Иван Мотринец - Красиво жить не запретишь

— Мне так не кажется, — Величко сделал паузу, пытаясь яснее сформулировать еще не вполне выношенную мысль. — Занимаясь такими делами, она могла кого-то шантажировать. Кого-то из женщин, хорошо обеспеченную или со связями, с положением. А если женщина молодая, красивая?

— Так-так. Хорошо думаете, лейтенант, — и дальше Иванцив обращался уже только к Иволгину: — Надо нам, Василий Анатольевич, еще раз просеять всех, кто попал в поле зрения по делу Черноусовой. Всех! Действительно, у Жукровского или Федосюка меньше мотивов для убийства, чем могло быть у неизвестной нам женщины. Или у ее мужа, любовника. Мы сегодня не можем с достоверностью сказать, что убитая лишь представляла квартиру для свиданий, а не предлагала и товар на этом рынке любви. Мы должны знать точный ответ на этот вопрос, меня он буравит уже давненько.

— Погрузимся в область психологии. Предупреждаю: нам из той грязи не выбраться, — Скворцов знал, сколь болезненно реагирует на одно имя Черноусовой даже Инна, никогда не переступавшая порог ее дрянного дома и полагал, что на этом пути их подстерегают только тупики.

— Надо расширить круг поисков Федосюка, — продолжил Иванцив. — У него же на физиономии написано: нагл, самоуверен, туп. Не верю, чтобы ты, Валентин, со другами не передумал такого, не вычислил.

— У Федосюка, — ехидным голосом заговорил Иволгин, — если вы, конечно, заметили, глаза широко поставлены. А это, как слышал от вас же, признак талантливой личности.

— Так утверждал Пикассо, а не я, — Иванцив оставался невозмутимым. — Ну, а мы сети забросим пошире, во всех сомнительных местах. Чует мой нос: не сегодня — завтра будет улов.

— При таком-то насморке? — съехидничал и Иволгин.

— Вы, курящие, не подхватите такую заразу, как грипп. Мои бактерии сквозь этот дым не пробьются.

— На том стоим. Пожелаем нам удач на нашем трудном пути. Выходные, как я понимаю, отгуляет за всех нас только следователь. Товарищи, еще не дана команда «Разойдись!» Может, по чашке кофе — за наш успех? — Иволгин вынул из шкафа электрический чайник, сунул его Вознюку, показывая, что тот пуст.

Кофе пили вдвоем, Иволгин и Иванцив.

— Как наш молодожен, еще не собирается в декрет, не слышал? — спросил следователь.

— Не дай Бог! А вообще: взрослые люди, а сказать человеку прямо то, что тебя беспокоит, почему-то неудобно. Разумеется, некстати женитьба Валентина. Да нет, ты же знаешь, я не против в принципе. Но для самого Валентина это опасное испытание. Инна, конечно, славная девушка, но даже такая славная не сегодня-завтра спросит: и это медовый месяц?! Погодить бы надо.

— Стареешь, дружище.

— Наверно. Но кто-то женится, а у кого-то голова должна болеть. Сейчас пытаюсь выбить квартиру Скворцову. Там, у родителей жены, понимаешь, не мед. Две комнатенки, к тому же проходные. Внес им Валентин беспокойство, и немалое: звонки, поздно приходит, рано уходит.

— Так что с квартирой?

— Будет. Постараюсь к Новому году. Но знаешь, получают жилье в основном не те, кто в нем остро нуждается.

— Не пытайся испортить мне аппетит перед обедом. Значит, скоро погуляем на новоселье?

— Вот-вот. Кто прокатится, а кому санки в гору тянуть. Завтра где тебя искать? Чует и мой нос.

— В прокуратуре. У меня, если запамятовал, суббота тоже рабочий день. А вечером, часов с семи, застанешь по этому телефону, вот, не задень никуда номер.

— Вот это новость! Судя по номеру, новый район, новые знакомые?

— Я не давал подписки о невыезде в выходные.

— Рад, рад, друже!

— Ты сказал — не я.

— Опять что-то библейское?

— Вся наша литература — из Ветхого и Нового Завета. Но не буду смущать твою атеистическую сущность.

— Так я завтра позвоню. Вечером, разумеется.

Субботний «улов» был никудышний, ничего существенно нового не принес. Скворцов ушел из райотдела в шесть вечера, предупредив дежурного, что отправляется домой, у него сегодня головомойка. Майор Сидоренко решил поддержать разговор:

— Еще медовый месяц не кончился, а уже шею мылят?

— Это прекрасно, когда тебе есть кому помыть спину. Но голову я предпочитаю мыть сам. По субботам, в ванной.

— А не щекотно, когда спинку моют? — не смолчал Сидоренко.

— Возбуждает.

— Женился — стал человеком, с тобой теперь и поговорить есть о чем.

— Увы, бегу, вода стынет.

