Владимир Кашин - Следы на воде

— Есть в хате душа живая? — громко спросил Коваль.

— Есть, есть, — подала голос Даниловна и выглянула в коридорчик. Глаза ее широко раскрылись, когда увидела Коваля.

— Ой, боже ж мой! — вскрикнула она. — У меня и не убрано!

— Да ничего, порядок, — успокоил он. — Шел мимо, думаю, дай загляну к Марине Даниловне, как она тут.

— Если бы я знала раньше!.. — Даниловна зачем-то начала снимать передник. — Садитесь отдохните, у меня не жарко. Какая бы жара на улице ни была, а здесь одно наслаждение…

— Пока на улице тоже приятно. — Он понял, что Даниловна явно растерялась, говоря в такое мягкое утро о жаре.

— Мою хату дачники любят, — продолжала хозяйка. — Земляк здешний, из Херсона родом, известный генерал, каждое лето приезжает с женой, и только ко мне. Поживет день-другой в гостинице — и сюда. Чем же вас угостить? — снова забеспокоилась она. — Такой гость…

— Да ничего не нужно, — остановил ее Коваль. — Посижу немного и дальше пойду.

Он взглянул в окно. По дороге, которая отделяла эти несколько хат от пляжа, шла с мешком травы Нюрка.

Даниловна проследила за взглядом Коваля.

— Кроликам понесла, квартирантка где-то уже накосила. Валька ей все делает… — завистливо сказала Даниловна.

Тем временем сторожиха завернула на соседний двор.

— Ее хата? — спросил Коваль, показывая на выделявшийся среди невысоких мазанок большой дом под черепицей с просторным для этой прибрежной полоски подворьем.

— А чья же! — буркнула Даниловна. — Купила… За хатой у нее еще парники есть. С деньгами и дурак устроится…

— Откуда у нее деньги!.. — нарочно возразил Коваль. — Сколько там сторож получает!..

— Она еще и на базаре убирает. А там приварок большой.

— Какие здесь базары, Марина Даниловна!.. — снова засомневался Коваль.

— Не скажите, Дмитрий Иванович. Живут у нас учителя и служащие, у которых нет участков, есть приезжие, а больше всего дачников. Пойдите посмотрите. Там всего полно: арбузы, дыни… И молоко, и сыр, и цыплята… Э, нет, базар у нас хороший!

Коваль слушал и думал, как бы завести разговор об ондатрах, но так, чтобы у Даниловны не возникло подозрения, какие именно шкурки его интересуют. В то же время не переставал поглядывать в окошко.

Вот Нюрка скрылась в сараюшке, через минуту-другую вышла оттуда с пустым мешком и принялась по дороге сворачивать его. Прошла снова мимо хаты Даниловны, направляясь к колхозной кладовой, куда с фелюг сдавали ночной улов. Там уже стояли несколько женщин.

Вскоре Коваль увидел, что сторожиха возвращается с тем же мешком, но уже не пустым и, судя по всему, довольно увесистым.

— Вот видите, — не выдержала Даниловна. — Уже рыбы набрала! Теперь будет на базаре продавать. Этой нахалке все можно, никто не задержит… А попробуй мне это сделать, так все село будет гудеть!

Она обиженно замолчала. Ее неприязнь к сторожихе рыбинспекции была настолько откровенной, что позволяла Ковалю надеяться все разузнать о соседке, которую она знает лучше других, потому что когда-то дружила с ней.

— Марина Даниловна, у меня к вам просьба, хочу посоветоваться. Вот придет зима, а у меня приличной шапки нет. Слышал, что в ваших краях можно шкурки купить. Говорят, хлопцы бьют здесь ондатру и продают шкурки.

— Ну, это не просто, — задумалась Даниловна. — Нужно найти человека, который продает. Браконьеры не сразу торгуют. Пока вычинят, растянут, время проходит. Своих постоянных клиентов имеют. Посторонним не очень продают.

— Вот-вот, — подхватил Коваль. — Вы же не посторонняя. Вас здесь все знают. А я понятия не имею, у кого спросить. Вам и скажут, и продадут. Не купите ли для меня?

— Не знаю, не знаю, — задумалась Даниловна. — Разве что… Так ведь дорогие они, Дмитрий Иванович, кусаются… Вы думаете, эти шкуродеры дешево их отдают? Не только с ондатры — и с человека шкуру дерут.

— Сколько приблизительно? — поинтересовался Коваль.

— Да по-разному… Рублей сто или сто двадцать, если на шапку. Вам их, наверно, штук шесть или семь пойдет.

— Да не меньше. Заплачу, сколько скажут. Сто двадцать так сто двадцать. И больше не пожалеешь, если нужно и взять негде.

— Такой солидный человек, — покачала головой Даниловна, — и не можете у себя в Киеве купить?

