Дик Фрэнсис - В мышеловке

— Между прочим, на службе. Говорите же!

— Две вещи… Во-первых, я могу помочь вам с расшифровкой реестра. А во-вторых…

Я рассказал ему о пребывании Уэксфорда и Грина в Веллингтоне и о том, что они украли мои вещи. У них мой паспорт, туристские чеки и чемодан со снаряжением художника-профессионала.

— Тот, который я видел тогда у вашего кузена?

— Да. И еще у них может оказаться страница-другая из оригинала списка…

— Повторите. Подробнее.

Я повторил и продолжал дальше:

— Большая часть списка выброшена в море, но я знаю, что по меньшей мере одну страницу Уэксфорд выловил. Так вот… я думаю, что они вернутся в Мельбурн, возможно, сегодня. Это может случиться в любой момент, и, когда они приземлятся, есть шанс обнаружить у них кое-что…

Я перевел дух. Он помолчал.

— Можно организовать обыск в таможне. Но зачем им было рисковать и брать вещи?

— Они уверены, что я мертв.

— Боже! Почему?

— Я предоставил им удобный случай немного поупражняться в стрельбе. Гильзы вам понадобятся? К счастью, пулей я не разжился, но шесть гильз имеется.

— Они могут… — Его голос почти пропал. — Ладно, — снова стало слышно, — что с реестром?

— В маленьком списке… Взяли?

— Да, он передо мной.

— Отлично. Первая буква означает город, в котором продана картина. М — Мельбурн, С — Сидней, В — Веллингтон. Вторая буква указывает художника. М — Маннинг, X — Херринг, а Р, как мне кажется, Рауль Милле. Буква С означает «копия». Все картины в малом списке — копии. А те, что в длинном списке, подлинники. Понятно?

— Да. Дальше.

— Числа — просто порядковые номера. Они успели продать пятьдесят четыре копии, когда я… э-э… когда список попал ко мне. Последняя буква означает Ренбо. Тот самый Харли Ренбо, который работал в Алис-Спрингсе. Если припомните, я говорил вам о нем в тот раз.

— Припоминаю.

— Уэксфорд и Грин несколько последних дней были заняты в основном преследованием и, вполне возможно, не замели следы в Мельбурнской галерее. Если полиция в Мельбурне устроит обыск, то сможет собрать недурной урожай.

— В Мельбурне считают, что уже одно исчезновение из галереи списка могло побудить их к немедленному уничтожению всего, что свидетельствовало против них.

— Они могут ошибаться. Уэксфорд и Грин не знают, что я отослал вам копию списка. Они считают, что список сейчас плавает в море, и я вместе с ним.

— Я передам ваше сообщение в Мельбурн.

— Здесь, в Веллингтоне, есть еще одна галерея и копия Херринга, которую они продали одному мужчине из Окленда…

— Сообщите подробности.

Я дал ему адрес галереи и назвал Нормана Апдайка.

— В длинном списке встречается также буква «Б». Следовательно, существует еще одна галерея. Вероятно, в Брисбене. И в Сиднее может быть еще одна. Наверное, это та, которую они закрыли, потому что она находилась на окраине и всегда была полупустой.

— Стоп, — вдруг сказал он.

— Извините, но организация как грибница… Она разрастается под землей, и грибы могут вылезти где угодно.

— Я сказал «стоп» только для того, чтобы сменить пленку на магнитофоне.

— О! — Я едва не рассмеялся. — Ну, а Дональд что-нибудь ответил на мои вопросы?

— Да, ответил.

— Вы расспрашивали осторожно?

— Успокойтесь. — Голос его звучал сухо. — Мы спросили в таком порядке, как вы просили. Мистер Стюарт ответил «Да, конечно» — на первый вопрос, «Нет, зачем мне это?»— на второй и просто «Да» — на третий.

— Он абсолютно уверен?

— Абсолютно. — Он откашлялся. — Несмотря на свое состояние, мистер Дональд отвечал ясно и четко.

— Что он делает? — спросил я.

— Все смотрит на портрет жены. Когда ни придем — видим его через окно. Сидит возле портрета и смотрит на него.

— Вы считаете, он… в здравом уме?

— Здесь я не судья.

— Не можете ли вы по крайней мере сказать ему, что уже не подозреваете его в организации ограбления и убийстве жены?

— Решать должно мое начальство!

— Ну так подтолкните их! — попросил я. — Неужели полицию не интересует общественное мнение о себе?

— Ну почему же? Вот вы, например, весьма быстро обратились к нам за помощью, — язвительно заявил он.

«Чтобы делать за вас вашу работу!» — подумал я, но вслух этого не сказал.

— Ну… — В его голосе прозвучало нечто вроде извинения. — Ну, скажем, для сотрудничества. — Он помолчал. — Где вы сейчас? Может, после телекса в Мельбурн мне снова будет нужно с вами поговорить.

