

- Да уж, - усмехнулся Данилов, - это вы правы. Наука - вещь серьезная. Куда уж нам, дуракам, чай пить. Показывайте.

Начальник НТО сердито засопел и начал выкладывать на стол снимки и диаграммы. Ровно через полчаса Данилов приказал привести к нему арестованного.

"Старшина" вошел, лениво осмотрел кабинет так, словно попал в него впервые, и сел, развалясь на стуле.

- Вы когда-нибудь слышали о такой науке - криминалистике?

- Приходилось, - "старшина" потянулся к столу, взял папиросу.

- Вот и прекрасно, - сказал Данилов и заметил, как настороженно прикуривал арестованный. - Прекрасно, - продолжал он, - это намного облегчит нашу беседу. Смотрите, вот пуля, извлеченная врачом при операции у нашего сотрудника Фролова, а вот вторая пуля, отстрелянная специально из изъятого у вас пистолета. Читайте заключение экспертизы. Да, вы уже говорили, что нашли пистолет на улице. Кстати, шесть снаряженных обойм тоже? Молчите? Прекрасно! Вы помните, что наш врач делал вам перевязку? Отлично! У вас хорошая память. Так вот, экспертиза сообщает, что ваша группа крови совпадает с группой крови на воротнике шинели, найденной на месте преступления.

Данилов встал из-за стола, подошел к шкафу, достал шинель.

- Хотите примерить?

- Нет.

- Что же делать будем?

- Я все расскажу, если вы мне запишете явку с повинной! - Голос "старшины" стал хриплым, лицо осунулось.

- Значит, вы к нам на перевязку пришли? Так, что ли?

- А мне все одно стенка. И ты, начальник, об этом распрекрасно знаешь. Так что скажу - вышка, не скажу - вышка...

- Ну давай героем помирай, - Данилов усмехнулся, - ты здесь в благородство будешь играть, а Крук самогонку жрет и консервами закусывает.

- Это точно. Он, конечно, падло, жирует там...

- Ты, я вижу по разговору, вор-"законник". Так?

- Ну?

- А связался с кем? С фашистом бывшим связался.

- Ты меня, начальник, на голое постановление не бери. Крук не фашист, а блатной. Самый что ни на есть "законник".

- Блатной, говоришь? Эх, набито в твоей башке мусора, смотри. Данилов бросил на стол фотографию Крука в немецкой форме: - На, полюбуйся на своего "законника".

Арестованный взял фотографию, долго разглядывал ее. Уголки губ у него задергались, он бросил снимок на стол и сказал хрипло:

- Папиросу дай.

Данилов толкнул к нему пачку. В кабинете повисла тишина, слышно было только, как трещит пересохший табак.

- Ах сука, падло, - "старшина" замотал головой, - сволочь, фашист... Гнида немецкая... Про себя, начальник, потом скажу... Мне все равно вышка... Народу у него двадцать два человека... Люди всякие... Блатные, дезертиры, сынки куркулей местных, два немца.

"Старшина" замолчал, подбирая слова, лицо его как-то сразу осунулось и пожелтело.

- Мы в лесу в схронах прятались под деревней Коржи. Да не торопись. Ушел он. Послал нас в город и ушел. Сказал: "Доставьте человека на хутор рядом с Коржами. Хозяин Стефанчук, там и ждите, за вами придут".

- Хутор от деревни далеко?

- Пять километров.

- Значит, Крук сменил базу?

- Да, он в соседнюю область перебирался, говорил, что там где-то в лесу землянки и схроны есть.

За плотно занавешенными окнами умирала ночь. Рассвет, пришедший на смену ей, серой полосой прорвался сквозь щели маскировки. Данилов поднял штору, погасил лампу, распахнул окно. Тяжелый папиросный дым пополз на улицу, свежий весенний воздух словно вымыл стены кабинета.

"Старшина" покосился на открытое окно. В глазах его было столько тоски, что Данилову на секунду стало жаль этого человека. На секунду, на один коротенький миг. Сколько таких сидело перед его столом! Нет, все же он не жалел их. Бандитов, запачканных кровью близких ему, Данилову, людей. Говоря с ними, он никак не мог заглушить непонятное чувство недоумения и досады.

"Старшина" встал, подошел к окну.

- Весна, начальник, - хрипло выдавил он. - В лесу скоро лист пойдет, сок березовый...

Иван Александрович молчал.

- Ну ладно, полковник, вызывай конвой, пойду в свой терем.

- Слушай, - Данилов подошел к нему, стал рядом, - помоги нам со Стефанчуком...

- Нет, начальник, я все сказал, а помогать не буду. Прощения от державы все равно не заслужу. Не проси.

Когда "старшину" увели, Иван Александрович вновь сел за стол и начал читать показания. Всю ночь говорил он с этим человеком, подошедшим к последней черте. Да, он прав. Пощады ему не ждать. Слишком много крови спрессовалось в листах протокола. Но здесь, среди старых дел и нераскрытых преступлений, было самое главное - численность банды Крука, ее вооружение и характеристики бандитов, удивительно меткие и точные. И опять в душе Ивана Александровича шевельнулось чувство досады.