— Выходит, что нет. Больно голова нестандартная. Остается только пошить…

— Сейчас не сезон. Их ловят и бьют под зиму, когда подшерсток вырастает. Но кое-кто и с лета промышляет, быстренько жир гипсом снимет, подсушит, подержит немного в квасцах или уксусе — и готово. Если из таких шкурок пошить шапку, то она потом в руках трещит, как будто ее из бумаги сделали.

— Да ничего, — согласился Коваль.

Была надежда, что вдруг убийца Чайкуна продаст шкурки, взятые в лодке своей жертвы, именно через Нюрку. Профессиональное чутье подсказывало, что сторожиха чем-то связана с трагическим происшествием в плавнях или, по крайней мере, знает о многом.

Конечно, на свежих шкурках никаких отпечатков не будет. Иначе все было бы очень просто. Следы остаются на обезжиренных предметах: стекле, дереве, ткани и тому подобных. Правда, криминалистическая наука тоже не стоит на месте. Коваль знал, что в научно-исследовательском институте милиции разработан новый метод вакуумного напыления слабых следов, что дает возможность выявить отпечатки пальцев даже на крупнозернистом кирпиче.

Может, удастся найти того, кто даст эти шкурки сторожихе. Но и это не все. На бортах лодки Чайкуна остались ворсинки убитых ондатр. Возможно, что эти ворсинки окажутся от тех шкурок, которые он достанет, и это посчастливится установить.

Такие соображения подбадривали Коваля. Должен был использовать малейшую зацепку. «Если не пригодятся для доказательства, то хоть шапка будет», — утешил он себя.

— У кого же спросить? — вслух подумала Даниловна.

— А может, у Нюрки? — подсказал Коваль.

— О-о! Нюрка-то знает, где взять… Только не хочется кланяться ей.

— Марина Даниловна, святое дело сделаете! — умоляюще попросил Дмитрий Иванович.

Он был уверен, что шкурки, которые его интересуют, пройдут через Нюркины руки, — не станет рыбинспектор, если он добыл ондатру, сам продавать, удобней всего через сторожиху. Она и покупателя найдет, и тайну сохранит. Наверное, и другие браконьеры не обходят Нюрку.

— Только для вас, Дмитрий Иванович! — вздохнула Даниловна. — Глаза бы мои не видели этой заразы!

— Чего вы так? — насторожился Коваль.

— Нечестный она человек! — взорвалась Даниловна. — Подлая!

Он не стал расспрашивать. Чего доброго, еще откажется от обещания. Нужно было изменить тему разговора.

— А почему ее квартирантка Валентина всегда в чулках ходит? — спросил он. — В самую жару…

Даниловна недоуменно глянула на Коваля. Она только что собиралась выместить на пакостной Нюрке свою злость, а он ее будто на бегу остановил.

— Валька? Да у нее ноги волосатые! Разве не видно? Людей стыдится.

— Вот оно что! — вскинул брови Коваль и задумался. — Знаете, Марина Даниловна, раз такое трудное дело, то поспрашивайте у других. Или обойдусь уже и без новой шапки. Похожу в старой.

— Нет, — возразила Даниловна, — если обещала, спрошу. Ради вас, Дмитрий Иванович. Шкурки сейчас, наверно, кроме нее, никто и не найдет… А если невыделанные попадутся?

— Можно и невыделанные.

— Тогда это проще, — обрадовалась Даниловна.

— Знаю в Киеве скорняка. Такие мягонькие делает, любо-дорого смотреть. Пусть будут сырые, недавно снятые. Даже лучше. Я их отошлю, и мне вычинят. Только не говорите, что для меня. Придумайте что-нибудь… Хотите кому-то послать или еще что-нибудь… Может, в Киев, дочке…

— Хорошо, — кивнула Даниловна. — Нарядим вас в шапку, Дмитрий Иванович.

Наконец-то! Коваль взял у Даниловны сверток и, положив на стол, осторожно развернул. В старой газете лежали шкурки ондатры. Уселся и, перекладывая одну за другой, стал рассматривать.

Даниловна все еще стояла возле порога.

— Да вы проходите, садитесь, — не отрываясь от своего занятия, сказал Коваль.

Конечно, невооруженным глазом на шкурках ничего не увидишь, разве только то, что они невыделанные и с внутренней стороны покрыты довольно толстым, посыпанным солью слоем жира. На нем же, как известно, следов от прикосновения рук не остается. Это когда шкурка пройдет выделку, разве что тогда на ней могут обозначиться отпечатки. Да и то уже того, кто вычинял. А это может быть совсем не тот человек, который подстрелил или поймал зверька. Определить, кто свежевал, можно «по почерку», но не всегда. Почти все снимают шкурку «чулком». Правда, один снимает с головкой, другой — без нее, по-разному обрезают шкурку и на лапках, но вариантов немного, и выводы признаются вероятными, а не доказательными.