Эллестон Тревор - Полет Феникса

- Через час возобновляем работу. Если хотите взять что-нибудь с собой в полет, то позаботьтесь об этом сейчас. Разумеется, ничего громоздкого - весь багаж придется оставить, речь идет о личных бумагах и мелких предметах. Кроме того, я хочу убедиться, что пассажирские гнезда вам впору. Поэтому прошу вас сейчас занять свои места.

Они молчали. Белами поставил ногу на проволочную подножку и, качнувшись, очутился в гнезде прежде, чем успел засомневаться, хватит ли сил забраться туда. За ним последовал Кроу, он грузно осел в гнезде, держась руками за поперечное ребро и чувствуя тяжесть в сердце от затраченных усилий. Пока остальные занимали свои места, Стрингер наблюдал, стоя у края крыла. Люди, привязанные, как бесформенные кули, к фюзеляжу, портили очертания самолета. Они дадут изрядное паразитное сопротивление, но нет никакой возможности затолкать их внутрь, потому что фюзеляж представляет собой очень узкую гондолу "Скайтрака". Если делать отверстия в обшивке, то это ослабит конструкцию. Конечно, коэффициент полезного действия машины был бы на пятьдесят процентов выше, если бы их не было на борту. Но они помогли ему построить ее, поэтому у них есть все права лететь на ней. Наконец он дал сигнал "отбой", и все снова окружили своего лидера.

- Особых проблем нет. Только во время полета никто не должен двигаться в своих гнездах, потому что факторы устойчивости имеют критическое значение. Теперь вы можете собрать все мелкие предметы, которые желаете захватить с собой. К работе приступим, когда сядет солнце. - Он забрался на место пилота и принялся осматривать соединения рычагов.

Моран отвел в сторону Таунса: он боялся с его стороны нового проявления строптивости.

Прислонясь к фюзеляжу, Таунс пристально смотрел на дюны, которые в свете угасающего солнца похожи на красные коралловые рифы. Над ними продолжали кружить два стервятника.

- Последняя наша ночь здесь, Фрэнк.

- Лучше бы мне поступить, как Кепель. Умереть приличной смертью. Никогда не скажешь заранее, что будет при крушении. Ведь у Уотсона осталось всего три патрона.

Моран внимательно посмотрел ему в глаза.

- Кем бы он ни был, как бы он ни был хорош или плох, он уже три недели строит этот самолет так, как умеет. Завтра ты его поднимешь в воздух. Если ты сможешь оторваться от земли, у нас будет какой-то шанс, может, один из тысячи, но шанс. Если мы останемся здесь, то к завтрашнему вечеру станем добычей стервятников. Поэтому, Фрэнк, если машина полетит, тебе нужно будет вложить в нее все, что ты знаешь и умеешь. А это ты сможешь, если только заставишь себя хоть немного в нее поверить. Прошу тебя, поверь... Если мы разобьемся, ты умрешь, зная, что не твоя в том вина.

ГЛАВА 24

Они не были готовы услышать эти два слова. Два слова перевернули все. Они их напугали.

До того, как это произошло, - где-то около пяти утра, работали почти не разговаривая. Из кабины "Скайтрака" сняли гирокомпас и указатель скорости, установили их на "Фениксе" рядом с креслом пилота. С помощью этих инструментов они смогут поддерживать приблизительно прямое направление полета и рассчитывать по часам покрытое расстояние. Таким образом, можно будет указать поисковой команде примерное местоположение остатков самолета и могил.

Таунс вложил пиропатроны в стартер. Он стал уговаривать себя хоть немного поверить в вероятность того, что затевал Стрингер. По крайней мере, эти пиропатроны были настоящими: они провернут двигатель, и мотор заработает. Может быть, на полных оборотах большой винт как-нибудь протащит всю эту груду металла на хвостовом костыле прямо по песку, через всю пустыню, пока они не наткнутся на колодец. Он так и сказал Стрингеру.

- Зачем рисковать и подниматься в воздух? Можно просто ехать, как на такси, всю дорогу.

- Вы что, серьезно, мистер Таунс? Разве вы не знаете, что система охлаждения рассчитана на работу в основном при крейсерской скорости. Мотор перегреется и заклинит уже через десять миль, а до ближайшего оазиса останется еще не менее ста пятидесяти. Кроме того, костыли не выдержат непрерывной нагрузки, они рассчитаны только на один взлет и одну посадку, их время действия - примерно одна минута. Наконец, пустыня изобилует валунами, и первый, на который мы наткнемся, разобьет шасси, а потом и пропеллер. Этот самолет сконструирован для полета, мистер Таунс. Это не игрушка, которую заводят и пускают по полу.