— Вот это семейная жизнь! Человек еще на работе, а его ждут горячая ванна и молодая жена. Тоже горячая.

— Нарвешься, майор, на дуэль. Будь! Бди!

Инна новоиспеченного мужа, конечно, ждала. Но с ванной он сильно преувеличивал: его черед мыться дойдет только к полуночи. И на сей раз тягостным будет семейный ужин, вчетвером. И можно ли то, что они едят, назвать полноценным ужином? Сладкий морковный салат, рогалики, кефир. Семейные будни начинали тревожить Валентина. Часто в последнее время он читал вопрос в глазах Инны. Но оба молчали, причем, Валентин не понимал причины молчания жены. Сам он решил продержаться до получения квартиры. Каким же надо быть идиотом, чтобы рассчитывать построить собственную семью в чужом гнезде! Теперь надо постараться не потерять то, что уже имеет, и сохранить мир в доме и собственное достоинство.

Родители Инны — нормальные люди, слава Богу, не хамы, не лицемеры. Они живут так, как привыкли жить, и менять привычки в таком возрасте не стал бы никто. Такой зять, как Валентин, для такой семьи, как Иннина, где давно утвердился культ мужа и отца, культ хозяина, — такой зять не мог органично войти в этот дом. Поле напряжения ширилось с каждым днем, особенно после того, как Валентин однажды пришел домой с рассветом, а во второй раз поднялся по телефонному звонку и тут же уехал — в три двадцать ночи.

Решив, что он пока не в состоянии что-либо изменить в незадавшейся семейной жизни, Валентин отгонял невеселые мысли. Зима собиралась-собиралась, но, видать, и на Новый год не дождется Львов снега. Сырость и серость. А народу на улицах полно. И почему людям дома не сидится?!

А вот некий Федосюк отсиживается, вероятно, в уютном доме, и сыт, и пьян, и нос в табаке. Впрочем, Скворцов не помнит наверное, курит ли Федосюк. Как в воду канул этот злодей. Надо бы еще раз обратиться к гаишникам, хорошенько поискать машину Федосюка в городе. Не мешает и дворникам дать ориентировку, машину могут скрывать в каком-нибудь дворе. Автостоянки надо проверить повнимательнее. Можно, при желании, найти и иголку в сене. Хотя Иволгин шутит, что иголку ныне труднее всего найти в руках девушки.

Вопросительных знаков сегодня даже больше, чем вчера. Куда девался человек из простреленных «Жигулей», обнаруженных на Городокской трассе? Нашли владельца машины — некий Усов, божий одуванчик, ветеран войны, машину приобрел за треть цены, для внука. Внук якобы сейчас у тетки, в Одессе. Валентин звонил туда сам, не называясь, конечно. Олег уехал на Днестровский лиман, на рыбалку. Якобы. Надо проверить основательнее, попросить одесских коллег.

Теперь бесспорна связь двух событий: неудавшееся покушение на Машу в больнице и дорожное происшествие на Городокском шоссе. Если Машу намеревались убить, тогда что произошло на шоссе? Или прав Иволгин: Машу хотели увезти из больницы, похититель растерялся, увидев милиционера, и выстрелил. Те, кто посылал его в больницу, попытались убрать его. Прямо сицилийские мафиози. Нет ни трупа, ни раненого. Между тем, пятна крови в машине свидетельствуют, что пуля угодила в голову. Вместе с тем, в больницы и поликлиники города никто с черепной травмой не обращался. Мог, разумеется, не сработать контроль. С трупом же, да еще в зимнюю пору, хлопот практически никаких. Были бы крепкие нервы да колеса. Можно без особой конспирации подбросить труп на городскую свалку, допустим.

Пока ничего не дало наблюдение за медсестрой из реанимационного отделения, но персонаж интересный. И следить за ней ребятам нравится, есть на что смотреть: красивая, сильная фигура, броское, плотоядное лицо, походка «открой глаза». Вот тряпки ее как раз ни о чем не говорят, тут он готов поспорить с Иволгиным. Женщины настолько изобретательны в экипировке, что зарабатывая стольник в месяц, выглядят на все пятьсот.

Жукровский «засветился» и вновь исчез на просторах необъятной Родины. В данный момент он вполне может разъезжать уже не с запорожскими госномерами. Услужливых дураков хватает. А может предаваться любовным играм в чьем-либо теплом гнездышке, в любом городе или поселке Союза. Разве что отбросить надо самые отдаленные точки на Севере, в Средней Азии, на Дальнем Востоке. Хорошо, конечно, что розыск Жукровского взял на себя Киев, только не мешает и самим шевелиться. Чем черт не шутит, надо перезвонить ребятам в Кишинев, Одессу, Сочи, Гагру, Пицунду. У этого жулья, похоже, один вкус, захолустный, тихий городок для них — хуже касторки.