МИШКА КОСТРОВ

Он сидел в кабинете, тесно заставленном столами, и обучал Сережу Белова играть в очко.

- Ты, Белов, - поучительно говорил Мишка, словно кот щуря нагловатые глаза, - к этому делу никакой склонности не имеешь. Не дай бог в тюрьму попадешь, играть не садись. Ну смотри.

Мишка бросал карты, и у него на руках опять был туз с десяткой.

Сергей непонимающе глядел на Мишку, потом на хохочущего Никитина.

- Может, в банчок по маленькой, а? - повернулся к Никитину Мишка.

- Нет уж. С тобой пусть придурки играют. Я лично пас. - Никитин встал, подтянул голенища начищенных сапог. - Ну что начальство-то там? Пойду выясню. Может, дадут хоть полдня отдохнуть?

- Как же, - усмехнулся Белов, - дождешься.

- А я все же узнаю.

Никитин вышел, Мишка собрал карты, сунул их в полевую сумку. Опять жизнь, сделав непонятный зигзаг, вернула его к тому, с чего он начинал в сорок первом. Только нет. Шалишь, другой он, младший лейтенант Костров. Совсем другой. Только что же делать ему придется в этом распрекрасном городе? Блатных он местных не знает, да и они его тоже. Но ведь зачем-то он нужен Данилову и Серебровскому? Только зачем?

Но все-таки хорошо, что жизнь опять свела его с этими людьми. В их жизни было то главное, что всегда импонировало Кострову, - риск. Он не видел для себя занятия, в котором бы отсутствовал элемент опасности. Все профессии на земле он делил на мужские и прочие. К одной из мужских он причислял работу в милиции. Он уже для себя решил твердо и окончательно: окончится война, пойду в угрозыск. А тут желанная возможность сама плыла в руки.

- Сережа, - Мишка присел рядом с Беловым, - ты меня введи в курс дела.

Сергей поднял на Кострова отсутствующие глаза.

- Что? - спросил он.

- В чем дело-то? Зачем вы сюда приехали?

- Бандитов ловить.

- Это я понимаю, ты мне суть объясни.

- Ты, Миша, у Данилова спроси, - твердо ответил Белов, - он тебе, я думаю, все и объяснит.

- Значит, не доверяешь, - Мишка зло ощерился, - как в банду лезть, так Мишка, а как...

- Погоди, дождись Данилова, - так же вежливо, но твердо ответил Сергей.

Мишка посмотрел на него и отметил, что парень-то явно не в себе.

- Слушай, ты, часом, не влюбился? - спросил Мишка и увидел, как лицо Белова пошло красными пятнами.

- Точно, - зловеще ахнул Костров, - влип. Ну, теперь жди неприятностей.

- Каких? - удивленно спросил Белов.

- "Каких", - передразнил его Мишка, - он еще спрашивает! Да ты знаешь, что такое баба, а? Бабы, они...

Мишка не успел объяснить Белову, что такое бабы. Дверь отворилась, и вошел Серебровский.

- Ты здесь, Костров? Это хорошо. Пошли со мной.

СЕРЕБРОВСКИЙ, НИКИТИН,

КОСТРОВ И ДРУГИЕ

В двух километрах от хутора Стефанчука дорога больше походила на болото. Серебровский представил себе рев двигателей и пронзительный треск шестеренок коробки передач и понял, что добраться до хутора на машинах скрытно просто невозможно.

Он вылез из кабины, еще раз с сожалением поглядел на асфальтово блестящую под солнцем грязь и скомандовал:

- Слезай!

Автоматчики, привычно прыгая через борт полуторки, строились вдоль кювета, из "газика" вылезли оперативники.

- Кононов!

К Серебровскому, скользя по глине обочины, подбежал командир взвода автоматчиков.

- Дальше идешь без машин. Все помнишь?

- Так точно, товарищ полковник.

- Оставь нам пулеметный расчет и двигай.

- Есть.

Автоматчики тремя маленькими колоннами ушли в лес.

Серебровский посмотрел на часы. Через тридцать минут, ну пусть через сорок автоматчики окружат хутор. Тогда и начнется их работа. Он посмотрел на куривших у машины оперативников. Посмотрел внимательно, стараясь различить хоть малейшую тень беспокойства на их лицах. Но так ничего и не увидел. Лица у офицеров были будничные, как у людей перед привычной и уже надоевшей работой.

Над лесом, дорогой, полем висело яркое апрельское солнце. От земли шел пьяноватый резкий дух. Из леса пахло сырой землей и талым снегом. Весна была спорой и ранней. Солнце припекало спину, и хотелось постелить на землю брезент, лечь лицом к солнцу и, закрыв глаза, ощутить на лице доброе и ласковое тепло.