— Я в телефонной будке внутри магазина в горном местечке возле Веллингтона.

— Куда вы собираетесь направиться?

— Останусь здесь. Уэксфорд и Грин все еще в городе, и я не хочу рисковать.

— Назовите тогда номер телефона.

Я считал номер с аппарата, повторил его и попросил:

— Вы можете ускорить выдачу мне паспорта? Очень хочу домой.

— Вам придется обратиться к консулу.

Повесив трубку, я зашагал к машине.

— Должен вам сообщить, — сказал я, забираясь на заднее сиденье, — что я вполне удовлетворился бы двойным гамбургером и бутылкой бренди.

В машине мы просидели два часа. В магазине не продавали ни спиртного, ни какой-нибудь подходящей еды. Сара купила нам пачку печенья, и мы его съели.

— Не можем же мы просидеть здесь весь день! — взорвалась она после длительного молчания.

Я не был уверен, что Уэксфорд не разыскивает ее и Джика, чтобы расправиться с ними, и не думал, что она будет рада узнать об этом от меня.

— Здесь гораздо безопаснее, — промямлил я.

— Мы просто умрем здесь от заражения крови, — высказался Джик.

— И свои пилюли я оставила в «Хилтоне».

Джик удивленно посмотрел на нее.

— А при чем тут пилюли?

— Я думала, что тебе, может, будет интересно узнать о них.

— О противозачаточных пилюлях?

— Ну да…

— О Боже! — только и сказал Джик.

Продуктовый фургон с трудом въехал наверх и остановился напротив магазина. Человек в комбинезоне открыл задние дверцы, вытащил большой лоток с выпечкой и отнес его в лавку.

— Еда! — сказал я с надеждой.

Сара пошла на разведку. Джик воспользовался случаем, чтобы попытаться отлепить рубашку от подсыхающих ран.

— А ты приклеишься к своей одежде, если не сделаешь того же, — предупредил он меня.

— Я отмочу ее в ванной.

— В море порезы не так болели.

— Верно.

Он серьезно взглянул на меня:

— Почему бы тебе немного не покричать?

— Лень. А тебе?

— Выкричусь в картинах, — усмехнулся он.

Сара вернулась со свежими булочками и бутылкой кока-колы. Мы перекусили, и настроение немного улучшилось.

А через полчаса на пороге появился хозяин магазина. Увидев нас, он начал кричать и жестикулировать:

— Я вас зову, вас…

Я побрел к телефону. Это был Фрост. Его голос был взволнованным.

— Слушайте… Тодд. Уэксфорд, Грин и Снел купили билеты на рейс до Мельбурна. В аэропорту их встретят…

— А кто такой Снел? — спросил я.

— Не знаю. Он с ними. «Бровастый», — догадался я.

— Кстати, мы провели переговоры по телексу с Мельбурном, и австралийская полиция хочет, чтобы вы скооперировались и свели все в кучу… — Он еще долго говорил, а потом спросил: — Так вы сделаете это?

Я подумал про свою усталость, про раны и боль во всем теле. Я уже сделал больше чем достаточно.

— Ладно…

— «Мог бы и сам принять участие на завершающей стадии», — подумал я, но вслух говорить не стал.

— Мельбурнская полиция хочет знать наверняка, что три копии Маннинга, которые вы… э-э… достали в галерее, и сейчас находятся там, где вы мне сказали.

— Да, они там.

— Ладно… Ну, счастья вам!

В Мельбурн мы возвращались на самолете компании «Эйр Нью-Зиланд», где нам прислуживали ангелы в костюмах цвета морской волны. Сара выглядела свежей и отдохнувшей. Джик был одет с иголочки, а я — по его словам — был цвета смеси желтой охры, лейнского серого и цинковых белил, что, собственно, по моему мнению, было невозможно.

Наш переезд протекал спокойно и организованно благодаря телексам свыше. Когда мы приехали в аэропорт, забрав вещи Сары в отеле, нас отвели в специальную комнату, угостили горячительным, а потом подвезли на машине по взлетному полю прямо к трапу самолета.

В Мельбурне нас снова встречали, отвели в другую комнату, где не было горячительных напитков, а был здоровенный австралийский полицейский в штатском.

— Портер, — отрекомендовался он басом. — А кто из вас Чарльз Тодд?

— Я к вашим услугам.

— Отлично, мистер Тодд. — Он без особой благосклонности посмотрел на меня. — Вы не больны? Что-то у вас вид…

У него был грубый голос и такие же грубые манеры, что, естественно, должно было внушать страх одним и вызывать трепет у других. А мне он, по всей вероятности, без особой радости предоставил статус временного коллеги, более низкого по званию и положению.