За эту долгую ночь Таунс на какой-то момент действительно поверил, что "Феникс" полетит и они выберутся отсюда живыми. Он даже задумался о своем будущем. В свою защиту он не сможет выставить ни одного аргумента. Полет при отсутствии радиоконтакта с землей - нечто такое, на что порой идет летчик, если хорошо знает маршрут и местность. Но даже и это никогда не считается убедительным оправданием. Можно считать, пилотских прав у него уже нет - их можно выбросить прямо здесь.

Но есть нечто куда более важное, чем конец летной карьеры. Он уже убил семерых, и даже если ему сохранят права, он не сможет больше взять на себя ответственность за чужую жизнь. В пятьдесят лет такое не стряхнешь с себя просто так, не спишешь на невезение и никуда негодную сводку погоды.

Последний его полет будет завтра, если он вообще будет.

К утру отмыли бензином песок, налипший на смазку в соединениях рычагов во время последней бури. Сняли, прочистили и вновь поставили на место воздухозаборник. Стрингер проверил каждую деталь новой машины, придирчиво осмотрел все, сделанное их руками. Иногда он застывал в раздумье возле своего детища. Никто не беспокоил его в такие минуты.

Белами поддерживал огонь в горелке дистиллятора, руки двигались сами, по привычке. Кроу нашел мешок для обезьянки, проделал в нем дырки для доступа воздуха, прикрепил проводом к гнезду. Сержант Уотсон неуклюже прочесывал песок на будущем пути самолета, очищая от мелких камней и метеоритов. Ему слышался иногда голос капитана Харриса, слышался так ясно, как будто он был где-то рядом. Сержант услышит его не раз во время суда, если выберется отсюда. Отказ подчиниться приказу офицера в обстоятельствах, сопряженных с опасностью для жизни. Что ему будет за это? Подумать времени хватит - пока подержат на гауптвахте, разжалуют в рядовые. Нет, в будущем розами не пахнет. И, самое главное, некого больше ненавидеть. Харриса нет, а другого такого не найдешь. Может, лучше остаться здесь, закрыть глаза, представить роскошную женщину, прямо как миллионеру на отдыхе, нажать на курок - и прощай, Уотсон, аминь!

Он механически выгребал из песка камни, зная, что если эта штука взлетит, он все же улетит на ней, хотя и не сможет объяснить, почему.

В четыре ночи взошла луна, и лампочка сразу потускнела, словно наступил рассвет. Теперь никто не работал, кроме Стрингера. Все сидели на песке спиной к свету, бодрствуя на зябком воздухе. Сил, чтобы согреть себя движением, не оставалось. Все хранили молчание. И когда услышали эти два слова, то растерялись,

- Все готово, - сказал он.

И все сразу переменилось. Потому что теперь все было позади, и оставалось только надеяться. А лелеять надежду легче, когда ради нее надо работать.

Моран посмотрел на Стрингера и вдруг увидел в нем человека, который отдает себя на их суд. Приговор отсрочен до утра. Интересно, сможет он выговорить хоть слово? Надо попытаться.

- Поз-равляю.

В забрезжившем рассвете добрались до самой горловины дюн. Прежде чем над землей поднялся полный диск солнца, они очистили путь для самолета.

Стрингер зашел в салон выключить свет. В ту же розетку включил свою бритву и прислонился к переборке, зажмурил от боли глаза: вместе со щетиной бритва сдирала кожу, мешала сосредоточиться. Он пытался мыслить ясно. Теперь самолет закончен. Все проблемы позади. Теперь "Феникс" должен взлететь. Эта мысль несла с собой беспокойство. До сих пор его занимала лишь постройка самолета, теперь же предстояла окончательная проверка конструкции в воздухе. Что-то он мог и упустить: никогда прежде ему не приходилось строить полнообъемные самолеты.

Звук бритвы гипнотизировал, и он не заметил, как стукнулся обо что-то головой, падая на пол. Ему показалось, что лежал он долго, прежде чем услышал чей-то голос над головой.

- Мы готовы, Стрингер.

Он встал на ноги, а уж потом открыл глаза, увидел в дверном проеме Морана и забормотал:

- Иду. Я брился. Иду. - Он не обратил внимания на кровь на лице в том месте, которым ударился. Испытал только сильную досаду неизвестно на кого. - Вода? - спросил он штурмана, но Моран уже исчез. Он не хотел так жадно спрашивать о воде - получилось это само собой. Нарочито помедлив, он положил бритву в коробку и взял с собой, потому что в своих поездках никогда с ней не расставался.

Мистер Таунс. Где мистер Таунс? Его пилот.

Они сгрудились у хвоста, возле воды. Было полторы бутылки. Половина бутылки была еще теплой после дистилляции. Солнце светило в их лица. Они были безжизненны.